Пьер Бордаж - Воители безмолвия. Мать-Земля

Майтрелли, опьяненный вином с Оранжа, явно хотел выговориться, выложить все наболевшее, что накопилось в его на душе.

— Они требовали постоянного контроля над всеми видами на-

шей деятельности: играми, проституцией, работорговлей, подпольной торговлей человеческими органами, оружием, «порошком», спиртным… Они хотят, чтобы мы сдали им частные дерематы, а для наших передвижений брали по запросу временный клеточный паспорт. Они также хотят, чтобы мы помогли их поганым миссионерам обратить в крейцианскую веру пруджей Матаны и племена внутренней пустыни. И наконец, чтобы мы допустили в каждую армию франсао скаита-чтеца! Каково!

— Пусть только заявятся, и мы им перережем глотки, как барванам! — проворчал Зортиас.

Соус у него на подбородке походил на застывшую кровь на морде хищника. Франсао нахмурился.

— Не спеши, Зортиас! Если эти наглецы явились к нам с такими требованиями, значит, они располагают мощной поддержкой и опасными союзниками. Если Каморра примет их требования, они сожрут ее изнутри, если она откажется, войны не избежать. Война. Война, в которой не знаешь, выйдешь ли победителем, война, которую не следует затевать… Я особо опасаюсь Церкви Крейца и ее легионов фанатиков. К чему они стремятся? По какой причине лезут в наши дела? Для меня это пока остается тайной. И если мы не выясним эту причину в ближайшие дни…

Сердце Тиксу отчаянно колотилось. Пульс ускорялся, пока он слушал Майтрелли. Его слова подействовали как электрошок и грубо опустили в обыденность собственной жизни. Жгучий огонь опалил его внутренности и смел все сомнения, колебания и нерешительность. Затуманивающие рассудок пары фруктовых вин Оранжа сразу рассеялись. Он обрел ясность мышления, всю остроту разума. Его соплеменник невольно переключил его на сиракузянку, за которой охотились убийцы, на заговор, который плели против Конфедерации. Он понял, что дни франсао Каморры сочтены, что раскатта уже мертвецы и только получили отсрочку.

— Нельзя ни соглашаться, ни отказываться! — неожиданно для самого себя произнес он. — Единственное, что вам остается сделать, так это бежать, как можно скорее, пока есть время.

Кулак Било Майтрелли обрушился на стол. Хрустальный стакан упал и разбился, ударившись о край тарелки. Гневные огоньки заплясали в его светлых глазах.

— Ты что такое говоришь? Бежать? От этих карикатур, от этих женоподобных людишек? Что на тебя накатило? Что ты обо всем этом знаешь?

— Я вам только что солгал, — спокойно ответил Тик-су. — Я был служащим ГТК на Двусезонье, и меня собирались убить за то, что я бесплатно переправил сюда одну персону, которая слишком много знала об их проектах.

Выражение крайнего удивления тенью скользнуло по лицу франсао.

— Против них, а я думаю, мы говорим об одних и тех же, ваши вооруженные люди не смогут ничего сделать! — Тиксу был настойчив. — Они читают мысли, они угадывают ваши намерения, ваши проекты, ваши действия легче, чем вы поняли мою ложь только что! На Двусезонье они проникли в мой мозг и прочли там все сведения, в которых нуждались. У меня даже возникло ощущение, что им ничего не стоит мыслью взорвать мою голову. Это… как сказать?.. такое ощущение бессилия, уязвимости… Если я сейчас на Красной Точке, то только потому, что пытаюсь помочь девушке, которую они преследуют. Ибо полагаю, что только она и может еще что-то сделать…

— Почему они тебя не убили?

В голосе Майтрелли не было никакой иронии.

— Они пытались, но жизнь пока решила не отдавать меня смерти…

В гостиной воцарилось тяжелое молчание. Франсао не стал сомневаться в словах Тиксу, он достаточно хорошо знал людей, чтобы понимать, в какой момент они искренни и когда перестают быть таковыми. Иссигорянские служанки застыли у дверей, ведущих в кухню, с блюдами в руках. Они не знали, почему вдруг воцарилось напряженное молчание, и не решались подойти к столу.

— Мой юный друг, мы должны поподробнее поговорить на эту тему, — наконец произнес франсао, подчеркивая каждое слово. — Салом поднимается в небо, и нам надо отправляться на рынок рабов. Быть может, в последний раз, кто знает? Я не хочу упустить главные торги этой ночи: прекрасную девушку. Драгоценность во плоти и крови… Сиракузянку…

Тиксу вздрогнул. Кровь отхлынула от лица. Било Майтрелли, полностью взявший себя в руки, искоса наблюдал за ним. И не удивился реакции соплеменника.

— Ее поймали в Матане во время вторых сумерек. Банда юных пруджей, работающих на торговца Галактуса, грязного толстяка, который поторопился выставить ее на торги. Интересно, что могла делать эта сиракузянка среди головорезов Матаны! Этой ночью будет побит рекорд торгов…

Он вытер губы, отодвинул стул и встал.

Он тут же сообразил, что товар Галактуса и тайная пассажирка Тиксу есть одно и то же лицо. Но решил промолчать. Он всегда помнил о совете Сифа Керуака, своего наставника: никогда не показывать своей решимости, чтобы сохранять за собой свободу действий.

— Отправляйся первым, Зортиас! И отведи мой товар под надлежащим эскортом.

Прудж исчез за водостеной, на которую падали белесые лучи Салома.

Увидев в своем логове голого, задыхающегося, окровавленного, несчастного Тиксу, Било Майтрелли мгновенно ощутил симпатию к нему. Даже не зная, что он с Оранжа. Теперь понимал почему: его юный гость действовал из тех же побуждений, которые заставили его сорок два стандартных года назад пойти на безумие и совершить убийство в провинции Зеленый Вьелин. Это побуждение имело имя — любовь.

Глава 8

Овладейте цитаделью безмолвия,

На нее никто не нападет,

Никто не может осилить бесконечность,

Источник всего сущего.

Овладейте цитаделью безмолвия,

Где любая болезнь излечима,

Где любая война становится миром,

Где любая смерть превращается в жизнь.

Овладейте цитаделью безмолвия,

Любовь станет вашим щитом,

Свет превратится в ваш хлеб,

Звук обернется вашим хранителем.

Овладейте цитаделью безмолвия,

Она — чертог Бога.

Погруженный в полумрак дом, в котором едва светились водолампы, тонул в тишине. Рыцарь Лоншу Па выключил галактическое радио, которое днем и ночью потчевало своих слушателей эмфонической музыкой, изредка прерываемой короткими бюллетенями новостей. Потом отключил экран головидения, который обычно оставлял в дежурном режиме.

Сидя в положении древнего поиска, которое некоторые специалисты Инды Матери-Земли называли «лотосом», он вырвался из вихря своих мыслей. Ради медитации он удалился в самую отдаленную комнату дома на третьем этаже. Квадратный закуток без окон с полками, на которых лежали бумажные книги, светокниги, голодиски и кодированные мемодиски. Место, которое он ценил за то, что здесь с особой остротой воспринимал звуковые вибрации, а потому оно служило и рабочим кабинетом, и комнатой медитаций.

Бледные лучи парящей лампы робко заглядывали в щель приоткрытой двери, выходящей в коридор, выложенный квадратными паркетинами.

Лоншу Па надел старое выцветшее облачение цвета своих коротко стриженных серых волос. Узкие карие глаза, выступающие надбровные дуги и скулы, тонкие губы, придававшие рту вид плохо зарубцевавшегося шрама, подчеркивали аскетическую костистость его лица.

Облачение состояло из просторной накидки, которая стягивалась на поясе и закреплялась на боку пряжкой ордена, и шаровар, завязанных на щиколотках. Шесть эластичных внутренних застежек скрепляли две части одежды между собой. Одеяние, на первый взгляд грубое и уродливое, было функциональным: оно не связывало движений тела в любом положении, не мешало кровотоку и энергопотоку.

Лоншу Па ощущал тончайшие движения воздуха локтями и коленями, там, где грубая ткань выносилась до основы за долгие годы обучения в абсуратском монастыре на Селп Дике. Обычно рыцари-абсураты тщеславно гордились изношенной одеждой, наглядным подтверждением опыта и ветеранства. Зачастую молодые кандидаты и воины, ожидавшие рыцарской тонзуры, путали износ сутан с заслугами их владельцев. Сосуд и его содержимое. В этом были виноваты новые рыцари, которые первым делом после пострига считали необходимым превратить свои новенькие одежды в одежды поношенные, прибегая к неоднократным стиркам в океане Альбарских Фей на Селп Дике, либо протирая их о скалы, окружавшие монастырь.

Несколькими часами ранее Лоншу Па получил шифрованное сообщение. И крайне удивился, что Орден еще помнит о его существовании. Послание пришло прямо с Селп Дика, а не через промежуточные станции, что свидетельствовало о его важности и срочности. Он быстро обменялся условными знаками с воином, отвечавшим за передачу. После окончания сеанса связи он достал старую сутану, тщательно уложенную в сундук, и почти с религиозным благоговением облачился в нее