Владимир Лосев - Проверка на разумность
— А… это ты говоришь о первом из древних, — Зеле улыбнулся, показывая все свои белые зубы. — Каждый носит в себе его крупицу. Ты, правда, считаешь, что именно он решает, кому стать разумным, а кому нет?
— А кто же еще? На нашей планете в свое время жило множество разных существ, но разумными стали только мы.
— Но почему он сделал разумными киотов, предков Аланы, да и вас тоже? Я хорошо к вам отношусь, считаю своими товарищами по несчастью, но мне непонятно, почему тем, кто убивает для того, чтобы набить себе утробу, он дал разум? Любое мышление предполагает созерцание и понимание. Нельзя убивать, это нарушает баланс.
— Наверное, тот, кто создал нас, думал иначе.
— Должно быть так, человек, но мне грустно это слышать. Твои слова заставляют меня с еще большим уважением вспоминать своих предков. Именно они давным-давно создали оружие, которое никто никогда не использовал, и многим поколениям казалось это глупостью. Теперь я понимаю, что древние лучше нас понимали вселенную, и были готовы к тому, что когда-нибудь и к нам прилетят хищники.
— Твои предки были мудры, — вздохнул Евгений. — Они знали, что этот день настанет.
— Вынужден признать их мудрость, — коротышка встал, поклонился закату и снова сел. — Они не умели летать в звездной пустоте, жили в мире и покое, но понимали многое, что для нас — их потомков, только спустя тысячи долгих лет только начинает доходить. Спасибо этому миру и тебе, человек, за то, что дал мне возможность это осознать.
— Пустяки, но мне приятно, что ты считаешь меня умным, — Торк покосился на Марину, которая лежала на земле с закрытыми глазами. — Некоторые называют меня недалеким…
— Некоторые называют тебя кретином, — буркнула девушка, не отрывая глаз. — Ложитесь спать, философы, завтра будет тяжелый день…
— Почему?
— Завтра мы дойдем до места, которое указали птахе киоты, тогда и выяснится, разумны ли мы.
— Почему?
— Потому что выживает умные, в этом киоты правы.
— Бескрылая права, — Алана взлетела на ветку, крепко вцепилась в нее когтями и закрыла глаза. — У меня тоже есть ощущение, что завтра наступит странный день, в котором каждый из нас узнает что-то новое о себе. Летуны хорошо ощущают расстояние, в этот день мы вернули потерянное время и даже немного его выиграли, если и завтра будем так же быстры, как сегодня, то придем на место, и у нас останется еще немного времени на то, чтобы найти укрытие и что-то придумать.
Торк лег на траву и закрыл глаза. Зеле сел возле огромного ствола дерева, прижавшись к нему спиной. Через пару минут все спали.
Ночью разразилась страшная гроза. Молнии сверкали со всех сторон, впиваясь в мокрую землю от проливного дождя. Мгновенно мир изменился. Все собрались возле ствола, несмотря на предупреждение Евгения о том, что молнии имеют неприятно свойство попадать в деревья — но это было единственное место, где было более-менее сухо.
Вокруг шумел ливень, словно водопад. Земля не успевала впитывать влагу, и степь на глазах превращалась в болото. Вода поднималась и угрожающе сверкала в свете молний, которые били в землю все ближе и ближе.
Даже Алана спустилась вниз, хоть сначала собиралась просидеть на ветке до утра. Она нахохлилась, расправляя перья, подняла крылья и спряталась под них, чтобы мелкие капли не били по голове. Всем остальным пришлось сидеть, прижимаясь друг к другу.
Гремело так, что разговаривать было невозможно. А потом молния ударила в паре метров от дерева, все на какое-то время оглохли и перешли в странное состояние, в котором трудно думать, и почти невозможно шевелиться. Все ждали следующего удара молнии прямо в дерево, но новый разряд ударил уже в метрах трехстах, а потом гроза стала уходить.
Минут через двадцать ливень перешел в мелкий моросящий дождь, а степь вокруг закрылась непроницаемой мглой, в которой не видно ничего.
— Это ужасно! — пожаловалась неизвестно кому Алана. — У нас такого не бывает никогда, и это прекрасно. Представляю, как тяжело лететь в такой ливень.
— У нас такое часто бывает, — Зеле прижался к Евгению. — Тогда мы собираемся в центральной пещере, сбиваемся в кучу и согреваем друг друга, и после такого ливня у нас всегда появляются дети.
— Интересно почему? — осведомилась Марина.
— Гроза длится долго — иногда несколько дней, всем хочется тепла, и как-то так получатся, что куча расползается по парочкам, занимая закоулки, потом снова собирается, и так немалое число раз. Многим нравится это время. В темноте никто не узнает другого, красавицы и дурнушки дарят любовь всем желающим без ограничений.
— Но вы же можете разжечь костер.
— Это запрещено нашими предками. Гроза — это то, что соединяет нас вместе. В темноте все становятся равными, а значит, племя становится единым целым.
— Неужели нельзя узнать, кого ты обнимаешь, даже если не видишь? — спросила девушка, похоже, ее поразило то, что рассказал, коротышка. — Это же легко.
— Узнать можно, но такого желания ни у кого нет, да и испуг пробуждает древние и самые правильные желания. Никто не обижается ни на кого, а дети, зачатые во время грозы, считаются священными и принадлежат всему племени. О них, пока они растут, заботятся все. У нас существует пророчество, что именно после очередной страшной грозы родится тот, кто поведет нас в новые миры.
— Ужас! Я бы не смогла обниматься с тем, кто мне не нравится.
— Именно после грозы рождаются лучшие и самые умные, — Зеле вздохнул и скромно добавил. — Я сам был зачат во время грозы, и тоже считался священным ребенком. Меня никогда ни за что не ругали, любили, и это сделало меня способным на многое. Звездолет, который я построил, был лучшим, и его провожали как надежду на новое прекрасное будущее.
— Ну, что ж, какое-то будущее вы уже получили, только боюсь, оно будет не очень хорошим, — Евгений похлопал по спине Зеле.
— Почему?
— Мне все время казалось, когда нас засунули в эти цилиндры с аминокислотами, что киот читал в моей голове, как в открытой книге.
— И что?
— А если он сумел увидеть расположение звезд, узнать место, где расположена наша галактика, и светило, под которым мы выросли? Что тогда?
— Не знаю, и знать не хочу, — вздохнула Марина. — Для меня это слишком отвлеченно. Я мыслю простыми реалиями: завтра мы прибудем на место, а еще через день, нам придется драться с киотами, и все станет ясно. Если нас убьют, то и беспокоиться не о чем — мертвым все равно, а если останемся в живых, тогда будем думать дальше.
Она прижалась покрепче к Торку с другой стороны, обняла его и шепнула.
— Согрей меня, пожалуйста, мне грустно и одиноко.
Евгений прижал ее к себе и нежно поцеловал в холодные плотно сомкнутые губы.
— Еще раз сделаешь такое, и я тебя убью, — вздохнула девушка. — Не сейчас. Нам не надо того, что происходит у коротышек. Просто держи меня крепче, чтобы знала, что я не одна в этом мире.
— Так ты думаешь, они могли узнать о расположении моей планеты? — спросил встревожено коротышка. — Но это же беда!
— Моя девушка сказала, что думать об этом не стоит, потому что у нас слишком мало данных, чтобы делать правильные выводы.
— Не знаю, — Зеле прижался к нему с другой стороны. — Мне тоже холодно и одиноко.
— Я не твоя девушка, — прошептала Марина. — Я ничья, и это печально.
Торк грустно хмыкнул, вслушиваясь в темноту, сказанные слова унес ветер, бросивший ему в лицо несколько холодных капель. Дождь стал слабее, и уже не так шуршал по листьям дерева, от тел Зеле и Марины шло приятно тепло, его глаза сами собой закрылись, и он заснул.
Снился ему неприятный сон, как будто он падал с огромной высоты, а внизу его ждал улыбающийся киот, хоть как он мог быть улыбающимся в закрытой наглухо маске, он не понимал даже во сне.
Когда Евгений проснулся от холода, уже наступал рассвет. Серый, промозглый туман лежал темной полосой на всей обозримой взглядом степи. Земля под ногами чавкала, а трава переполнилась влагой, и обдавала брызгами.
Он немного постоял, вглядываясь в туман, потом вернулся к дереву.
Там уже никто не спал. Коротышка под руководством Марины разжигал костер, но у него получалось плохо, сучья, валявшиеся под деревом, пропитались водой, и никак не хотели гореть.
— Одно хорошо, — прощелкала Алана, снова забираясь на дерево. — В эту ночь не охотился ни один из хищников.
— Да, выспаться не удалось ни им, ни нам. Гром грохотал, молнии сверкали, да и холодно было. Кстати, Евгений, как дорога?
— Плохо. Скользить будем. Надо подождать, пока появится солнце и немного просушит траву.
— Хорошо бы, да времени нет.
— Поверь, лучше повременить. Бежать точно не получится, придется брести, тратя бесполезно силы.
— Что ж, тогда надо что-нибудь поесть. Алана, ты не могла бы поохотиться? Как я понимаю для тебя сумрак и туман не помеха?
