Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Точка невозврата
Она замолчала. Нет, она не плакала, слезы не лились из ее глаз — слишком давно все произошло, успело перекипеть. Но лучше бы уж плакала.
— И вы расстались, — констатировал я.
— Разумеется. И так до самого конца не разговаривали. Ни разу. — Она горько вздохнула. — Я же ударилась в гонки, Хуан. Спасалась в них от безысходности. Я чудила, играла со смертью, и вскоре прослыла «Сумасшедшей идальгой». «Идальго» — прозвище Адальберто среди своих, — пояснила она, — я же его дополнила.
— Но смерть пощадила меня, — отстраненно заметила она. — И на работе, в корпусе, и здесь. Вместо этого пришел ненужный в общем достаток.
Да, Хуан. Отвечаю на твой незаданный вопрос. И этот дом, и все, что внутри, включая машины — все благодаря им. Я стала четырехкратной победительницей «Las carreras», главного неофициального чемпионата экстремалов со всего мира, и кроме них много где постояла на пьедестале. Неофициальные чемпионаты более опасны, менее известны за пределами круга знающих, но зато крутятся там куда большие деньги. Ты же не думаешь, что офицер корпуса, пусть и старший, способен купить на свое жалование гоночную «Эсперансу»?
Нет, я так не думал изначально. ТАКУЮ машину можно только выиграть.
— Обидно то, что я не могу ударить в грудь и закричать: «Я не знала!». Знала, все знала. К чему это приведет. Мне не стоило устраивать шоу на трассе, нужно было тихонько пропустить его и лететь второй, отсекая остальных. Но мне хотелось лишний раз доказать, что я сильная. Доказать самой себе, Хуан. Потому, что за день до этого десять девчонок стреляли и убивали по моей команде, рисковали жизнью. Я отпускала их в бой и несла за них ответственность; от меня зависело, сколько человек сегодня умрет, и кто это окажется. Там я была богом, решающим всё. Здесь же видела всего лишь трассу, детскую игрушку, и не желала понимать, что игрушки — это тоже серьезно. Понимаешь меня?
Еще не понимал, но уже начал. Она загрузила меня, и пищи для размышлений мне хватит надолго.
— В тот день мы как раз и обсуждали это, спорили. Я доказывала свою правду, он — свою. И когда я поняла, что мои аргументы не слышат, потому, что не хотят слушать, мне стало обидно. И я выместила злость, как могла.
Она подошла и положила руку на плечо:
— Так что, Хуан, ты зря напрягаешься. Одиночество — не причина, это следствие. Следствие того, что мы сильные. Все мы. Некоторые, вроде Мишель, находят половину под стать себе, как ее Диего. Мужик хороший, командиром крейсера абы кто не становится, но дома он… — Она показала жест, именуемый «так-сяк». — Остальные же обречены. Они не могут быть слабыми, так их воспитали; тигр или лев никогда не станут прогибаться под зебру. Только под другого тигра или льва. Такие, как я, подстраиваются, мимикрируют, пытаются делать вид, что они слабые, но это всего лишь вид, иллюзия. Однажды происходит срыв, правда вылезает наружу, и заканчивается все так, что лучше бы уж ничего не начиналось.
— Одиночество относительное понятие, Хуан, — подытожила она. — И ключом к нему является слово «сила». Если ты сильный — ты обречен на одиночество.
— Но я — мужчина, — поймал я нестыковку в ее теории. — Наоборот, я стану сильным и найду себе слабую женщину…
— И сбежишь от нее через день. — Катарина залилась смехом. — Ты не станешь сильным, ты уже сильный, малыш. Иначе бы я забраковала в первую неделю нашего знакомства. У нас огромный отсев, и нужен он как раз для этого — браковать слабых. Мы все здесь такие Хуан, как и ты — сильные. Это основа корпуса, часть его идеологии. А зная тебя, я гарантирую, что как у Мишель у тебя не выйдет.
Я покачал головой, вспоминая свою таинственную аристократку. То, какой скверный у нее характер. Со мной она держалась молодцом, но и в нашем общении это проскакивало. С близкими же она далеко не подарок. И Катарина права, мне нравятся именно такие.
— Это будет борьба, малыш, — продолжила мой куратор. — Борьба с нею, с той, кого выберешь. И победить в ней нереально.
— Почему?
— Потому, что она тоже будет сильной, тоже будет львицей. Ей придется бороться с тобой, проявляя себя. Она окажется в моем положении.
— Но я — не твой Адальберто, — мягко заметил я. — Если бы Адальберто прошел то, куда собираюсь я, ты бы смирилась и расстелилась перед ним. Признала бы его право… Быть сильнее. Не так?
— Так. Но то я, девочка из корпуса, аж. А он — парень из народа, всего лишь, хоть и талантливый. У тебя будет то же самое, только с другой стороны: ты будешь всего лишь мальчиком из трущоб, пусть и вассалом королевы, она же — как минимум аристократка. Аж. А аристократка — это навсегда, Хуан. Она не сможет позволить себе быть «снизу». Как и ты.
Одиночество — удел сильных, мой дорогой. Их плата. Просто наши девочки не понимают этого и грешат на методики воспитания. Да, методики своеобразные, без последствий не обходится, но то решаемо. Поверь, я много лет в этой каше. Истинное одиночество не от них.
Да, такого от разговора я не ожидал. Я не во всем был согласен с Катариной, но четко сформулировать аргументы «против» не мог. И уж точно не под вино. Такое надо обдумать неспешно, в трезвой спокойной обстановке, все взвесить. Не сейчас.
— Но это же не значит, что конкретно у меня ничего не выйдет? — поежился я. — А вдруг мне повезет? И совсем не как Мишель? Вдруг найду общий язык с избранницей? И вдруг она окажется НЕ аристократкой?
Катарина покачала головой.
— В последнем сомневаюсь. Я знаю тебя даже лучше, чем ты сам. Тебе подавай лучшую, а лучших вокруг со временем будет пруд пруди. А насчет остального… — Ее губы озарила лучезарная улыбка — …Все в твоих руках. Я обосновала тебе проблему, привела пример, как пыталась ее решить и НЕ решила. Если ты будешь мудрее… Я за тебя только порадуюсь, малыш.
Ладно, сиди, думай. Что-то я устала сегодня, скоро вернусь.
Она направилась к неприметной двери, за которой пряталась ванная. А я все сидел, смотрел фотографии и маленькие фильмы, наблюдая в динамике взаимоотношения людей, итог которых был мне заранее известен. Пытался понять, что думаю. Она меня удивила, эта женщина. Не то, чтобы оказалась совсем другой, не такой, какой считал раньше — нет, она та же. Просто перевела себя своими откровениями на другой уровень восприятия, более глубокий и открытый. Доверилась. И это впечатляло. Эдакая Катарина 2.0, модифицированная версия. Что будет дальше — неизвестно, но посылать ее в космос, как хотелось еще утром, я больше не захочу. Доверие — страшная штука.
Она вышла минут через двадцать, с мокрыми волосами, закутанная в легкий блестящий домашний халатик едко- красного цвета. На секунду я отвлекся, инстинктивно провожая взглядом ее фигуру, затем вновь вернулся к просмотру неудавшегося семейного альбома. Она взяла расческу, села на край кровати и принялась приводить в порядок мокрые волосы. Бежали минуты…
— Ну и долго мне еще тебя ждать, Шимановский? — услышал я насмешливый голос спустя какое-то время.
Поднял глаза. Катарина все так же сидела на краю кровати, держа расческу в руках.
— Чего?
— Я говорю, мне тебя еще долго ждать? Или ты совсем маленький, не понимаешь, что к чему?
Видимо, да, совсем маленький.
…Может быть в другой раз, при других условиях, я сбежал бы, и никогда после об этом не жалел, но сейчас совокупность всех факторов сыграла свою роль. И вино, и ступор от рассказа, и театр, и, чего уж греха таить, та волна похоти, которая охватила, пока мы распивали бутылку. Я подошел и положил руки ей на плечи, разминая их.
— А как же твоя собственная лекция по этому поводу? Про Шекспира и Сент-Экзюпери? И что тебе не нужно этого от такого зеленого неудачника, как я?
Ответом мне стал усталый смешок:
— Шимановский, я только что вытрусила перед тобой душу. Дала тебе то, рядом с чем не сравниться никакой секс. А ты о каких-то банальностях…
Резким движением она развернулась и толкнула меня на свой космодром, затем быстрым движением залезла на меня сверху и принялась расстегивать рубашку.
— Для достоверности. Неудачником тебя я не называла. Лишь глупым юнцом, а это разные вещи.
Я не возражал. Я вообще ни против чего не возражал. Лишь отметил дальним уголком сознания, что халат ее как-то чересчур запахнут, неплохо было бы это исправить…
Глава 9. Уроки огненного демона
Ночь прошла бурно. И очень незаметно. Кажется, в перерывах мы глушили вино, обливая им друг друга, и не такая ясная к тому моменту голова вообще отказалась соображать. Я не воспринимал все как реальность — безумие, да и только. С ее же стороны следовала железобетонная очередность действий, раз за разом творивших со мной такое… Слов, чтоб подобрать эпитет, я не могу найти до сих пор. Так хорошо мне никогда не было. Это было даже не круто, это было… Безумие!
