Василий Головачёв - Застава
Хозяин встретил гостя в домашнем костюме, напоминающем пижаму. Как и Гордеев, он любил спокойные серо-синие тона, и пижама тоже была синяя, с белыми вставками. Оба оценивающе посмотрели друг на друга. Швырёв первым обнял гостя, отстранился.
— Что-то ты печален, друг мой.
— Да и ты тоже нерадостен, Денисович. — Гордеев слабо улыбнулся. — Мы как в том анекдоте: встретились как-то российский футбол с российским образованием, посмотрели друг на друга, обнялись и заплакали.
— Примерно так оно и есть на самом деле, — ответно улыбнулся Швырёв. — Проходи, располагайся.
Сели на роскошный угловой диван, напротив которого на стене висел плоский экран современной телесистемы, позволяющей смотреть фильмы в 3D-формате. Диван был светло-коричневого цвета, толстый мягкий ковёр перед ним — коричневого с проседью, по стенам висели светло-коричневые и сиреневые драпировки, и даже модульный сервант и книжные полки были сделаны из материала таких же цветовых сочетаний.
Гордеев бросил взгляд на картины, висящие меж полосами драпировок. Все они были современными коллажами, в условном стиле изображающими купание в морях и реках либо парение в воздухе весёлых, жизнерадостных молодёжных компаний. Лишь одна картина выделялась из тематической коллекции собрания — лунный пейзаж, выполненный в исключительно реалистичном духе.
Все картины были написаны женой Швырёва, известной художницей, и она же, насколько знал Гордеев, лично создала интерьер гостиной. Да и всей квартиры в целом.
— Подслушки и подглядки у меня нет, — по-своему понял взгляд гостя Алексей Денисович.
— Знаю, — улыбнулся Иван Петрович. — Просто увидел новую картину.
— Ах, эту, — кивнул на лунный пейзаж хозяин; у него была грива седых волос, седые баки и седые усы, отчего он Гордееву напоминал кота, чьё изображение взял в качестве код-символа связи. — Диана увлеклась космосом в последнее время, пишет пейзажи Марса и других планет. Но дома мы решили оставить только лунную перспективу. Это Море Влажности, слева вверху — внешнее кольцо кратера Гассенди. Знаменит сложной системой трещин на дне.
— Такое впечатление, будто рисовано с натуры.
— У Дианы дар, подозреваю — экстрасенсорного характера, иногда ей удаются удивительные вещи.
— Слышали о скандале с Луной?
Швырёв поднял брови.
— О чём речь?
— Владелец участка на Луне — а вы знаете, что почти вся её поверхность распродана частным лицам частной же компанией, — подал в суд на корпорацию НАСА за посадку автоматического корабля «на его участке».
— Дожили, что называется.
— Он требует один миллиард долларов!
— Ну, суд вряд ли удовлетворит его аппетиты, хотя создаётся прецедент, от разрешения которого будет зависеть вся последующая экспансия Солнечной системы. Ведь уже начали продавать участки и на Марсе, и на Венере, и даже на Меркурии.
— Международная конвенция запрещает продажу планет и астероидов, они являются собственностью всего человечества.
— А кто на это посмотрит? Люди давно зарабатывают баснословные деньги мошенничеством.
— Нелюди.
Швырёв улыбнулся.
— Ты сегодня явно озабочен космосом.
— Если бы только космосом, — со вздохом признался Гордеев. — Проблем хватает и на грешной Земле.
— Личных?
— И личных тоже.
Алексей Денисович кивнул, в стальных глазах его появилась тень печали.
— Увы, не боги мы, способные решить любую проблему. Личные, кстати, решать намного сложней. У меня сын Александр бросил бизнес и уехал на Дальний Восток. Хочет достичь гармонии с природой.
— Это нормальная идея, — осторожно сказал Гордеев.
— Нормальная-то она нормальная, да только он при этом оставил жену и сына, моего внука. Это нормально?
Гордеев качнул головой, не желая высказывать своё мнение вслух.
— Внуку девять лет, хороший парень, мягкий, добрый, но… всё свободное от школьных занятий время торчит за компьютером. Твиттерит, блог пишет, переговаривается с друзьями, которые живут в этом же доме.
— Это проблема, — согласился Гордеев. — Мои тоже редко куда срываются физически, им достаточно виртуальных путешествий. Плюс игры. Это вообще общечеловеческая беда. Австрийский врач Курош Яуди требовал признать Интернет наркотиком. Но наша Дума даже не пошевелилась. А ведь давно известно, что интернет-игры на первом месте по опасности развития у детей компьютерной зависимости. Может, мы занимаемся не тем?
— Нет, Иван, — погрозил пальцем Швырёв, — мы занимаемся именно тем, чем должны. Компьютерную зависимость поддерживают те же ксеноты, и ещё неизвестно, не с их ли подачи и появился Интернет как поле вседозволенности и виртуальной свободы. Это элемент их политики, внедрённый в сознание народных масс, и бороться с ним надо на всех доступных уровнях.
— Начали американцы, вернее, их кукловоды.
— Начали две тысячи лет назад арабы… кстати, тоже с подачи инопланетных пастухов… уточнять не будем, соблюдая политкорректность. Так что эта политика имеет очень давние корни.
Гордеев усмехнулся.
— Есть анекдот в тему. Сын спрашивает отца: папа, что такое американская политика? Отец со всей мочи ему по шее бац! Сын: за что, папа?! Отец: я подозреваю, что ты украл у меня полсотни баксов. Сын: но я этого не делал! Отец: заткнись и отдавай назад, и ещё столько же за причинение морального ущерба! Сын: но ты же ничего ещё не доказал! Отец: вот в этом, сынок, и состоит суть американской политики.
Швырёв остался серьёзным.
— В самую точку. Но давай вернёмся к нашим баранам, то бишь к рабочим моментам. Что у тебя стряслось? Просто так ты ведь не приехал бы?
Гордеев подобрался, кивнул.
— Не приехал бы. Веселов забрал хроников…
— Знаю, это согласованное решение Совета.
— А сегодня он забрал Дворковица.
Швырёв помолчал, разглядывая профиль гостя, встал.
— Посиди минуту, принесу кофе.
Гордеев кофе не хотел, но отказаться не рискнул. Чувствовал он себя неловко, будто подсматривал в замочную скважину или писал донос на руководителя втайне от всех, в том числе от самого себя.
Швырёв вкатил в гостиную столик на колёсиках, на котором стояли два кофейных прибора, орешки и солёные сухарики.
Кофе оказался вкусным, мягким, какой нравился Гордееву.
— Итак, тебе не нравится, что Юлий Тарасович…
— Начал ограничивать…
— Твои замыслы.
— Не мои лично — «Заставы». Я этого не понимаю.
— Новая метла по-новому метёт.
— Дело не в смене уровня подчинения. А началось всё с хроников. Мы-то чем не угодили Совету, охраняя их? Все попытки ксенотов отбить их у нас провалились.
— Не без помощи со стороны.
— С этой помощью надо ещё разбираться. Создаётся впечатление, что засады были устроены не без утечки информации о маршрутах хроников. Но, допустим, я выдаю нежелаемое за действительное, аналитики ещё не высказали своего мнения. Ты мне скажи, зачем хроникам дают абсолютно утилитарные задачи, разбазаривая их уникальный дар?
— Не кипятись, Иван, космос нам пока действительно недоступен, потому и сузились задачи. Сейчас важнее выявить порталы ксенотов, через которые они попадают на Землю и пересекают материки, как я — прихожую. Нам нужны их центры, базы, компьютерные сети, связь и так далее. Необходимо срочно выявить другие наши заводы, способные втихую изготавливать контрафакт. Идея Веселова столкнуть ксенотов лбами так, чтобы они начали грызню меж собой, весьма продуктивна, и если она сработает, а она уже начинает работать, по моим сведениям, мы переломим ситуацию с пастухами.
— Я понимаю и обеими руками «за». Но использовать хроников в прагматических целях как обычных оперативников — нонсенс! Это всё равно что колоть орехи их головами.
Швырёв понимающе усмехнулся.
— Колоть орехи никто их не заставит.
— Веселов заставит. Он уже запретил им бесцельно — по его мнению — ходить в прошлое, а тем более в будущее. Есть задание? Выполняйте!
— Откуда знаешь?
— От самих хроников, они не жалуются, но удивляются. А теперь вот он приказал свернуть экспедицию на Вилюе. Тоже с подачи Совета?
Швырёв затвердел лицом, занялся кофе, повертел в пальцах орешек.
— Когда он это озвучил?
— Сегодня днём.
— Мне об этом ничего не известно, поинтересуюсь. Что ещё тебя беспокоит?
Гордеев помолчал, формируя вопрос.
— Алексей, ты знаешь меня давно.
— Что за преамбулы? Восемнадцать лет.
— Я когда-нибудь панику поднимал?
— Не припомню. К чему клонишь?
— Тебе не кажется, что в Совете завёлся «крот»?
Швырёв нахмурился, аккуратно поставил чашку на столик.
— У тебя конкретные подозрения?
— У меня нет, но они появились у моего аналитика.
