Яна Завацкая - Эмигрант с Анзоры
Во всю противоположную стену было развешано красиво драпированное полотнище цветов Цхарна – красного и белого. Цвет крови и цвет душевной чистоты. Настенную полочку украшали кубки нашего завода. За длинным столом, за обеими мониторами сидели Лобус, начальник Квартала и наш любимый Зай-зай. По другую сторону от стола никаких сидений не предусматривалось. Поэтому я встал на середину комнаты, как обвиняемый в суде, и произнес «Во славу Цхарна!»
– Именем его, – небрежно ответил Лобус, квадратный, одышливый, почти лысый, но зато невредный мужичок. Лобуса я не особенно боялся.
Зай-зай даже не ответил на приветствие. Он поднял на меня глаза, почти полностью скрытые нависшими бровями.
Повисло молчание. Как будто они ждали от меня первого слова. Наконец Лобус не выдержал и сказал:
– Плохи твои дела, двести восемнадцатый.
– А что случилось? – спросил я осторожно. Тут Зай-зай внезапно (я даже вздрогнул) стукнул ладонью по столу и сказал энергично:
– Ах ты сволочь! Зачем тебе понадобились документы из секретной части?
Видимо, такое заявление должно было меня смутить и морально обезоружить. Но так как никакого морального оружия у меня про запас и не было – я был готов ко всему – то я просто удивился.
– Мне? Я их не брал.
Зай-зай вперил в меня гневный взор. Молча. Лобус, не обладавший такой железной выдержкой, сказал устало и как-то брезгливо.
– Не надо, двести восемнадцатый. Документы вытащили двадцать восьмого числа. Ночью. Это установлено. Двадцать восьмого ночью ты лазил в административный корпус. Твои отпечатки нашли. Так что... не позорь общину.
Я слегка задохнулся от страха, звучало это действительно обличающе. Но тут же сообразил, что чушь, обвинение-то все равно истине не соответствует.
– Так я и не отпираюсь. Я действительно там был. Я лазил за сенсаром. Взял шесть пачек...
– Сенсар ты тоже взял, это известно, – подтвердил Лобус.
– Ну вот, – осмелел я, – А про документы первый раз слышу.
– Кто еще лазил за сенсаром? – спросил Зай-зай.
– Никто. Я был один.
– Ой, двести восемнадцатый, только не надо, – попросил Зай-зай, – Объясни в таком случае, каким образом ты дотянулся до окна.
На самом деле я встал на плечи Таро, и с него уже залез. Это был общепринятый способ, всем известный.
– Стремянку поставил, – ляпнул я. Зай-зай покачал головой.
– Стремянку? Где ты ее взял, хотелось бы знать... Знаешь, совершенно неправдоподобно. Придумай что-нибудь поинтереснее.
– Я ее взял... на время... в клубе, – меня несло. Я прекрасно понимал, что стремянка – это совершенно неправдопободно. Никто так не делает. Оставить лестницу, которую в любой момент могут увидеть... Таро сразу спрятался в кусты, из окна я уже сам прыгал. Ведь там часто ходит кто-нибудь, часовой с другой стороны заглядывает – секретная часть-то охраняется.
Надо было заранее придумать что-нибудь более похожее на правду. Это Зай верно заметил.
– Но если вы нашли мои отпечатки... ведь на секретной двери и в коридоре их нет! – добавил я увереннно, – Проверьте, пожалуйста!
– Это ни о чем не говорит, – хладнокровно сказал Зай-зай, – Отпечатки могли стереться... может быть, ты их сам смыл. Может быть, плохо искали. Или ты был в перчатках.
Да, логика железная. Залез, наследил, спер сигареты, потом надел перчатки и пошел в секретную часть. Хотя... с ужасом понял я, это вполне возможно. Сенсар – это как раз на случай, если кто-нибудь поймает меня снаружи. Отговорка...
Цхарн, неужели эти злосчастные документы действительно сперли 28го ночью?
– Да зачем мне нужны эти документы?! – я чуть не взвыл, – Ну что я, шпион, что ли?
– Вот об этом я и хотел тебя спросить, – зловеще ответил Зай, – Зачем тебе нужны эти документы.
– Я даже не знаю, что там было...
– Ничего, тебе помогут вспомнить, – пообещал Зай-зай.
По идее, меня должны уже арестовать. Почему же он вызвал меня сюда, говорит со мной, да еще при Лобусе? Выходит, улики-то небесспорные... есть, вероятно, и другие версии. Сообразив это, я выпрямился и посмотрел Заю в глаза.
– Вы ведь знаете, что не я взял эти документы. Мне они не нужны.
– Тебе они, разумеется, не нужны, – согласился Зай, – но они очень нужны другим людям. Бешиорцам, скажем. Тебе могли заплатить...
– Если бы мне заплатили, вы нашли бы у меня хоть что-нибудь – еду, сенсар, вещи... вы же наверняка все проверили – у меня нет ничего.
– Твои хозяева, вероятно, не так глупы. Кроме того, есть и другие версии... Скажем, документы могли понадобиться квиринскому агенту, спокойно проживающему в нашей общине. Двести двадцатому, – добавил Зай, и мороз сковал мое тело. Таро? При чем здесь Таро?
Какая чушь... Таро – квиринский агент! Надо же такое придумать.
– Если вы считаете, что Таро... двести двадцатый – квиринский агент, – начал я, с трудом раскрывая рот, – Почему вы не арестовали его?
– Я еще не уверен в этом, – сказал Зай спокойно, – Это пока на уровне подозрений. Двести восемнадцатый, я с тобой откровенен. Документы пропали двадцать восьмого, ночью. Их могли взять и вечером. Это даже более вероятно. У нас есть и другие версии, разумеется.
Теперь посмотри, что получается. Так как двадцать восьмого ночью ты был в административном корпусе, я обязан тебя проверить. Ты подтверждаешь, что взял сенсар – ты его действительно взял. Что ж, предположим, документы украли вечером, а ты просто по несчастной случайности в эту ночь проник в тот же самый корпус. Но ведь ты не откровенен со мной! Ты придумываешь какую-то дикую версию со стремянкой... Двести восемнадцатый, я работаю у вас не первый день, и знаю, как совершаются такие правонарушения. Это делают вдвоем или втроем. Я могу даже точно назвать номера тех, кто был с тобой. Сделать это, или ты сам назовешь?
– Я был один.
Меня начало трясти. Я уже понял, к чему клонит Зай-зай. Он прекрасно знал, что мы были втроем, знал, кто был со мной. Он знал, что мы не брали документов (хотя непонятно, что за чушь насчет квиринского агента... Таро я знаю как облупленного с двенадцати лет. Каждый его шаг знаю, каждую мысль). Ему просто нужно услышать это от меня. Он знает также и почему я вру, почему я придумал эту дикую версию. Но ему сейчас не важно узнать, кто украл документы... к этому я отношения не имею, он это знает, может быть, он уже даже знает, кто их украл на самом деле. Может быть, и вообще никакие документы не пропадали. Просто ему нужно от меня услышать... ну не нравятся ему отношения в нашей троице!
– Твои отношения с друзьями мне совершенно не нравятся, двести восемнадцатый, – услышал я, – Ваша компания – это какой-то рассадник недисциплинированности и произвола... Вы постоянно уединяетесь, не участвуете в делах общины, противопоставляете себя коллективу. Гир Лобус, – он повернулся к начальнику квартала, – Вот вы давно занимаетесь производством и общежитием как раз на данном участке. Что вы могли бы сказать об этих ребятах – двести восемнадцатом, двадцатом и двадцать первом?
Лобус помялся. Видно было, что ему страшно неудобно.
– Я не знаю, гир Зайнек... В общем-то, они ни в чем дурном не замешаны, – начал он решительно, – конечно, бывают правонарушения. Вот и сейчас. Причем они всегда стараются друг друга выгородить. Это да. Но в общем-то, работают они хорошо, передовики... не шумят, в общежитии на них жалоб не было. В целом я не могу ничего дурного о них сказать.
Я с благодарностью посмотрел на Лобуса и тут же отвел взгляд – нечего подводить человека. Все-таки, Лобус – личность! Он может сколько угодно нас наказывать, придираться, но когда дело дойдет до серьезного – не подведет. Врать не будет. Надо же... как это он решился – сказать совсем не то, чего Зай от него ждал.
Да, сорвалась твоя атака, дорогой старвос! Зай, правда, не растерялся, и тут же начал речь на тему, что вот мол, в тихом омуте-то как раз черти и водятся, что как раз такие тихие передовики – самые опасные враги, поскольку маскируются под честных общинников, и выявить их невозможно. Они даже могут рисовать стенгазетки и участвовать в смотрах песен и плясок. Но все же с толку его слегка сбили, это было заметно.
– И вот посмотри, двести восемнадцатый. Ты ведь знаешь, что вы совершили правонарушение. Должны понести наказание за него. И вместо того, чтобы раскаяться – не говорю, прийти самому и покаяться – но хотя бы когда тебя ткнули носом, раскаяться и чистосердечно все рассказать, как было, ты начинаешь выгораживать тех, кто безобразничал вместе с тобой. Какую услугу ты этим оказываешь своим друзьям? Ты избавляешь их от административного наказания – но разве это зло? Разве наказание – это зло? Вспомни заветы Цхарна! Поработать недельку на строительстве – от этого еще никто не умер и даже не заболел. Зато ты избавляешь своих друзей от возможности примириться с общиной, с Родиной, со своей совестью!
