Михаил Пухов - Путь к Земле («Кон-Тики»)
Некоторое время мы молчали.
– Извини меня, Саша, – сказал он потом. – Со мной бывает… Особенно после трудного финиша. И еще, не обижайся на меня – ты знаешь, о чем я. Это была просто шутка.
Зря, конечно, он об этом напомнил. Обошлись бы без его извинений. А сейчас… Я вновь увидел перед собой злосчастный индикатор топлива, и у меня снова похолодела спина, как там, наверху, когда он самым серьезным тоном предложил мне идти за борт, чтобы подождать его на орбите…
– Пойми, это ракета. Эта машина, пусть она размером с автомобиль, по сути своей все же ракета, и неплохая. А любая ракета требует на финиш меньше топлива, чем было затрачено на старт. Ракете легче финишировать, чем стартовать, потому что на финише она сама легче.
Я молчал. Мне было неприятно его слушать. Напрасно он об этом заговорил.
– Опытный пилот, – продолжал он, – всегда знает, сколько топлива оставить на финиш. Меньше половины, но вполне определенную долю. Будто делишь отрезок в золотой пропорции… Не гневайся на меня, штурман, я просто пошутил, я не думал тебя обидеть.
Я упорно молчал. Станция «Юрий Гагарин» давно скрылась за горизонтом. Честно говоря, на стоянке нам совершенно нечего было делать.
– Молчишь? – сказал Михаил Коршунов. – Тогда пока. Не забудь – завтра в двенадцать ноль-ноль.
– Пока, – буркнул я, и мы вместе двинулись по тропе, по направлению к «воздушным воротам» Центра имени Королева.
Назавтра я был на месте за час до намеченного срока. Отдохнуть так и не удалось. Вечером в информационной программе показывали репортаж о нашем окололунном полете. Так у нас всегда – думаешь, ты один, а за тобой следят десятки внимательных глаз. Особенно удалась оператору сцена после посадки, когда мы с Коршуновым стоим рядом с «Кон-Тики» и смотрим прямо в камеру. Репортаж делали со станции «ЮГ» – с двухсот километров взяли так, будто снимали в упор. Им что – атмосферы нет, условия идеальные… Коршунов что-то говорит, а я молчу, и физиономия у меня до удивления глупая. И текст соответствующий, юмористический. «Наш Перепелкин в когтях у Лунного Коршуна», «Перепелкин попадает в переплет»… Или «в переделку», точно не помню. Ужас! Не ровен час, увидит жена… А если еще и сын?..
Этим репортажем вчерашние неприятности не кончились. Совсем поздно приходил Эдик Рыжковский, опять клял себя, слезно отговаривал от участия в перелете. «Это безумие, чистой воды безумие! Слетать вокруг Луны может каждый, дело нехитрое. Подумаешь – взлететь, а потом сесть. А вот как вы будете выходить к станции, ты себе представляешь? В секунду она делает полтора километра, в час – шесть тысяч! Если уйдет вперед, за ней уже не угнаться! Но и это пустяк по сравнению с тем, что ждет вас потом. Даже свет летит до Земли больше секунды! Нет, ты себе представляешь, что это значит?»
И так два часа, будто не понимает – как же мне теперь отказываться? Словом, заснул под утро, встал в расстроенных чувствах. Настроение – хуже некуда. Называется, отдохнул…
Я скучал в своем кресле, верха не опускал. Ждал, что вот-вот появится Коршунов, но он, судя по всему, исповедует «вежливость королей». Обычно на стоянке бывает безлюдно, но сейчас здесь, если можно так выразиться, царило оживление. Неподалеку от «Кон-Тики» припарковался тяжелый гусеничный вездеход с крупными буквами на борту: ТВ. Два озабоченных молодых человека в скафандрах возились там со своими телекамерами. Ну, с этими-то я еще мог примириться: тут по крайней мере намерений не скрывают. Но когда за тобой подсматривают с орбиты! Стояла на краю площадки и цистерна заправщика. Как правило, они делают свое дело ночами, а днем где-то скрываются. Этот, стало быть, остался специально, задела за живое вчерашняя передача. Действительно, водитель в конце концов не выдержал, спрыгнул из кабины и подошел ко мне. Лицо у него было открытое, симпатичное.
– Вас я уже заправил, – сказал он, словно бы извиняясь. – Все полторы тонны, как и просили.
– Всего полторы?
– Как в заявке, тютелька в тютельку, – сказал он. – С точностью до грамма, фирма гарантирует. А вы правда собираетесь туда? – Он ткнул пальцем в небо. – Не страшно?
– Нет, – твердо ответил я.
– Так не хватит же, – удивился заправщик. – У нас даже до «Циолковского» все берут по две с половиной.
– Нам хватит, – успокоил я его. – Мы профессионалы, не какие-нибудь любители-селенологи.
Он понимающе кивнул и отошел. Я снова остался наедине с неприятными мыслями. Полторы тонны! Выходит, Коршунов заказал топлива только до орбиты, как всегда, в обрез. Он просто неисправим! Но, надо сказать, его уверенность успокаивала… Было уже, наверное, без пяти двенадцать, когда ребята с телевидения засуетились, наставили камеры в сторону тропинки. На вершине холма появился Коршунов. Он приближался к нам своим неторопливым каллистянским шагом.
Случайно мой рассеянный взгляд обратился к небу. И тут я увидел такое, что мгновенно забыл и о телевидении, и о Коршунове с его «королевской вежливостью»!
Над западным горизонтом медленно восходила сверкающая черточка станции «ЮГ». Значит, мы должны взлетать прямо сейчас, немедленно, чтобы успеть ее перехватить! Еще три минуты – и она пройдет над нашими головами! Гнаться за ней потом – занятие, как правильно заметил Эдик Рыжковский, вполне безнадежное. Значит, придется ждать еще два часа…
Почему же вчера, планируя сегодняшний старт, мы упустили это из виду? Ну, мне простительно, но как мог забыть Коршунов – он-то действительно профессионал!
Я снова посмотрел на него. Он шагал размеренной поступью, словно позируя телекамерам. Телевидение не зевало; чувствовалось, что в отличие от командира «Кон-Тики» этим молодым людям есть куда торопиться!
Внезапно перед моим мысленным взором встало лицо Коршунова в момент вчерашнего разговора. «Ты штурман, назначай точное время!» Неужели это новая шутка?!
Ну ладно, подумал я, посмотрим, кто будет смеяться последним. Вы изволите шутить, Лунный Коршун, пожалуйста. Не будем вам мешать в ваших невинных забавах! Взлетайте, садитесь, делайте что хотите. Вы, очевидно, рассчитываете, что штурман с исказившимся от страха лицом будет хватать вас за руки и несвязно лопотать: «Станция, станция!..» Нет уж, не будет этого! Вот если вы все-таки стартуете – в чем я сильно сомневаюсь, – тогда, быть может, штурман и намекнет тактично, что, дескать, поезд давно ушел! И, значит, пора возвращаться, иначе никакая «золотая пропорция» вам не поможет! Вот потом и позируйте перед объективами!
Он ступил на лесенку в тот самый момент, когда «Юрий Гагарин» проходил точно над нашими головами. До телевидения, кажется, тоже дошло: одна из камер уставилась прямо в зенит. Коршунов, как ни в чем не бывало, занял свое место, опустил прозрачный верх. Зашипели баллоны, наполняя кабину воздухом. Через минуту он поднял забрало шлема. Я последовал его примеру. В кабине было прохладно, воздух еще хранил в себе память о своем жидком прошлом.
– Прощайся с этой луной, штурман! – произнес Коршунов, посмотрев на часы. Стрелки – а часы у него стрелочные, как у всех космонавтов, – сошлись в верхней точке циферблата. – Двенадцать ноль-ноль!..
И он нажал стартер! За прозрачным колпаком взметнулось пламя, двигатель загремел, и «Кон-Тики» ринулся в небо. Лицо у Коршунова было счастливое; неужели он ни о чем не подозревал? Мне даже стало его жалко, но что делать? Я открыл было рот – сообщить, что пора возвращаться (а «Гагарин» уже опускался к восточному горизонту), как вдруг…
«Кон-Тики» сильно тряхнуло, и, сверкая в лучах Солнца, от корабля веером полетели три трубчатые конструкции – наши посадочные опоры! Коршунов отстрелил шасси! Теперь нам оставался только один путь – вверх, на орбиту!..
– Прощайся с этой луной, штурман! – покрывая гром двигателя, прокричал Коршунов. – Эти сто килограммов больше нам не нужны! Пусть они остаются, а мы пойдем дальше!..
Он воздел руку кверху и, конечно, ушиб пальцы о крышу кабины. Сказать я ничего не мог – во всяком случае, ничего связного. Маршевый двигатель победно гремел.
– Станция… – бормотал я. – Но станция… Станция…
Перегрузка не давала мне шевельнуть даже пальцем, не то что рукой. Кажется, я пытался показывать ему глазами, но тщетно! Вертикальная черточка «Юрия Гагарина» застыла над горизонтом. Мы не набрали и половины орбитальной скорости, а станция ушла уже километров на двести и все еще удалялась!
Наконец Коршунов уловил мое беспокойство. Какое-то время он молча смотрел вперед. Конечно, он сразу все понял, но ничем не дал понять, что ситуация его встревожила.
– Держись, штурман! – прокричал он. – Обратного пути нет! Мы догоним ее, даю слово!..
Перегрузка заметно усилилась, мне стало нехорошо. Но когда двигатель умолк и мы вышли на орбиту «Гагарина», тот по-прежнему висел над горизонтом далеко впереди, а топлива в баках «Кон-Тики» оставалось всего 40 кг!
