Jamique - Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса
Палпатин цепко оглядел адмирала.
- Я считаю, что от адмирала у нас не должно быть тайн, - медленно сказал Вейдер, в упор глядя на Палпатина.
Палпатин изучал адмирала живыми, сейчас пронзительными глазами. И, когда Пиетт почувствовал себя совсем плохо, неожиданно произнёс:
- Адмирал, поверьте, дело не в том, что я вам не доверяю или что я думаю, будто вы способны сознательно разгласить тайну. Но эта тайна будет опасна для вас самого. Вы не одарённый, как Вейдер, я или Мара. Вы не обладаете навыками закрытия своего мозга для восприятия одарённых, какому обучены все мои гвардейцы. Я уважаю выбор своего ученика. Но готовы ли вы к тому, чтобы на ближайшее время оказаться в положении человека, который вечно будет находиться под охраной моих детей?
- Детей? – выпалил Пиетт, прежде чем успел осознать крайнюю невежливость такого поведения по отношению к главе государства.
- Одарённых, - пояснил Палпатин. – Это всё – мои дети.
- Вот видите, повелитель, - голос Тёмного лорда прозвучал с едва уловимой, отстранённой насмешкой. – Вы и выдали адмиралу одну из наших маленьких тайн. Так что у вас нет выбора. Вам теперь придётся.
- Ты вежлив, как всегда, - спокойно ответил Палпатин. – Но ты прав. Однако тебе тоже придётся – побеспокоиться о безопасности твоего адмирала.
- Повелитель, - ответил Вейдер, - до Центра Империи адмирал будет находится под моей личной охраной, - Пиетт вздрогнул. – А потом вы дадите ему под видом адъютанта одного из наших выпускников.
- Спасибо, что решил за меня, - брюзгливо ответил император. – Но тем не менее, ты прав. Так и сделаем.
- Повелитель, - настойчиво произнёс Вейдер, - я считаю, и я буду на этом настаивать, что адмиралу в нашей комбинации совершенно необходимо действовать с открытыми глазами. Его ум и стратегические способности выше всяких похвал. И я считаю, - он нажал на это слово, - что его участие в операции в качестве нашего свободного союзника и полноправного партнёра будет для нас жизненно необходимо.
Пиетт то краснел, то бледнел. Не от того, что в его присутствии о нём говорили, как о постороннем. У него всё обмерло внутри, когда лорд Вейдер сказал: “адмирал будет находиться под моей личной охраной”. Это сказало об опасности лучше всего. Настоящей опасности. Такой, что его жизнь оказалось необходимым передоверить второму по силе ситху в государстве.
Адмирал даже забыл посматривать на предположительно гвардейцев, которые, сдвинув кресла, наблюдали на двоих за тем, что происходит в помещении. Они не потрудились встать, что тут же при входе Тёмного лорда сделала рыжеволосая женщина. И Пиетт краем сознания, не тронутого потрясением, успел подумать: это вольность, позволенная императором? Неуважение к Вейдеру? Неуважение к адмиралу лично?…
- …вот я и спрашиваю вас, адмирал, - Пиетт снова вздрогнул, поскольку понял, что эти слова императора обращены к нему. – Вы согласны жить следующий, довольно долгий промежуток своей жизни, в такой ситуации?
- А чем это хуже, чем …
Он замолчал. Молчали и остальные. Предположительно гвардейцы переглянулись и мимолётно улыбнулись. Кроме Пиетта, на их жест, казалось, не отреагировал никто.
- Напугал я вас, адмирал, - с непонятной усмешкой произнёс Вейдер. – Что ж, в этом был плюс: вы привыкли.
- Простите, милорд.
- Логично, - сказал император. – Вы действительно привыкли.
- И потом, ваше величество, я же всё равно услышал от вас о какой-то тайне…
- А это поправимо, - оборвал его Палпатин. – Я могу заставить забыть вас об этом. Настолько, что ни один одарённый не сможет найти этот кусок памяти. Я его просто сотру.
- Только не это!… - в банальную фразу выплеснулся весь ужас.
Тёмные глаза императора изучали его. А потом он улыбнулся.
- Годится, Вейдер. Ты правильно выбрал.
Место под названием нигде.
Совещания такого толка он не любил. Они нагоняли на него тоску. Хотя это были единственные сборища, где в конце концов, если повезёт, все начинают вылезать из своих шкурок первых отличников в классе. И ругаться.
Но только это и было хорошего в них. Потому что в остальном это было: глобальный, челюстевыворачивающий отчёт об общем положении в мире. Он недавно обнаружил, что ему всё меньше и меньше хочется узнать о том, что происходит во всём мире. Говоря более буквально – во всех мирах. Лично ему хватало своего. У него и в нём всё ускользало их рук. А тут…
И ведь всё мессир, друг его школьный. Это была его идея. Объединить всё это во что-то глобальное. Но глобальное имеет тенденцию рассыпаться.
Хотя… надо признать, та конфигурация, которую выбрал его друг, была почти безупречной. И она работала уже давно. Всё дело было в особо устойчивой конструкции. Ни больше, ни меньше. Гениальная техническая разработка. Оптимальная модель. Пока работают поддерживающие конструкции, центр будет устойчив.
Что же он всполошился так? Или он считает, что неполадки в центре могут иметь место из-за разлаживания чего-то во вспомогательных опорных конструкциях?
Хороший вопрос. А считать ли эти конструкции вспомогательными? Или, напротив, счесть вспомогательным – центр? Всё изменилось за последнее время. Намудрил его начальник, намудрил…
- …всех контрольных систем, - ворвался в его сознание голос мессира. – Я прошу от каждого координатора это подтвердить. Если существуют недопустимые отклонения или отклонения, близкие к недопустимым, прошу сообщить. Итак?
- Гессерия, - сказал первый. – Всё в порядке.
- Энтрак. То же.
- Валкуффа… Тьфу. Ваулуфа. То же самое. Ненавижу их произношение.
- Керетель. Всё в ажуре, шеф.
- Ииск, полный порядок.
- Йоф, то же.
- Вердея. Нормально.
- Икчитан, то же…
Ругаться они начнут потом. Если начнут. Он закрыл глаза. А пока надо просто попытаться пережить административный ужас.
Дом-2.
Мотма отвратительно спала в эту ночь. Она устала, но заснуть не могла вовсе. Когда забылась коротким чутким сном, то сон стал похож на болезненный бред. Как жар. В нём меняются местами все причинно-следственные цепочки. По некоторым из цепочек воспалённый мозг пробегает раз, и ещё раз. И начинает вертеться по кругу, проходя по каждому из звеньев, ощупывая его, застревая, прокручивая снова и вновь, каждый раз с другого ракурса, из иной жизни…
Она встала в шесть. Не выспалась совершенно. Но дольше находиться в смятой постели не могла. “Дом-2” шёл в гиперпространстве. На этом настоял Борск. И она была с ним согласна.
Не выдумано было ещё способа обнаружить здесь человека. Ни с помощью физических приспособлений. Ни с помощью Силы. Одна надежда – поставить тральщик на опробованных гиперпространственных путях. Но Борск знал иные пути. Очень опасные с точки зрения здравого смысла. Невероятные. Но он прокладывал маршрут, и корабль шёл по невозможной изгибистой, рваной траектории. И оставался цел. Ботан был и навигатором. И пилотом. И существом, который умел и любил рисковать, основываясь на точнейшем и выверенном расчёте.
Она его любила. Она всю жизнь влюблялась не в тело, а в ум.
Первое время поговаривали, что они с Борском любовники. Они быстро пресекли эти слухи. Борск происходил из почтенной ботанской семьи, где спаривание с иными существами не поощрялось. Он рассказал ей, что на Котлис остались его котята, которых он благонамеренно зачал в строго оговоренный двумя семьями брачный период. Таким образом, он выполнил свой долг перед своих видом, и считал его на этом законченным.
Он пришёл в Альянс, потому что чувствовал в себе способности и силы, которые не могли быть раскрыты ни в его родном мире, ни тем более в Империи. Мрачно фыркнув, он сообщил ей, что его угораздило родиться в очень неудобное время. Как раз в такое, когда молодая Империя оформлялась и для крепости изгоняла из правительственного ядра любых инородцев. Он поразил её тем, что спокойно сообщил, что, по его расчётам, этот период закончится лет через десять-двадцать. Империя подвержена разумной ксенофобии, поскольку разнообразные расы и народы в её государственном аппарате неизбежно подорвут его целостность. А целостность эта была крайне необходима новому государству на первом этапе его становления.
- Но для меня время будет упущено, - говорил он ей, усмехаясь и топорща сквозь чих-усмешку усы. – А мне нужно всё и сразу.
