Подсластить победы горечь (СИ) - Иванова Татьяна Всеволодовна

Она почувствовала, как рядом закаменел ее муж еще до того, как полностью обернулась. Мастер медленно встал, глядя на садовую дорожку тяжелым взглядом. Фенелла проследила за его взглядом и охнула.

По дорожке, ловко лавируя между групп пирующих гостей, к ним направлялся король Остарии в скромном темно-синем костюме.

— Как мне к вам обращаться, благородный дон? — сеньора Арана тоже заметила неизвестного знатного гостя и устремилась к нему.

— Зовите доном Серраном, — сообщил его величество, в упор глядя на потрясенных его появлением молодоженов. — Я родственник невесты. Опоздал немного на свадьбу.

— Проходите, дон Серран, — радостно проворковала сеньора Арана. — Хорошо, что вы вообще пришли.

— Я тоже так думаю, — с сарказмом заметил король, разглядывая побледневшую Фенеллу.

— Проходите, благородный дон. Видите, почетное место рядом с женихом свободно.

— Нет-нет, — улыбаясь, вмешался Дайэн, почувствовав напряжение Фенеллы и привлекая внимание к собственной уникальной персоне Странника, — Это место для меня. Я тоже родственник невесты. И прибыл раньше.

Король впился взглядом в неизвестного молодого веснушчатого взлохмаченного парня с кошачьим цветом глаз, за две секунды понял, кого встретил и утвердительно кивнул.

— Тут полным-полно места, — нервно сказал Сид, отодвигаясь.

— Только не пытайтесь совсем уйти, дон Сид, — с прежним сарказмом сообщил Боэланд, — вроде бы для того, чтобы родственники вашей жены могли спокойно поговорить друг с другом.

Место для короля освободилось как бы само собой.

— Как ты, Фенелла? — невинным голосом поинтересовался Боэланд, — Хорошо спалось? В объятиях мужа?

— Как вы догадались? — с досадой уточнила девушка.

— Ну кто еще мог бесследно исчезнуть с палубы, оставив мне венок из цветов апельсинового дерева? — с легкой грустью ответил его величество. — Я не мог удержаться, чтобы не посетить твою свадьбу, Фенелла. Хотя меня и не пригласили.

— Я не знаю, простите ли вы меня, — вежливо сказал Сид. — Но я искренне прошу у вас прощения.

— Искренне? — с сомнением переспросил Боэланд.

Сид промолчал.

— Я думаю, нам, родственникам невесты, имеет смысл поближе познакомиться, — на остарийском языке заговорил Дайэн. — Или я зря целый год учил ваш язык вместе с моим другом Сидом.

— А я целый год ждал нашей встречи, сеньор…

— Дайлен…

Оба собеседника обменялись оценивающими взглядами.

— Отведайте фаршированного каплуна, благородные доны, — подскочила к ним радушная хозяйка. — И выпейте за здоровье молодой пары.

Только как следует угостившись превосходным сидром трех сортов, отведав жирного каплуна, фаршированного черносливом с яблоками, чесноком и заморской вареной крупой коричневого цвета, король обвел взглядом напряженных молодоженов и вздохнул.

— Ладно уж, оставайтесь в Ахене до конца месяца. Что с вами делать…

И только тогда и Сид и Фенелла чуть расслабились.

— Не будете ли вы так любезны, пройти со мной на мой корабль? — обратился Боэланд к Страннику, заметив, что группа молодых парней с гитарами направляется к столу молодоженов, чтобы порадовать их громко — и многоголосием, а также поэзией местного разлива. — Нам многое надо обсудить, — улыбка скользнула по тонким губам Боэланда, — дорогой родственник.

— Я к вашим услугам, — почти без акцента ответил Дайэн.

Молодых отпустили лишь к вечеру, когда начало смеркаться. На этот раз им никто не мешал уединиться.

— Только теперь я по-настоящему ощутил, что женат, — прошептал Сид, подхватывая новобрачную на руки, чтобы внести в спальню. — Отец Маркиан прав. Отличная вещь — эти народные обычаи.

И он поцеловал Фенеллу. Венок из цветов апельсина упал вниз с ее запрокинутой головы.

Сид сел на убранное цветами ложе, не выпуская девушку из рук. Светлым водопадом окутали ее плечи густые волосы, освобожденные от шпилек и ленточек. Медленно сползло вниз черное с серебром платье, обнажая белоснежную кожу…

Никогда ранее не испытанные ощущения взбудоражили и обожгли душу девушки. Все в первый раз, так остро и так ярко… Сид замирал каждый раз, когда она вздрагивала от неожиданности, и терпеливо дожидался, пока она снова доверчиво ему не покорялась, шептал что-то ласковое, что никогда не сумел бы потом повторить. И в тот момент, когда он сдерживаться уже не смог, она почти не сознавала себя, потрясенная и захваченная водоворотом ярчайших впечатлений.

Потом они долго лежали без сил, потом уже сердце Фенеллы наполнилось теплом и нежностью к тому, в чьих бережных объятиях она раз и навсегда стала женщиной. Тогда она прошептала ему в плечо что-то благодарное и ласковое. Сид приподнял ей голову, чтобы заглянуть в глаза. И Фенелла всей душой ощутила оборотную сторону настоящей любви — беззащитность и уязвимость перед тем, кого любишь. Ее, Фенеллы беззащитность, его уязвимость…

— Ты знаешь, — тихо сказал Сид, — все мои страдания не стоят этой ночи с тобой, любимая.

На следующий и, по-счастью, последний день свадьбы молодоженам дарили всяческие подарки, а Сид добросовестно отдаривался в ответ. Вообще говоря, свадьбу можно было праздновать куда дольше, да что там, ее и пару недель можно было праздновать, но отец Маркиан был прав. Жителей Ахены скоро ждало куда более увлекательное занятие — свадьба всем известной парочки с Портовой улицы. Только поэтому Сида с Фенеллой и оставили в покое так быстро.

Летний зной в городе смягчался свежим ветром с моря. Фенелла вроде бы и занималась хозяйством, ходила на как всегда шумный портовый рынок, богатый разнообразными товарами и впечатлениями, но нерушимая тишина упоительного счастья окутывала ее душу. Тогда она поняла, в чем слабость молодых пар Странников, молодых, любящих друг друга пар. Душа не могла и не хотела собраться, чтобы дать импульс телу на перемещение сквозь пространство, слишком уж было хорошо рядом с любимым. Счастье запредельно расслабляло.

А вокруг дозревал сладкий виноград, томно ворковали горлинки…

Когда изнуряющая жара конца лета пошла на убыль, в Ахену за принцессой с супругом прибыл лично дон Цезар.

— Дон Сид, вы должны постигать и отшлифовывать рыцарские искусства, — громогласно сообщил он. — Решено, что для этого вы должны поселиться в доме дона Альвеса де Карседы. Он вызвался быть вашим наставником.

Сид резко загрустил, а Фенелла вздохнула с облегчением. Когда Боэланд не мешал людям жить, он придумывал неплохие выходы из сложных обстоятельств. Дона Альвеса она могла часто навещать, не привлекая лишнего внимания к своему браку с Сидом.

— И еще, донна Фенелла, — уже гораздо тише рассказал командир королевской стражи по дороге в столицу. — По вашу душу и руку приезжал Карласский принц с дарами. Но его величество отказал ему, заявив, что вы уже обещаны в награду одному рыцарю. И, как только тот рыцарь, имени которого король не может разгласить, совершит предстоящий ему подвиг, вы станете его женой. Цените милость короля.

«Все-таки Боэланд озлобленный и Боэланд, надеющийся на личное счастье, — оценила милость короля Фенелла, — это два разных человека».

— Не рви себе сердце, парень, — не оставил без внимания дон Цезар и хмурого Сида. — Ты хотел бы остаться только оружейником. Понимаю, ты чудесный оружейник. Но иногда от нас требуется, чтобы мы стали больше, чем мы есть, а ты способен стать по-настоящему великим. Неприятно, да. Мучительно иногда, но необходимо. Положись на милость Божию и терпи.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Ты похорошела, Фенелла, — с досадой сказал Боэланд, окидывая цепким взглядом светящуюся от избытка счастья супругу дона Сида Оканнеры, — но, если бы ты только знала, как мне не хватает твоих удивительных способностей!

Фенелла вполне могла понять досаду его величества. Пару часов назад на приеме у короля был спешно прибывший из Мараканда посол Остарии в Борифате. Ну как «спешно»? Почти две недели непрерывной скачки из одной столицы в другую. В Борифате творилось нечто ужасное, по словам немало в жизни повидавшего посла. Мараканд наводнился листочками с карикатурами на Владетеля и сатирическими стихами в его адрес. Казалось, как скала незыблемый авторитет повелителя страны катастрофически пошатнулся. Его подданные тихонько пересказывали самые смешные строчки и смеялись над Тем, перед кем еще несколько недель назад трепетали. Владетель в панике приказал казнить несколько десятков уличных певцов, но это привело только к тому, что запрещенные к исполнению песенки стали петь только в узком кругу доверенных людей. Шутку не убьешь и не остановишь так просто.