Денис Кащеев - Четвертый курс
— Что она здесь делает?! — воскликнул Иван, отпрянув от окна.
— Пришла навестить старого друга — что тут такого? — невинным тоном проговорила Эмма.
— Но как она узнала, что мы здесь?! Да отойди ты от окна, заметит! — он попытался отстранить Маклеуд. Та ловко увернулась.
— Боишься, что я тебя скомпрометирую? — хмыкнула она. — Не дрейфь, здесь стекла прозрачны только изнутри, снаружи как зеркало.
— Правда? — немного успокоился Голицын. — Я не заметил…
— Да что ты вообще замечаешь?!
— Нельзя ее сюда пускать! — заявил, не ввязываясь в пустой спор, Иван. — Ей только дай повод — завтра о нас напишут во всех газетах Европы.
— Во всех? Круто!
— Издеваешься?! — рявкнул Голицын.
— Немного, — позволив легкой улыбке коснуться своих губ, кивнула девушка.
Тем временем Николь достигла крыльца, и через мгновение гостиную наполнила пронзительная трель дверного звонка.
— Ну что, сделаем вид, что никого нет дома? — уже серьезно спросила Маклеуд.
— Наверное, — пробормотал Иван.
Звук звонка повторился.
— Настойчивая, — негромко заметила Эмма.
— Что есть — то есть…
Звонок прозвучал в третий раз, затем, почти без перерыва, еще дважды. Маклеуд и Голицын притихли, затаившись.
Между тем, убедившись, что открывать дверь ей никто не собирается, гостья сошла с крыльца, приблизилась к окну и уткнулась носом в самое стекло. Иван невольно попятился, Эмма осталась невозмутима.
Тем временем, очевидно, так и не сумев ничего рассмотреть через зеркальное стекло, журналистка двинулась в обход коттеджа. Переходя из комнаты в комнату, Маклеуд и Голицын следили за ее перемещениями. Несколько раз Декуар останавливалась, подходила к окну, пытаясь все-таки заглянуть внутрь, подергала заднюю дверь — безрезультатно. Наконец, завершив полный круг, Николь вновь вернулась к крыльцу, достала из сумочки фотоаппарат-«мыльницу», сделала несколько снимков (Иван вновь невольно отпрянул) и, наконец, удалилась в сторону калитки.
Откуда-то издалека донесся приглушенный раскат грома. Похоже, приближалась гроза.
Капли дождя вперемешку с горошинами градин дробью барабанили в стекло. Вспышки молний рвали ночную тьму, гром грохотал почти без пауз. Поднявшись с кровати, где вот уже второй час безуспешно пытался заснуть, Иван натянул джинсы и вышел из комнаты на внутренний балкончик-галерею, нависающий над пустой темной гостиной, постоял немного, опершись на перила, задумчиво глядя в забрызганное дождем окошко второго света, пробормотал себе под нос: «Стихия, понимаешь!..» и уже собрался было возвратиться в спальню, как внезапно снизу послышался громкий дверной хлопок.
— Эмма? — неуверенно окликнул Голицын, и, перегнувшись через перила, попытался рассмотреть происходящее на первом этаже.
Ответа не последовало, однако внизу — не в гостиной, а где-то за ней, в коридоре, зажегся неяркий свет.
— Эмма, это ты там? — повторил свой вопрос Иван и, не получив ответа, двинулся по галерее к лестнице. Миновал приоткрытую дверь комнаты, в которой ночевала Маклеуд, сделал еще несколько шагов, но, внезапно замерев, поспешил вернуться и заглянуть в спальню девушки: так и есть, не показалось — Эмма безмятежно спала, широко разметав по подушке свои великолепные волосы.
Все в порядке, Маклеуд на месте.
Но если она здесь — кто же тогда хозяйничает там, у входа?! Может, это Боголюбов, наконец, вернулся?
Вновь шагнув к перилам, Голицын посмотрел вниз: в освещенном дверном проеме возник темный силуэт. Нет, это не Боголюбов… По сравнению с полковником ночной гость был куда ниже ростом, фигуру имел тонкую, можно даже сказать хрупкую…
— Николь?! — ахнул, испугавшись собственной догадки, Иван.
Фигура внизу резко обернулась на звук его голоса, вскинула руки — Голицын еще успел подумать, что с фотоаппаратом — и в следующий миг, перекрывая не унимающуюся за окнами грозу, раздался сухой треск автоматной очереди.
Реакция Ивана не подвела: курсант ничком повалился на пол, и пули прошли высоко над его головой, поразив разве что кирпичную кладку стены. Вторая очередь последовала уже ниже, кроша мраморную балюстраду, но и здесь опасность для Голицына представляли разве что брызнувшие во все стороны острые осколки изящных балясин. Иван согнул в локте руку, готовый открыть ответный огонь, и только тут с ужасом осознал, что «Шилка» на запястье нет.
— Вот черт! — вполголоса выругался Голицын, в который раз уже проклиная момент, когда согласился снять бластер.
Тем временем, судя по звукам снизу, незваная гостья направилась прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж. Иван похолодел. Бросил взгляд на дверь спальни: нет, там укрыться негде. Выпрыгнуть в окно? Оно не открывается — он пробовал, разве что разбить стекло…
Со стороны лестницы послышались шаги, и в арке, ведущей на его галерею, зловеще возник чужой силуэт. Раздумывать дальше было некогда, и, вскочив на ноги, Голицын перевалился через перила и, повиснув на руках, спрыгнул вниз. Автоматная очередь, прошившая галерею и высадившая окно второго света, вновь опоздала.
Приземлился Иван неудачно: нога подвернулась, и, вскрикнув, он кулем повалился на бок. Не опуская оружие, преследовательница метнулась к перилам, хладнокровно беря его на мушку, но в этот момент что-то с силой ударило ее в спину, припечатав к балюстраде. Автомат вылетел из рук ночной гостьи и, описав крутую дугу, улетел куда-то под камин.
Впрочем, так просто сдаваться противница не собиралась. Легко, как-то даже слишком легко для никогда не отличавшейся особой физической силой Николь, отшвырнув от себя Маклеуд (а это именно Эмма внезапной атакой с тыла так удачно разоружила ночную гостью), она одним прыжком перемахнула через треснувшие от удара перила и вслед за Иваном соскользнула вниз, на первый этаж. Секунда — и в руках у нее оказался служивший украшением гостиной огромный бердыш. Перехватив его поудобнее, воительница грозно двинулась на Голицына.
Забыв о боли в ноге, Иван отскочил к стене, затравленно огляделся: как назло, никакого оружия рядом не было. За окном блеснула молния — и молнией же сверкнуло лезвие боевого топора — лишь чудом Голицыну удалось уклониться, дернувшись в сторону, и смертоносный бердыш рассек старинный гобелен, отрезая герцога Савойского от его атакующей армии. Повторную атаку принял на себя деревянный стул — Иван успел подхватить его и кое-как подставить под клинок. Стул оказался крепким — окончательно разлетелся в щепки даже не после второго — после третьего удара. Это дало Голицыну время на то, чтобы, пятясь, с горем пополам отступить за массивный круглый стол, стоящий в центре гостиной. Иван попытался его приподнять, чтобы опрокинуть на врага, но тот оказался слишком тяжел.
Разделенные столом, противника замерли напротив друг друга. Стоило «Николь» — Иван уже понял, что перед ним никакая не француженка — качнуться вправо — Голицын тут же дергался в противоположную сторону, стоило ей шагнуть влево — смещался и курсант. Наконец, поняв, что бегать вокруг стола бессмысленно, ночная гостья взметнула бердыш и с размаху опустила его на дубовую столешницу, очевидно, решив пройти к цели по кратчайшему пути.
Однако не тут-то было. Глубоко войдя в древесный массив, лезвие бердыша банально в нем застряло. «Николь» дернула за рукоять, но оружие засело крепко. Тогда, упершись стопой в край стола, незнакомка уже всем телом навалилась на древко. Возможно, бердыш бы и поддался, но в этот момент вынырнувшая из темноты Эмма огромным двуручным мечом подбила «Николь» под опорную ногу. Отчаянно взмахнув руками, незнакомка завалилась на спину. Стремительно обогнув стол, Иван тигром бросился на поверженную противницу и прижал ее к полу. Подоспевшая Маклеуд ухватила «Николь» за волосы, фиксируя голову, и Голицын, наконец, смог разглядеть лицо своего врага.
— Шог-Ра! — не смог сдержать он удивленного возгласа.
— Везет тебе с подружками, — прохрипела Эмма. — Так и липнут!
Но оставалось во всем этом еще что-то непонятное…
— Схарг! — Иван резко вскочил, выпуская из рук ранолку.
— Ты что?! — возмущенно рявкнула Маклеуд. — Держи ее! Вырвется!
— Нет… — покачал головой Голицын, тяжело привалившись к спасшему ему жизнь столу. — Уже нет. Он ее отпустил.
— Кто отпустил? Кого?!
— Схарг. Ранолку. Он ею управлял, — принялся объяснять он. — Хотел, чтобы она расправилась с нами. Потому что сам не может. Он был далеко, я его не чувствовал. Это как тоненькая ниточка, пока не наткнешься — не заметишь. А когда он понял, что проиграл, то ушел, бросив ее. Ну, или освободив, не суть. Это было как яркая вспышка — поэтому я его ощутил. Но сделать ничего не успел.
— А вот это жаль, — заметила Эмма. Волосы противницы она по-прежнему из рук не выпускала. Ранолка, впрочем, не предпринимала никаких попыток высвободиться. — Так, говоришь, он ушел? И… И что теперь будет с этой?
