Андрей Ливадный - Сон разума
…Первая из машин появилась внезапно, но не на дороге, которая тянулась от руин древнего города двухголовых, а над самими развалинами. Белое покрывало густого утреннего тумана внезапно взвихрилось, сминаемое режущими воздух лопастями, и из мутного белесого водоворота вынырнул первый механизм.
– Вот он!
Крик отозвался глухим многократным эхом.
Боевая машина поднялась над густым покровом тумана и зависла. Ее винт резал прозрачный утренний воздух, который был слишком разрежен на такой высоте, чтобы вращающиеся лопасти могли и дальше поднимать многотонное механическое исчадие Храма.
Естественные укрепления скальных выступов, дополненные серой кладкой из многотонных блоков, молчали. Для примитивных метательных орудий вражеский механизм висел слишком далеко, а стрелки у зенитных установок ждали команды.
…Лаонита стояла на полукруглом выступе нижнего бастиона в окружении восьми существ, ни одно из которых не принадлежало к расе людей.
Все они напряженно ждали, и не напрасно…
В пластах тумана наметилось еще шесть завихрений, белесое покрывало всколыхнулось сразу во многих местах, выпуская из-под своего полога серо-стальные машины. Они поднялись до уровня, на котором, басовито стрекоча, висел первый механизм.
Ожидание, казалось, звенело, перекрывая утробный вой режущих воздух лопастей.
Укрепления располагались высоко. Так высоко, что было трудно дышать. Отсюда был виден верхний пласт облаков, а над ним двигались три точки. Они появились внезапно и стремительно росли, летя совершенно беззвучно, словно призраки.
– В укрытия! – прозвенел голос.
Серые фигурки людей метнулись в расселины между скал, и как оказалось – вовремя.
Три точки стремительно пронеслись над укрепленными выступами, на долю секунды показав свое истинное строение, – это были машины, которые двигались со скоростью, обгоняющей звук. Они походили на короткокрылых, горбоносых блестящих птиц, но людям некогда было рассматривать страшные контуры, – воины, подчиняясь приказу, укрывались в расселинах, и лишь восемь разноликих существ остались стоять на нижнем бастионе, образовав плотное кольцо. Лаонита стояла в центре Круга, глядя немигающим взором на затормозившие свой полет машины, а ее губы шевелились, выталкивая монотонный, нарастающий по напряженности речитатив, но произносимые ею слова вдруг заглушил внезапно накатившийся вой – это звук, отставший от породивших его машин, наконец накрыл бастионы, разрывая барабанные перепонки; поднявшийся шквалистый ветер ринулся подметать каменные площадки, а звено машин Храма, сбросив скорость, вальяжно поворачивалось, чуть кренясь при этом набок… и спустя мгновение из их чрева вниз посыпались бомбы.
Лаонита фактически не воспринимала окружающее.
Она была полностью погружена в себя, в свои внутренние ощущения. Звук турбореактивных двигателей воспринимался ею как отдаленный фон – ее уши были заблаговременно заткнуты ватными пробками, смоченными в растопленном воске.
Речитатив отдавался в костях, резонируя через них в разум.
Слова, срывающиеся с ее губ, не имели конкретного смысла – они являлись лишь средством отчуждения от мира, катализатором внутренней концентрации для нее самой и восьми образовавших Круг существ.
Лаонита остро ощущала, как происходят в ней перемены. Реальный мир будто отдалился. Да, она видела оранжевые вспышки, которые расцветили правый бастион, ее глаза воспринимали полет бомб, взрывы, тонны выброшенного вверх камня, но разум был сосредоточен на трех ярко отблескивающих точках, которые набирали скорость, завершая свой разрушительный вираж…
Это было непросто – сконцентрировать свою волю, допуская при этом лишь одно желание: жажду разрушения. Лаонита имела богатый опыт манипуляций окружавшей энергетикой, и сейчас она осознанно управляла жизненными процессами своего тела, активно меняя метаболизм, заставляя организм пережигать жировые запасы клеток, отдавая энергию в кровь, а та несла ее к кончикам пальцев… но впервые она действовала во зло, во имя разрушения, а не созидания или пассивной защиты…
Восемь разноликих, чудовищных для неподготовленного взгляда, но равных в своей разумности существ по-прежнему окружали ее, образуя Круг в центре верхней площадки левого бастиона. Они застыли в напряженных позах, подняв к небу взгляды и, каждый по-своему, медленно выговаривая монотонную формулу, навязанную им волей Лаониты.
Кожу начало пощипывать. Воздух вокруг внезапно стал змеиться, словно стояло не стылое утро, а полуденная жара.
Глаза Лаониты тускнели, на висках выступали бисеринки пота, кожа серела, – теперь накопленная энергия, сконцентрировавшись на кончиках пальцев, начала влиять на силовые линии окружающего пространства, деформируя их нужным образом, и вдруг…
Одно из образовывавших Круг существ, наиболее отвратительное с точки зрения человеческой эстетики, внезапно напряглось, словно его мышцы свела судорога, и одновременно с этим в воздухе разлился жар. Ослепительный сгусток, зародившись на конечностях существа, сорвался в свободный полет, прочертив слепящую дугу между бастионом и заходящими для повторного бомбометания машинами, – первая вспышка длилась не более секунды, но вслед за ней ударили новые – это остальные члены Круга достигли пика своей концентрации, и восемь новых тепловых разрядов один за другим пронзили разреженный воздух…
Восемь, потому что один из сгустков внезапно ударил в сторону, поразив одиноко растущую сосну, которая умудрилась зацепиться корнями за выветренные расселины в скалах. Дерево моментально вспыхнуло, превратившись в жаркий факел, а в небе над ним одна из машин, которую догнали шесть разрядов, вдруг потеряла плавность своего смертельного скольжения и начала переворачиваться, роняя из своего чрева груз бомб, которые сыпались не на укрепления, а вниз в ущелье…
Еще секунда, и летательный аппарат начал падать вслед за своим разрушительным грузом…
Это была память… Ее реальная память, которая по какой-то причине долго сидела в узилище подсознания и вот внезапно вырвалась на свободу под воздействием знакомого горного пейзажа, где скалы дополнены полуразрушенными рукотворными укреплениями…
А как же я… моя память… моя жизнь… Храм… Круг… все, что было со мной, начиная от раннего детства и до этой самой минуты?!
Лана не смогла ни ответить на заданный самой себе вопрос, ни выдержать эмоционального напряжения внезапного стресса.
Она вновь потеряла сознание. Ее разум, очнувшийся от забытья, вновь погас, как оплывшая восковая свеча под порывом ветра.
* * *Андрей проснулся от резкого, неприятного ощущения: кто-то стоял рядом и внимательно смотрел на него.
Сколь ни глубок был сон Кречетова, он отреагировал мгновенно – не открывая глаз, скользнул пальцами по автомату, который, засыпая, держал в руке, и, лишь только палец коснулся тугой спусковой скобы, резко откатился с одновременным рывком на колено.
– Стой, где стоишь!
В темноте раздался приглушенный нечленораздельный вскрик, в котором было больше ужаса, чем угрозы.
Сон у Андрея как рукой сняло. Глаза быстро адаптировались к фиолетовому сумраку, и он смог разглядеть внезапного визитера.
Существо, которое нарушило его провальное забытье, выглядело как минимум странно. Оно было сгорбленным, всего метр ростом, с ног до головы укутанное в какое-то тряпье, образующее подобие одежды… при этом из-под складок ветхой ткани торчали лишь сморщенные кисти рук да поблескивали пронзительные, будто подсвеченные внутренним огнем глаза без зрачков.
Какой-то жутковатый, неправдоподобный глюк…
– Чутко спишь… – не то похвалил, не то посетовал на бдительность Андрея едва слышный, похожий на шелест ветра голос.
– Ты кто такой? И что тут делаешь? – требовательным тоном спросил Кречетов, не отнимая пальца от спусковой скобы.
– Я? – В тихом шепоте отчетливо прозвучали нотки уязвленного самолюбия. – Я здесь живу. А вот ты кто? Как забрался сюда?
– Ногами, – буркнул в ответ Андрей, которого подобное пробуждение вовсе не радовало.
– Это кто? – Сморщенный палец, покрытый кожей коричневатого оттенка, указал на незнакомку, что лежала поодаль. Перед тем как впасть в забытье, Андрей заботливо прикрыл ее голову трофейным полушлемом, а на лицо на всякий случай опустил забрало с дыхательными фильтрами.
– Женщина, – лаконично ответил Кречетов. – Раненая, – добавил он, заметив, что карлик сделал мелкий осторожный шажок по направлению к ней. – Не тронь ее! – повысил он голос, и карлик, вздрогнув, отдернул руку.
– Лицо, – тихо попросил он. – Посмотреть.
