Владимир Кузнецов - Алхимик
От грохота закладывает уши. Слышится противное, режущее верещание, серый дым лезет в глаза, ничего не разглядеть.
Через секунду дым рассеивается, но на палубе уже никого нет. Озадаченный, Сол оглядывается. Пусто. Даже темнота отступила. Снизу слышится возня и крики матросов, всполошенных выстрелом. Эд устало садится на бочонок, роняет пистолет и обхватывает ладонями голову. Его бьет крупная дрожь. На палубу одна за одной капают темные, густые капли.
* * *— Удачная была охота? — Данбрелл выжидающе смотрит на Сола. Левая щека, и без того в ожоговых шрамах, теперь похожа на рваную тряпку. МакКаттерли как мог заштопал ее, но шрам обещал остаться жуткий. Эд вместо ответа кивает — говорить больно.
— Бумагу, — стараясь не тревожить щеку, шепчет он. Данбрелл кивает, достает из-за пазухи два сложенных листка.
— Ваше освобождение и письмо к капитану «Эржебет», торговой шхуны, которая отбудет в Рувд через неделю. Ваш ход.
Сол смотрит на него пристально, ожидая подвоха.
— Ялик, — требует он. Данбрелл кивает. Они выходят на шкафут, становятся у фальшборта. Внизу, качается небольшая лодка. В ней Сол видит Хорст, удивленно взирающего на них с капитаном.
— Довольны? — Данбрелл с трудом сдерживает гнев. Всю команду мастер и его помощники загнали на нижние палубы, из свидетелей — только сам Диверли. Сол снова отвечает кивком. Прохладный утренний ветер приятно холодит кожу. Похоже, у него жар. Лишь бы не заражение. Он промывал рану и водой и алкоголем, но этого могло не хватить.
— Республиканец. Бывший капитан «Десницы».
Гримаса гнева искажает лицо Данбрелла. Он делает шаг вперед, намереваясь схватить Сола за одежду.
— Оборотень, — продолжает Эдвард. — Крыса.
Слова не убеждают Данбрелла. Сол прикидывает, кого валить первым — мастера или капитана. Данбрелл ближе и у него пистоль за поясом. У Диверли — дубина и кортик. Данбрелл стар, Диверли — быстр и опытен.
— Издеваешься надо мной? — шипит капитан. — Да я тебя…
Внезапный грохот заставляет всех троих обернуться. Из трюма стоящей в миле «Кровавой десницы» столбом поднимается черный дым. Доносятся выкрики Паттерли и мидшипменов, матросы спешно спускают на воду шлюпки.
Эд вырывает из рук застывшего Данбрелла бумаги, перескакивает через борт. Бесконечная секунда падения — и он погружается в воду, выныривает. Хорст подает ему руку, вытягивает.
— На весла! — орет Сол. Морская вода нестерпимо жжет разорванную щеку. Сверху отчаянно бранится Данбрелл, слышатся команды мастера. Нужно спешить или с корабля их расстреляют, как уток.
Сол хватает весло, оборачивается к Хорсту, завозившемуся на корме.
Перед глазами мелькает что-то темное и страшный, тупой удар бросает Эдварда на дно ялика. В ушах звенит, перед глазами плывут черные круги. Сол мотает головой, пытаясь прийти в себя, но второй удар окончательно вырубает его.
Глава пятнадцатая
Le bataille en rХgle
— Трибунала не будет. В Порт Рокхарте нет морского офицера званием выше Данбрелла. Тебя повесят прямо здесь, на «Агамемноне».
Эдвард молча разглядывает пальцы своих ног. Он сидит в грубо сколоченной клетке, установленной прямо на шкафуте, между грот-мачтой и дымовой трубой. Солнце нещадно печет затылок, но шляпы у Сола нет, как нет и тени в которой можно спрятаться. Клетка высотой чуть больше метра, площадью полтора на полтора. Не то что встать, даже сесть нормально негде.
— Не держи на меня зла. Не уходи на тот свет с проклятием.
Сол поднимает голову. На губах — слабая улыбка, настолько спокойная, что кажется безумной. Хорст встречает взгляд Сола как встретил бы пулю — с отчаяньем и решимостью. Но в этом взгляде нет ни обвинений, ни злости.
— За что мне на тебя злиться? Ты правильно сделал. Нас бы расстреляли из ружей и фальконетов еще до того, как мы отошли на сотню ярдов. А даже если бы не расстреляли, взяли бы в порту. Бежать вглубь континента? Без припасов, без оружия — самоубийство. Ты все правильно сделал. А я сглупил. Иди с миром, Хорст. Я не злюсь на тебя.
Матрос сокрушенно качает головой, поднимается с корточек.
— Преподобный Сейдж говорит, что повесит двоих: тебя и капитана-республиканца. Вроде бы, это он людей убивал и взрыв устроил.
Сол кивает. Даже из клетки он видит «Кровавую десницу», похожую отсюда на заросшую ракушками спину исполинского кита. Фрегат перевернулся, в корме собрался воздушный пузырь, который не давал ему окончательно затонуть. В боку «Десницы» зияет огромная дыра. Судя по обрывкам разговоров, которые слышал из своей клетки Сол, виновника взрыва так и не нашли. Такое предприятие требовало серьезной подготовки — просто взорвать одну из бочек в корабельном арсенале было недостаточно. Порох там хранился так, что взрыв одной бочки не приводил к детонации остальных. Стальные перегородки, умелое чередование взрывчатки и снарядов, создающих мощное, тяжелое препятствие на пути взрывной волны — все это было плодами опыта и изысканий многих лет и многих умов. Взрыв такой мощности требовал перемещения значительных объемов пороха к «слабым местам». Как все это было сделано перед носом у десятка морских пехотинцев, дежурных офицеров, команды? Похоже, только Сол знает ответ. Ну и еще Данбрелл — если он решил поверить словам Эдварда и повесить Крысиного капитана.
Если только Крысиный капитан даст себя повесить.
По разогретым доскам стучат подкованные подошвы. Загорелая, с вязью татуировки по запястью, рука протягивает деревянную плошку с водой. Сол, прижимается лицом к решетке, хватает ее, жадно пьет. Плошка слишком велика, чтобы пройти между прутьями, а воды в ней — едва половина. Жара медленно и мучительно убивает, жажда становится постоянной спутницей. Тот мизер, который ему дают, не в состоянии даже на минуту заглушить ее. Морпех выхватывает плошку из рук Сола, уходит. Эдвард прижимается спиной к решетчатой стенке, натягивает рубашку на голову, чтобы хоть как-то защититься от палящего солнца. В Олдноне октим — холодный месяц, туманы сменяются ливнями, морские ветра несут леденящую сырость. Здесь же стоит невыносимая жара. Какая-то жуткая чехарда с климатом в этом мире. Меньше чем за два месяца Сол прошел через туманную осень в штормовую зиму, затем в дождливую весну и вот оказался в палящем лете. Как такое возможно, он до сих пор не понимает, да и не хочет понимать. С некоторым удивлением для себя он осознает, что даже не задумывался, сколько часов в здешних сутках. Нет, часа-то двадцать четыре и циферблат ничем не отличается от привычного, земного. Но соответствует ли минута здешняя минуте земной? Какова длительность дня? Теперь он понимает, что в Олдноне он жил словно в бесконечной осени — темнело всегда рано и светало поздно. Здесь же, наоборот, дни казались бесконечными, а ночи — короткими, хотя на экваторе они должны быть примерно равны.
— Смешно, — бормочет Сол себе под нос. — До сих пор мне было недосуг думать об этом. Интересно, все эти отличия появились только сейчас, когда я о них задумался или существовали всегда, вне зависимости от моего внимания?
Между тем, на палубе вокруг клетки что-то происходило. Тревожная суета, понукаемая выкриками офицеров. Спускали на воду шлюпки, швартовали их, пополняли запасы. Матросы о чем-то перешептывались, беспокойно поглядывая на подобравшихся мидшипменов, мичманы: плотник, кузнец и канонир, сосредоточенно проверяли свои епархии, наспех ладили и ремонтировали что-то. Морпехи возились с оружием, просушивали на расстеленных платках порох.
Корабль начал готовиться к отплытию. Война все-таки нашла его, притаившийся у чужого берега, и уверенно потянула его в свой водоворот.
Вечером сам Данбрелл явился к клетке Сола.
— Ты изменник и преступник. Тебя нужно вздернуть на рее в назидание другим.
Сол поднимает воспаленный взгляд на капитана. В нем нет особенного беспокойства — ничего нового Данбрелл сейчас не сказал. Но сама формулировка говорит о том, что сейчас баронет со значительным видом скажет «Но…»
— Но проклятый республиканский корабль забрал у меня слишком много хороших парней. Нам предстоит битва, большая битва. Объединенная армада датчей и республиканцев собралась и готовится дать бой Грандфлиту адмирала Лонсена. «Агамемнону» приказано присоединиться к флоту.
Сол молчит. Не трудно догадаться, что хочет предложить Данбрелл. Не трудно предсказать и его, Сола, ответ на это предложение. Но сцена должна быть сыграна полностью.
— Я даю тебе шанс. Примешь участие в битве и покажешь себя достойно — будешь помилован и продолжишь службу. Струсишь или попытаешься перебежать — свои же пристрелят тебя, как собаку. Откажешься — через час спляшешь джигу в петле.
Они буравят друг друга взглядами. Наконец, Сол кивает.
