Телохранитель поневоле (СИ) - Виктория Серебрянская
Колебалась я не более доли мгновения. Отрицательно мотнула головой:
— Все хорошо! А за выходные спасибо! Я все отработаю! Если что-то будет нужно…
— Брось, — перебила меня, поморщившись, Линда. — Ты что же, думаешь, я совсем ничего не понимаю? Я помню, какой ты появилась на пороге кафе: огромные перепуганные глаза, дергалась от каждого резкого звука. И с ужасом смотрела на открывающуюся дверь больше месяца. Я сразу поняла, что ты скрываешься. И Лена, по какой бы причине ты ни сбежала из дому, если у тебя будут проблемы — не молчи! Хорошо? Я сама могу не много. Но у отца связи обширные. И работу другую поможем найти, и спрятаться! Хотя мне не хотелось бы с тобой расставаться. Кем бы ты ни была в прошлой жизни, сейчас ты молодец! Очень хороший и расторопный работник. Недаром же отец распорядился платить тебе на пять кредитов за смену больше, чем Игги. Та — типичная раздолбайка, никакой ответственности. Ей бы я не доверила, как тебе сегодня, достать из кладовки воду и самой встать за кассу.
От избытка эмоций у меня защипало в носу. Шумно и прерывисто вздохнув, шагнула вперед и крепко обняла Линду:
— Спасибо! За все! — шепнула срывающимся голосом куда-то в изгиб шеи барменши. Линда пахла вкусной сдобой и домашним теплом и уютом. Всем тем, чего я была лишена по собственному же выбору. Вдохнув этот запах полной грудью, я внезапно решилась и лихорадочно зашептала: — Может, все еще и обойдется. Он, кажется, меня не узнал. Но если кто-то из сегодняшних визитеров вдруг начнет меня искать или просто крутиться поблизости, то, скорее всего, мне действительно понадобится помощь. Не хочу возвращаться домой!
Линда не задавала вопросов. Только понимающе кивнула. Хотя я и видела, что ее мучит любопытство. Да и меня оно тоже терзало: как могло так получиться, что Диллон меня не узнал? Да, я теперь носила дешевенькие джинсы и мешковатую хлопковую футболку — не чета тем вещам, что были у меня раньше. Сейчас я выбирала себе одежду, руководствуясь не только дешевизной, но и выбирая то, что максимально изуродует мне фигуру. Даже год спустя я все еще опасалась привлекать к себе мужское внимание. И мешковатые, плохо сшитые и потасканные тряпки были мне в этом лучшим подспорьем. В компании с моей худобой они могли вызвать только одно чувство: жалость. Но никак не мужской интерес.
Да, в первые дни после побега, имея на руках достаточно кредитов, а я бессовестно обналичила все, что у меня было на платежных чипах, я все равно ела в лучшем случае раз в день. Не потому, что экономила. А потому что мне на нервах кусок не лез в горло. Линда была права, размышляла я, вышагивая по плохо освещенному тротуару резервации в сторону своей квартирки, еще около двух месяцев после побега я дергалась и нервничала, никак не могла поверить в то, что я в безопасности, что побег удался. За эти дни я похудела до прозрачности. Да так больше и не набрала вес. Выбираться к границе гетто за хорошими продуктами я боялась. А синтетика мне не шла впрок. И я так и осталась тонкой, звонкой и будто хрустальной, как окрестил меня старик Вэлтон, отец Линды.
Еще одним элементом маскировки стали волосы. В тот день, выбравшись из дому по приказу отца, я, вместо того чтобы послушно пойти выбирать себе свадебный наряд, угодный отцу и жениху, направилась в самый большой и самый шумный торговый центр. Обналичила все, до последнего кредита, средства, которые были на моем личном счете и на счете, который предназначался для ведения домашнего хозяйства, и совесть моя даже не мяукнула. Я не считала это кражей. Переоделась в туалете, избавившись от своих дорогих, брендовых вещей. Нашла затрапезный салон у стены, в котором вместо камер в целях экономии стояли муляжи, и покрасила волосы в самый яркий, самый вульгарный и отвратительный рыжий цвет, который только можно было найти. Меня этот цвет уродовал. Несмотря на фальшивые заверения мастера в обратном. Но мне того и нужно было. Я намеренно не стала стричь волосы, рассчитывая, что неопрятный рыжий хвост в компании косынки или кепки замаскируют меня куда лучше стрижки. Я уже тогда знала, что следующим моим шагом будет съем квартиры в гетто где-нибудь подальше от стены. А потом поиск работы по окрестным забегаловкам с громким именем «кафе».
Сегодня, топая по полутемной улице от кафе до своей квартирки, находящейся в десяти минутах ходьбы от работы, я, пожалуй, впервые задумалась над тем, как сильно меня изменила встреча с Диллоном и похищение. Не будь его, я бы так и поплелась покорно замуж за Монтриалли. И кто знает, может быть, меня бы уже не было бы в живых. И пусть я сейчас вздрагиваю от каждого шороха так же, как и одиннадцать месяцев назад, сегодня мной владеет странное чувство, что все будет хорошо. Я не вернусь домой! Не хочу! Не могу! Не буду! Лучше экономить каждый кредит и питаться синтетической белковой пищей, чем жить в роскоши и чувствовать себя мебелью. Или чьей-то игрушкой. Да, мне сейчас страшно. Но я уже не та, какой была одиннадцать месяцев назад. У меня есть даже друзья. Так что, если придется, я снова сорвусь в бега, но Диллону и моему папаше в руки я точно не дамся! И все-таки странно: Диллон явно случайно напоролся на меня здесь. Но его приятель говорил о каких-то поисках. Могло ли быть так, что искал Фейтерре меня?
Ночь для меня прошла просто ужасно. Как и в первые мои дни в гетто, я без конца просыпалась, подскакивала на месте от малейшего шороха и обливалась холодным потом от страха. Но за мной никто так и не пришел. Что, впрочем, и не удивительно. Можно подумать, что Диллон только тем в жизни и занимается, что разыскивает сбежавших сначала от него, а потом и из дому пустоголовых девиц. Делать ему больше нечего.
Доставки продуктов и других необходимых вещей домой в гетто не было. Поэтому наутро, завернувшись до самого кончика носа в необъятную парку и натянув на голову сначала кепку, а потом капюшон, нервно оглядываясь по сторонам, я отправилась за
