Ромм. Четвертый (СИ) - Горъ Василий

Когда добрались до малых покоев королевы, Ари добила телохранительниц приказом оставаться в гостиной. А сама пропустила меня в спальню, зашла следом, дождалась, пока в комнату вплывет коробка с УТК, и закрыла дверь. На два с лишним часа.

Как бедные женщины пережили такое попрание устоев, меня нисколько не волновало. Первые минут десять я веселился, наблюдая за подругой, которая, обмирая от счастья, обдирала подарочную и упаковочные пленки, помогал ей спускать части фальшь-каркаса и мусор в утилизатор, подключал УТК к энерговодам и т.д. Потом объяснял тонкости самой параноидальной системы контроля доступа, которую мне удалось найти и «присобачить» к этому учебно-тренировочному комплексу, и ждать, пока Ари пропишется в нем единственным пользователем. Когда она закончила с подготовительными процедурами, влезла на внутренний сервер и обнаружила, что он пуст, уселся на край капсулы и вывалил на живот венценосной подруги восемь кристаллов с обучающими программами. И с большим удовольствием слушал ахи и охи после завершения каждой инсталляции. А после того, как она «потерялась» в УТК, улучил немного времени и огляделся.

В реальности спальня Ари выглядела чуть больше, чем в записях, виденных во время «исповеди», и чуть менее уютной. Огромная трехспальная кровать выглядела тяжеловатой и, на мой взгляд, подошла бы грузному мужчине в возрасте. Черное белье казалось слишком мрачным. А стены чуть темнее, чем хотелось бы. Зато два кресла и небольшой столик «под старину» радовали глаз. Так же, как ковер с густым ворсом и светлый потолок. В креслах я бы посидел с большим удовольствием. По ковру прошелся бы босиком или потрогал. Потолок мог бы убаюкать, окажись я каким-то чудом на этой кровати. Но, откровенно говоря, валянию в этой спальне я предпочел бы сон в моем особняке, на «Роджере» или в каюте «Непоседы».

Кстати, мысль «окажись я каким-то чудом на этой кровати» оказалась пророческой: уже минут через десять после «нырка» в программное обеспечение УТК Ари «вынырнула» обратно. Мало того, она выбралась из капсулы и заявила, что без меня «вторым темпом» там неуютно, скинула платье «чтобы не помять», заставила меня последовать ее примеру и затолкала на кровать. А когда устроилась рядом и обняла, попросила показать те записи из детства и юности, которые мне дороже всего.

Я показал парк развлечений, в который попал в шесть лет. Не сами аттракционы, а передышку между развлечениями – обшарпанную скамейку перед «комнатой ужаса», сплошной «ковер» из обрывков разномастной упаковочной пленки под ногами и маму, сидящую лицом ко мне. Молодую, румяную, веселую и безумно красивую. И, конечно, то самое мороженое, которое я, лизнув всего раза четыре, уронил.

Ари не сказала ни одного слова, но смотрела на нее во все глаза. Вряд ли она обратила внимание на две непослушные прядки, постоянно выбивавшиеся из любой прически и придававшие маме озорной вид, на крошечную родинку на левой ноздре, к которой мне так нравилось прикасаться, и на малюсенький шрам на верхней губе. Зато сделала тот самый вывод, который жил во мне на уровне ощущений:

- Она была очень доброй, верно?

Следующие часа полтора я выворачивал перед подругой душу точно так же, как она выворачивала свою передо мной во время ночной исповеди. Показывал записи своих триумфов и разочарований, достижения и провалы, радости и обиды. Не скрыл даже ту безобразную истерику, после которой не разговаривал с мамой больше года. И чувствовал, что меня отпускает! Мало того, я перестал видеть в этой тэххерке старшую, ровесницу или девушку младше себя – она просто стала неотъемлемой частью моей души. Как бы высокопарно это ни звучало со стороны.

Когда выговорился, вместо ожидаемого опустошения ощутил легкость, абсолютно без участия разума перевернул женщину на спину, благодарно поцеловал в уголок глаза и приобнял:

- Так жалко, что ты не можешь заглянуть за мое «зеркало»: большей эмоциональной близости я не чувствовал никогда в жизни.

Она промолчала. Зато сползла пониже, положила голову мне на грудь и целую вечность слушала, как бьется сердце…

…Из спальни мы выбрались слегка одуревшими, очередной раз шокировали всех, кого встретили на пути к кабинету, выражением лиц и заперлись в нем еще на некоторое время. А ровно в восемь, как и планировалось, я засобирался домой.

Ари проводила меня до двери, невесть в который раз за вечер поблагодарила за подарок, а в момент открывания двери «договорила прощальное напутствие»:

- …и не опаздывай, а то без тебя я чувствую себя на редкость одиноко!

- Не опоздаю! – пообещал я, вышел в коридор и двинулся туда, куда вел «Поводырь». А так как лимузин нашелся в ближайшем ангаре, уже минут через шесть-семь забрался в его салон, включил автопилот, задал курс на особняк и завалился в ближайшее кресло. Увы, не расслабляться, а работать – разгребать те завалы информации, которые накидала в «Тень» двужильная Аннеке за то время, пока мы с Ари развлекались.

Завалы оказались приличными, поэтому по дороге я «переварил» всего процентов шестьдесят. Зато вымотался так, что из флаера вылез с гудящей головой. И толком ничего не соображая. До второго этажа добрался на автопилоте, по дороге встретил Олли и… каким-то образом оказался в ванной. Причем не рядом с массажным столом, а на нем!

Час неги и два часа сна вернули меня в относительно нормальное состояние. А двадцатиминутная восстановительная процедура в капсуле «Бриз» основательно взбодрила. В общем, к двенадцати ночи я был свеж, вменяем и пребывал в отличнейшем настроении. Соответственно, гостей, по-очереди возникших на подоконнике из-за призрачной границы маскировочного поля «Даэринэ», встретил радушной улыбкой.

Первой, как и положено, на пол спрыгнула королева. Обняла и поцеловала меня в щеку, точно так же поздоровалась с Олли и отошла на шаг в сторону, чтобы не мешать Аннеке. Та прошла «трассу» в той же самой «технике», встала рядом с подругой и ехидно уставилась на последнюю гостью, которая стояла на подоконнике и старательно боролась с одурением.

- Дэниел Ромм, Четвертый, «Конкистадор» и мой ближайший друг! – представила меня Ари. Первым. Тем самым, дав понять, что в ее личной табели о рангах я занимаю не самое последнее место.

Гостья, справившаяся с первоначальным удивлением, удержала лицо, тут же мазнула взглядом по моей левой груди, не обнаружила там квалификационной полоски и позволила себе почти незаметно выгнуть бровь.

- Оллия Маура Ромм, одна из жен Дэниела и моя ближайшая подруга! – продолжила королева. – В высшем свете и в ВКС больше известна под прозвищами Удавка и «Нет!».

Бровь изогнулась заметно сильнее, а во взгляде мелькнуло нешуточное удивление, так как на груди моей супруги полоски тоже не оказалось.

- Тайреша Миллика Ти’Шарли, моя старшая дочь и наследница! – закончила венценосная подруга, посмотрев на меня с легким напряжением во взгляде.

- Искренне рад познакомиться! – поклонился я тэххерке, выглядевшей копией матери, только года на два младше и заметно более серьезной. – Кстати, слышал о вас очень много хорошего.

Тайреша на мгновение прищурилась, «включила голову», несколько мгновений поколебалась и решила не строить из себя наследную принцессу:

- От Ланины Овельс?

- Ага. Она показала мне вас еще в самые первые дни нашего знакомства.

- Егоза была первой на курсе практически во всем и самой целеустремленной из сокурсниц. Теперь, когда ее нет, тянуться особо и не за кем… - скорее раздраженно, чем расстроено призналась принцесса.

- Даже не уговаривайте, все равно не верну! – ухмыльнулся я. – В стремлении к моей мечте без нее будет не так уютно.

- Дэ-эн… - дождавшись паузы, подала голос Ари. – Мы страшно проголодались. Может, продолжим общение в гостиной?

Пока мы определялись с заказом и всей толпой накрывали на стол, я присматривался к наследнице. На мой взгляд, эта Ти’Шарли была жестче, чем мать. Хотя нет, не так: если в Альери я иногда чувствовал желание быть второй, ведомой, то Тайреша казалась настоящей тэххеркой, привыкшей быть однозначным лидером и в принципе не представляющей, как можно подчиниться хоть кому-нибудь. Нет, вела она себя благожелательно, естественно и непринужденно, быстро и очень легко вписалась в компанию, радовалась шуткам, с хорошим юмором подначивала мать и Ани, но подсознательно уступала право быть сильнее себя только им. И отказывалась понимать, почему они относятся ко мне, как к равному. Кроме того, девушка не вылезала из первой ипостаси Олли. В смысле, из состояния расчетно-аналитического блока: старательно раскладывала «по полочкам» все, что видела, слышала и ощущала. И почему-то постоянно ждала подвоха от всех, кроме матери.