Микки-7 - Эдвард Эштон
Я не совсем понимаю, что происходит, но мне хочется оказаться как можно дальше от этой твари. Я шагаю по туннелю вперед. Стена в конце него какая-то странная. Через несколько секунд до меня доходит, что мои окуляры впервые за много часов переключились в режим работы в видимом спектре.
Я подхожу к стене в конце туннеля, и оказывается, что она не из камня. Это слежавшийся снег. Я упираюсь в нее пятерней и толкаю. Кусок снега с полметра шириной вываливается наружу. В отверстие льется дневной свет.
В этот момент я внезапно вспоминаю, как однажды, когда мне было девять, я гостил у бабушки в деревне, дома, на Мидгарде. Было солнечное весеннее утро, и у себя в спальне я поймал паука. Я запер его в сложенных лодочками ладошках, сбежал по лестнице и выскочил во двор, чувствуя, как пленник скребется внутри своими цепкими лапками. Потом я присел на корточки в саду перед домом, опустил руки к земле и разжал их. Когда паук бросился наутек, я почувствовал себя всеблагим и милостивым богом.
Сквозь отверстие в стене виден запорошенный снегом купол нашей центральной базы, всего в паре километров отсюда. Я паук. Паук, которого тварь из туннеля только что выпустила в сад.
* * *
Едва выбравшись наружу, я пытаюсь связаться с Берто, потом с Нэшей. Ни один не отвечает. Что и неудивительно. Еще рано, и оба, наверное, только вернулись с ночного дежурства. Интересно, Берто сразу доложил о моей гибели или решил дождаться утра? И сколько времени обычно проходит между рапортом о смерти и восстановлением? Сам я никогда при этом не присутствовал, поэтому не представляю сроков, но, как мне кажется, они невелики. Я подумываю оставить Берто голосовое сообщение, но в последний момент что-то меня останавливает. Если вчера, вернувшись, он отправился прямиком в койку, я смогу отчитаться ему лично. А если нет… вот честно, даже не знаю, как будут развиваться события в таком случае, но меня одолевает смутное предчувствие, что пока лучше придержать информацию о своем текущем статусе при себе.
Путь до периметра базы занимает целый час, потому что приходится брести по колено в рыхлом снегу. Несмотря на это, утро для разнообразия выдалось прекрасное. Температура чуть выше ноля, впервые почти за неделю. Ветер стих, безоблачное небо окрасилось нежно-розовым цветом, а солнце жирным красным шаром зависло над южным горизонтом.
Охранный периметр установлен примерно в ста метрах от купола — сенсорные башни, вышки с автоматическими огнеметами, капканы, ловушки, весь фарш. Никогда не понимал, в чем смысл, ведь единственные крупные животные на планете — ползуны, а они умеют передвигаться под снегом, где их не способны засечь никакие наши датчики. Полагаю, это просто стандартная процедура.
На КПП перед главным шлюзом сегодня дежурит Гейб Торичелли. Туповатый здоровяк-охранник, но для громилы неплохой парень. На нем полный комплект усиленного боевого снаряжения, только без шлема. Он похож на перекачанного бодибилдера с крошечной головой.
— Микки! — восклицает он. — Такая рань, а ты уже на ногах.
Я пожимаю плечами:
— Да вот, совершаю утренний моцион. А что с экипировкой? Мы объявили кому-то войну, пока я ползал в расщелинах?
Гейб ухмыляется:
— Пока нет. Часовые могут выбирать снарягу по своему усмотрению. Мне просто нравится, как я в ней выгляжу. — Он машет рукой в ту сторону, откуда я пришел: — Маршалл так и гоняет тебя на разведку к подножиям гор?
— Ага. Нет смысла рисковать ценным оборудованием на черной работе, когда под рукой есть я.
— Ты прав. Видел там что-нибудь интересное?
О да, Гейб. Видел ползуна размером с грузовой шаттл. Он принес меня обратно к куполу и отпустил. И я убежден, что он разумное существо. Круто, правда?
— He-а. Ничего, кроме камней и снега, — отвечаю я.
— Ну как обычно. Командор только зря тратит наше время на эту херню, или я не прав?
Хм. Гейбу скучно, и он не прочь потрепаться. Пора это пресечь.
— Слушай, — говорю я, — я бы и рад с тобой поболтать, но нужно идти, у меня там… дело с утра пораньше.
Ухмылка сползает с лица охранника.
— Да, конечно, — говорит он. — Пропуск я у тебя, понятно, спрашивать не буду.
— Да, — киваю я. — Это ни к чему.
Он достает планшет, что-то вбивает в него и, махнув рукой, впускает меня внутрь купола. Вот и славно. Это означает, что никто пока не зарегистрировал на КПП Микки-8. Лень Берто уберегла меня от очередных неприятностей. С другой стороны, из-за его лени я и оказался в такой ситуации. Конечно, мое спасение требовало усилий, а все-таки он мог бы поднапрячься, подтянуть оборудование и вытащить меня еще вчера вечером.
Нэше я бы не позволил поставить на кон жизнь ради моего спасения, но Берто? Изъяви он такое желание, я бы голосовал обеими руками.
Конечно, весь смысл расходников в том и заключается, что за ними не нужно возвращаться. Но вне зависимости от того, чем все закончится, мне стоит пересмотреть свои критерии выбора лучших друзей.
Первым делом — к себе в отсек. Мне нужно переодеться, помыться и наложить компрессионную повязку на кисть. Прошло уже много времени, рука вряд ли сломана, но запястье посинело и раздулось; вероятнее всего, еще несколько недель оно будет причинять неудобство. А дальше нужно найти Берто и проследить, чтобы он не совершил очередной глупости. Нэше тоже стоит маякнуть — предупредить, что я все же выбрался.
И, наверное, поблагодарить за проявленное желание спасти меня.
Я прохожу по главному коридору две трети помещения базы, потом взбираюсь по голой металлической спиральной лестнице на четвертый этаж в трущобы. Здесь, под самой крышей, расположены отсеки низкорангового персонала: десятки клетушек два на три метра с тонкими пенопластовыми дверями, отделенные друг от друга штампованными пластиковыми перегородками. Моя берлога находится почти в центре купола. У меня двойной номер, и над головой достаточно места, чтобы вытянуть руки вверх, не упираясь в потолок, — вероятно, одна из привилегий моего статуса расходника. Говорят, ацтеки тоже пылинки сдували со своих отборных красавчиков — до того момента, пока не приходило время втащить их на жертвенный алтарь и вырезать у них из груди сердце.
Я начинаю подозревать неладное, когда пытаюсь открыть замок. Дверь не заперта. Я толчком распахиваю ее, сердце выбивает в груди барабанную дробь. Кто-то лежит на моей кровати, натянув одеяло до подбородка. Волосы у спящего
