Василий Владимирский - Лучшее за год III. Российское фэнтези, фантастика, мистика
Люди обнимались, целовались, смеялись и плакали, махали руками, поднимаясь на крыльцо избирательного пункта. Как на вокзале, подумал Игорь. Нет, хуже. Ведь на вокзале люди прощаются на время, пусть надолго.
В толпе шаталось много пьяных. Их провожали беззлобными советами: «Против квадратика не промахнись!» Раннее утро сменилось поздним, людей перед крыльцом все меньше, всем не терпится в новую жизнь… Только некоторые оригиналы тянут до последнего, до одиннадцати вечера. И совсем уж странные личности не голосуют вовсе — в полночь Избирательная комиссия распределит их по новым мирам, раскидает случайно, как карты.
Очередь двигалась быстро. Над кабинками, задернутыми зеленым сукном, зажигались и гасли красные огоньки. Игорь заверил свою личность при входе, дождался, когда над ближайшей кабинкой погас красный огонек, и вошел.
Большая — в рост человека — светящаяся панель. Анимационные заставки: победно скачет какой-то стилизованный атлет… Рвутся цепи, и еще раз рвутся… Распускается цветочек… Машет крыльями синица… Бежит гепард на логотипе «Рывка». Всего-то нужно коснуться его пальцем.
Вот они, миры на выбор, миры на Выбор. Отобранные, выверенные, протестированные, доступные каждому, на любой вкус. Там, внизу избирательного списка, пенится и пустеет, и снова пенится кружка: «Любителей пива» тоже кто-то выбирает, правда, Игорь не хотел бы оказаться в их мире…
Осталось только ткнуть пальцем в бегущего гепарда. Все решено.
* * *Все решено.
Рядом, в пустой кабинке для сопровождающих несовершеннолетних, ждал Дима. Света стояла перед панелью, и щека у нее горела; только что Света сама себе закатила пощечину. Пока никто не видел.
Как он мог только подумать. Нагородить ерунды, приплести какого-то соперника…
Не было у него соперников. Никогда. Он бывал вздорным, несговорчивым. Упрямым. Он бывал невыносимым. Кроме него, у Светы не будет мужчины, она просто не сможет терпеть рядом кого-то, рядом, где был Игорь…
Не все ли равно, где жить?!
* * *Я тебя теряю, подумал Игорь в панике. Я теряю себя.
Бросаю, как ненужную вещь? Я — бросаю Светку?! Она пропадет без меня, но дело не в этом… Я пропаду без нее. Чертов я палач, разве все мои амбиции стоят единственного седого волоса не ее висках?
А Дима?!
Он шагнул к панели. Протянул руку; сейчас он коснется мерцающей поверхности, разбегутся волны, и зазвучит музыкальный сигнал — выбор сделан…
* * *Захлебываясь слезами, Света выбрала на панели знак с бегущим гепардом. Выбрала «Рывок» — для себя и для сына.
В это же самое мгновение — а может, секундой спустя, — палец Игоря выбрал на панели «Синицу».
Грянул звуковой сигнал. Панель растаяла. Открылся портал; Игорь зажмурился, испытывая небывалое в жизни облегчение. Как хорошо. Как просто.
Не все ли равно, где жить?
* * *— Нет! Нет!!!
Он проснулся на полу — во сне скатился с дивана. Перехватило горло; прошло несколько секунд, прежде чем отпустил спазм, и Игорь смог наконец-то дышать.
— Нет… — пробормотал, нащупывая край дивана. — Какой… какой сегодня день?
За окном потихоньку светало. Света босиком стояла в проеме двери. Глаза у нее были совсем больные.
— Ты что?
— Какой сегодня день?!
— Вос… воскресенье. День Выбора, — Света сглотнула. — Послушай, мне только что приснилось… самый страшный в жизни кошмар. Послушай… Что с тобой?!
* * *Ранним утром воскресенья Дима Греков стоял на коленях перед кучкой пепла за спортивной площадкой. Его трясло от озноба, и ныла спина; Дима осторожно, как мог, собирал пепел и отогревал дыханием.
Пепел не был совершенно сухим. Не был он и мокрым. Черно-серый, нежный и мягкий, он светлел от дыхания и становился, кажется, с каждой секундой подвижнее, суше.
Потом еле слышно затрещала маленькая молния. Пепел пришел в движение, запорошил Диме глаза…
Феникс, большой и немного встрепанный, сидел на обожженном кирпиче. По его рыжей шкуре бегали искры.
* * *Они лежали, обнявшись, боясь разжать руки. За окном давно рассвело, и открылись избирательные участки.
* * *Дима Греков шел домой, и на плече у него сидел феникс. Прохожие оборачивались. Золотистые блики падали на стекла витрин и на мокрый асфальт.
Дима плакал. Феникс топтался широкими лапами по его плечу, щекотал шею и вылизывал щеку горячим шершавым языком.
Игорь Пронин
Трое без документов
1
Трое без документов
Ты хочешь, чтобы я рассказал о себе?
А мне вот неинтересно слушать о незнакомцах…
Патруль привел человек пятьдесят, но почти всех Доломи уже отпустил. Народ обычный — все больше шудры, перепуганные новостями о прорыве фронта и кинувшиеся бежать куда глаза глядят. Удивительно, как слухи распространяются по Степи с такой скоростью? Вернувшемуся с ужина начальнику станции осталось только бегло просмотреть список и коротко переговорить с командиром патруля. Не бросать ведь обезумевших граждан на произвол их же безумия? Пусть ведет строем до Кларума, там стены высокие и гарнизон большой. Успокоятся — разберутся, как дальше жить. Но оставались еще трое.
— Подозрительные! — коротко сообщил Доломи, поправляя фуражку. — Полагаю задержать, господин Пешти.
— Посмотрим…
Он уже смотрел — все трое стояли перед ним. Люди, двое мужчин и женщина. Выглядят так, что действительно надо бы арестовать.
— Документов не имеют, печатей тоже. Задержаны по одному, — продолжил Доломи. — Сопротивления не оказывали, скрыться не пытались.
— Оно и понятно, куда ты в Степи от патруля убежишь? Ладно, начнем. Вот ты! — Начальник станции ткнул пальцем в худощавого молодого человека. — Как звать?
— Кей Римти. — Задержанный переступил рваными сапогами, звякнула цепь. — Родом из Сароса. Я к морю шел. А документов нет, потому что меня ограбили неделю назад. Печать стерлась, я ведь месяца три в пути, от самой Древли пешком иду.
— Чем занимаешься?
— Я поэт.
— Нет такой профессии… — Пешти укоризненно покачал головой, глядя в вороватые глаза Римти.
— Зато есть такой образ жизни!
— Пишите, Доломи: бродяга. Теперь твоя очередь байки рассказывать, господин…
— Хью Грамон.
Второй задержанный был весьма невысок, широк в плечах и совершенно лыс. Пешти отметил, что выглядит Грамон опрятно, но лишь собственными стараниями — тут и там виднелись аккуратные заплаты.
Аккуратные, но заметные, мужская работа. Перевязь, когда-то довольно дорогая, совершенно истерлась. Было в нем что-то военное.
— Кшатрий?
— Так точно. Переведен из вайшьясов во время Второй Степной.
— Вижу, что не наследственный… Тоже бродяга?
— В настоящий момент — да, — не стал спорить Грамон. — Ищу службу. Документы утерял. Я долго жил на Территориях, и печать…
— Понимаю, понимаю. Вы задержаны. Ваша очередь, госпожа! Женщина, на вид лет тридцати, развела руками, насколько ей позволяли кандалы.
— А что говорить? Звать меня Офа Чандр, иду с Территорий, как вы их зовете. Документов нет и не было, печатей тоже. Хочу просить имперское гражданство. Можно сейчас заявление написать?
— Доломи, пишите: женщина без гражданства, род занятий не определен. — Пешти встал из-за стола и хрустнул пальцами. — Все, уводи. Дождемся разъезда, с ними и отправим.
— Так что, это запрещено что ли, гражданства просить?! — возмутилась госпожа Чандр. — Сами же пишете: «В целях заселения Степи, по Высочайшему Указу»!
— Пишем, пишем. Это хорошо, что ты такая грамотная, — кивнул Пешти, накидывая френч. — А еще пишем, что обращаться с заявлением нужно к пограничным властям.
— Ага, найди их в Степи, этих ваших пограничников! Они там только сами себя охраняют!
Доломи поднялся во весь свой немалый рост и погрозил задержанной дубинкой.
— Патрульные говорят, она намекала на… В общем, чтобы отпустили. Может, отметить ей в сопроводительной?
— Зачем нам это нужно? — поморщился Пешти. — Кому надо — разберется. Хотя… Вот этому проставь, что особо опасен!
Начальник станции покинул кабинет. Доломи перевел тяжелый взгляд на Хью Грамона. Коротышка только пожал плечами, звякнув цепью.
2
Если ты не бывала в тюрьме,
Значит, ты не бывала в пути.
Вот счастливица!
Их заперли в одной камере, что тут же вызвало поток проклятий со стороны Офы Чандр.
— Это только до утра! — пообещал Доломи. — А в нужник тебя отдельно сводят, стучи.
— Ага, «стучи»! До утра меня тут на куски, может, порвут! Да еще этот… «особо опасный»!
