Василий Владимирский - Лучшее за год III. Российское фэнтези, фантастика, мистика
— Для всех? — спросил папа. В его голосе был ужас — потому, что он представил себе этот мир, и сожаление — оттого, что Дима еще такой маленький и глупый.
— Для всех, — ответил Дима, заранее зная, что городит чушь.
— Интересно, — вмешалась мама. — Если толпа дураков выберет, например, «Любителей пива», то и нам жить с ними в одном мире? И чувствовать себя неудачниками?
Дима не нашелся, что ответить.
Проползла по лужам сколопендра, большая, размером с детский велосипед. Солнца не было — сколопендра «находилась в тени»; папа подошел к ней без страха и брызнул из баллончика. Сколопендра вильнула, увернулась и нырнула в канализационный люк.
— Жду — не дождусь, когда это кончится, — сказала мама. — Все-таки эти «любители цветов» — такая вероятностная аномалия…
Дима ничего не понял из ее слов.
* * *Света любила дождь. Гроза приводила ее в восторг, монотонный осенний дождик навевал умиротворение. Сегодня стук капель по жестяным козырькам не казался ни мирным, ни сонным.
Глубокая ночь. Спит Игорь — на диване, как всегда в последние дни. Закрылся в своей комнате Димка; спит он или не спит, проверить невозможно. Сын резко отдалился, ушел в себя, из него не вытянешь слова, кроме «да» и «нет». Может быть, бросить все, наплевать на все надежды… и согласиться на этот проклятый «Рывок в будущее»?
Бегущий гепард на эмблеме. Хищные люди, хищные планы. Амбиции, рейтинги, готовность расталкивать локтями. Вот что ждет Димку в этом мире; он же не конкурент по натуре, не хищник, не борец. Это его станут отшвыривать с дороги, об него вытирать ноги более удачливые, сильные… хищные. Каким надо быть безмозглым отцом, чтобы этого не понимать?!
Света отбросила одеяло так, что оно упало на пол. Сунув ноги в тапочки, прошла на кухню, поставила чайник.
Кем надо быть, чтобы своими руками тянуть сына в мир, где ему будет плохо? Где имя ему — «лузер»?
— Ты эгоистка, — устало сказали за спиной.
Она подпрыгнула как ужаленная:
— Я эгоистка?! Ты… ты! Ты скотина! Тупая, эгоистичная… инфантильная! Ты не наигрался в гонки на машинках?! Тщеславная сволочь! Ты посмотри, до чего ты довел ребенка! Он же разрывается на части, он…
Света разрыдалась.
— Я довел ребенка, — сказал Игорь в зловещей тишине, прерываемой Светиными всхлипываниями. — Я. Понятно. Может быть, это я забираю его с собой? «Присоединяюсь к выбору матери»… Может быть, это ты останешься одна, без надежды увидеть сына хоть раз в жизни?!
— Жалей себя, — злые слезы капали у Светы с подбородка. — Жалей.
— Ты его спросила? Чего он хочет? Прозябать в сером мирке твоей «Синицы», который выберут все больные, депрессивные, неуверенные в себе, слабые, безвольные… Ленивые! Бездарные! Среди них будет Димка? Ему там будет хорошо?
Чайник зафырчал, поводя кожистыми крыльями. Света выдернула из-под него горелку; чайник успокоился, пунктиром выпуская в потолок тонкую струйку пара.
— Ему будет хорошо, — сказала Света сквозь зубы. — Я об этом позабочусь.
* * *Они опять орали на кухне.
Дима лежал на спине, закинув руки за голову, слушая шум дождя. Прошел понедельник, наступил вторник, а в воскресенье — Выбор.
Когда он вырастет… Он создаст свою информационную платформу. Свою собственную. Разработает программу и пойдет по дворам — собирать сторонников. Может быть, на это потребуется целая жизнь, — но когда его программу признают «дееспособной», и миллион человек на Земле согласится за нее голосовать — тогда Димкино изобретение зарегистрируют в Инфо-Избирательной комиссии.
А платформа будет простая. Люди, выбравшие Димкин «квадратик» на избирательной панели, навсегда откажутся делить свой мир на части. Пусть они спорят, ругаются, даже воюют — но остаются в одной мировой «капельке», в одном времени и пространстве. Тогда люди, проголосовавшие за разное, смогут оставаться вместе…
А как там феникс? Папа говорил, у них ограниченный ресурс. Они не могут восстанавливаться из пепла до бесконечности… И еще он говорил, что никакое человеческое чувство, даже самое сильное, не может длиться вечно…
«Процессы деления клеток лежат в основе роста и размножения любых организмов. У многоклеточных организмов с половым размножением различают два типа деления: митоз и мейоз. Главную роль в обоих типах деления играет самокопирование и распределение по дочерним клеткам носителей генов — хромосом…»
Сквозь нудное учительское бормотание прорвался вкрадчивый папин голос:
— Клетка бессмертна, Димочка, в отличие от нас. Ты видел, как танцуют хромосомы, когда приходит им время расходиться? Это таинство, это танец, они ходят по двое, а потом расстаются, потому что таковы законы природы…
Дима заснул, когда на часах было шесть, и дождь прекратился.
* * *Горше предательства нет ничего.
Игорь сидел за рабочим столом, но работать не мог, разумеется. Уже неделю на фирме никто не работал — делились планами. Кто-то трещал взахлеб, рассказывая, как развернет свои таланты в новоизбранном мире. Кто-то — такие дураки тоже попадались — до сих пор не знал, что выбрать. Вокруг этих последних вечно собирались крикливые стайки бездельников — уговаривали, нахваливали свой выбор и едко высмеивали чужой.
Болтайте, думал Игорь. Там, куда я направляюсь, вас, бездельников, не будет. Рассасывайтесь по «Свободам», «Синицам», «Единству с природой» и прочим балластным мирам. Из всего отдела стоящих — трое-четверо человек, и они не болтают — сидят за столами, каждый занят делом… Или делает вид. Потому что работать в самом деле невозможно.
Игорю тридцать четыре года. Чего он достиг? Ну, скажем, не последний человек на фирме, хорошо оплачиваемый специалист… Но этого мало. По его возможностям — отвратительно слабые результаты. Он готов на большее, и он годится на большее — после Выбора. В новых, гораздо более жестких условиях.
Стоит ли жениться второй раз?
Нет. Семья превратится в обузу… В двадцать два завел ребенка — провалил аспирантуру. Теперь ему тридцать четыре, он по-прежнему молод, только стал умнее и крепче…
Он поднял глаза. К уголку монитора лепилась скотчем Димкина фотография; поперхнувшись, Игорь встал. Налетел на Леночку, секретаршу, расписывающую кому-то прелести «Единства с природой». Вышел, не извинившись, натыкаясь на дверные косяки, будто слепой.
Димка был страшно похож на Игоря в детстве. Совершенно тот же взгляд; ловя в лице сына свои черты, Игорь всегда гордился.
Теперь ему было худо.
Проглянуло солнце — впервые за несколько дней. Игорь шел, обходя побеги мухоедок, пробившиеся сквозь асфальт. Мухоедки этой осенью не брезговали ни комарами, ни припозднившимися пчелами. Дрянь мирок, в этом Света права. Когда они вместе выбирали «Любителей цветов», все виделось по-другому…
Что там твердили агитаторы про «ответственность выбора»?! В те времена модным считалось голосовать за «Покой и порядок», но Игорь и Света — и с ними маленький Димка — выбрали «Любителей цветов», и сразу из кабинки на избирательном пункте шагнули в новую реальность — ту, где победили «Цветы».
Мир оказался странным. Слишком абстрактная идея лежала в его основе, слишком непохожие люди его избрали — по разным причинам. Информационная среда, как могла, затягивала логические дыры; отсюда сколопендры на улицах, все эти мухоедки, растущие из асфальта, дома-бутоны и дома-батоны, да вот хоть бы и фениксы…
Пару лет назад Димка просил феникса. Просил страстно, но Игорь не мог эту тварь достать, а потому «сыграл воспитателя»: заявил, что Дима такого подарка не достоин, учится средне, не видит цели в жизни… Интересно: добудь тогда Игорь феникса и подари сыну — это сыграло бы роль? Изменило бы судьбу, смог бы Дима ответить нотариусу: «соглашаюсь с выбором отца»?!
Из-за угла показалась сколопендра. Она была хвостом в тени, а мордой уже на солнце, поэтому Игорь привычно замер. Сколопендра пересекла тротуар и исчезла в зарослях колючих кустов напротив.
Нельзя купить сына. Нельзя купить любовь, она живет какое-то время, как человек… И умирает. Только клетка бессмертна. Клетка делится, и делится еще, из одного старого выходит два молодых, и четыре молодых, и так, в геометрической прогрессии, целая площадь молодых, довольных, сильных организмов на месте одного дряхлого, усталого старика…
Ноги привели Игоря к школе. Уроки еще не закончились, но Длинный Славка и двое его приятелей сидели на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, и ели из кульков что-то малоаппетитное, перемазанное томатом.
— Эй, юноши, скоро звонок? — крикнул Игорь тем иронично-командным тоном, который только и возможен при вынужденном разговоре с трудными подростками.
Сидевший справа хмыкнул. Сидевший слева почесал нос. Длинный Славка подумал и ответил:
