Андрей Ливадный - Сон разума
Ладно, разберусь на месте… – решил он.
* * *Подойдя еще ближе, Андрей понял, что был не прав в своих оценках, – цитадель также пострадала, но не от времени, а в результате штурма…
Между двумя бастионами некогда существовали ворота, о которых сейчас напоминали лишь масса гранитных обломков да фрагмент сохранившейся кладки с выщербленными, частично раскрошенными блоками. Создавалось впечатление, что не так давно тут велись широкомасштабные боевые действия с применением тяжелой планетарной техники…
Оценив тактические преимущества образовавшейся на месте разрушенных ворот теснины, Андрей решил обезопасить себя от внезапного нападения со стороны плоскогорья. Перенеся раненую женщину через завалы камней, он бережно уложил ее у края ведущей вверх дороги, а сам вернулся в тесный проход, снял со своей груди рюкзак и извлек из него десяток гранат.
За время, прошедшее с момента изобретения первой ручной бомбы, этот вид оружия постоянно эволюционировал, превратившись из громоздких и тяжелых устройств в рифленые сфероиды размером с теннисный мяч. Многовековой опыт, накопленный людьми в деле взаимного истребления, отражался в этих небольших устройствах с особенной наглядностью. Начиненная таугермином сфера была снабжена тремя видами взрывателей, каждый из которых выполнял свою функцию.
Самым простым был нажимной поворотный диск, предназначенный для активации гранаты перед броском, но, кроме него, в осколочной рубашке имелось еще два сегмента.
Кречетов знал все характерные особенности скрытых под ними устройств. Подцепив ногтем защитную пластину, он вытащил из корпуса тонкую длинную проволоку, соединенную с дублирующим взрывателем. Заклинив гранату двумя обломками камня, он протянул сталистую нить над самой землей, закрепив ее свободный конец по другую сторону прохода. Теперь любое неосторожное касание проволоки неизбежно должно было привести к взрыву.
Установив еще четыре подобных растяжки, он поднялся на гребень завала, образовавшегося на месте разрушенных ворот. Наметив места минирования, Андрей поочередно извлек из-под защитных заглушек подпружиненные столбики нажимных взрывателей и заложил шесть гранат под обломки гранита, превратив заваленную камнями теснину в смертельную ловушку.
Закончив минирование прохода, он с расстояния в десяток шагов критически осмотрел свою работу.
Вроде бы все было сделано грамотно.
Дай бог, чтобы не пригодилось… – подумал Андрей и, снова взвалив на спину незнакомку, пошатываясь, пошел вверх, двигаясь по закругляющейся дороге, ведущей к открытым площадкам двух передовых укреплений древней цитадели.
* * *Спустя час, когда похожий на звезду энергетический сгусток начал постепенно клониться к изломанному линией скал горизонту, Андрей достиг первого ответвления дороги, которое, как он и рассчитывал, вело к открытой верхней площадке одного из бастионов.
Свернув, он прошел еще около ста метров, двигаясь уже на пределе сил, и наконец увидел высеченную в камне лестницу, которая вывела его через арочный проход на открытую всем ветрам округлую площадку, венчавшую правое укрепление.
Он остановился, оглядываясь по сторонам.
Да, несомненно, когда-то тут кипел жестокий бой – многочисленные отметины от пуль густо покрывали гранитные блоки титанической кладки, в центре площадки зиял глубокий провал – очевидно, сюда угодил снаряд или авиабомба. Вокруг дыры каменная плита была покрыта трещинами, а устоявшую часть массивного перекрытия усеивали острые осколки ржавого железа и вездесущий гранитный щебень.
Отыскав более-менее чистый участок, где невысокая зубчатая стена давала защиту от холодного ветра, Андрей бережно опустил свою спутницу, прислушался к ее дыханию, потом подложил ей под голову наполовину опустевший РД и укрыл своей истрепавшейся курткой, чувствуя, что в любой момент он сам может оказаться в ее незавидном положении…
Вокруг уже начали сгущаться сумерки.
Ему неодолимо хотелось сесть, но Кречетов все же собрал остатки сил, решив подробнее осмотреть площадку, пока окончательно не стемнело. Он надеялся отыскать вход на внутренние этажи бастиона, но, обойдя весь периметр, наткнулся лишь на сохранивший смутные очертания ржавый остов какого-то механизма, установленный на выступе контрфорса, обращенного к руинам логрианского поселения. Сумерки уже окончательно пали на землю, скрадывая очертания предметов, но, подойдя ближе и присмотревшись, он различил два погнутых ствола, легированная сталь которых не поддавалась коррозии, и понял, что перед ним серийная зенитная установка времен Первой галактической войны. Все детали орудия, кроме высокопрочных стволов, насквозь проржавели, превратившись в единый ком, рядом валялись обломки от расколотого вдребезги пластикового ящика из-под снарядов, под самым основанием поребрика виднелась тусклая россыпь тридцатисантиметровых гильз, среди которых попадались изогнутые пластины пустых обойм.
Осматривая орудие, Андрей вдруг почувствовал, что ноги больше не держат его. Дурнота накатила столь внезапно, что ему пришлось ухватиться рукой за ржавую станину.
Это уже был не признак предельной усталости, а явный постэффект, неизбежно наступающий после применения метаболических стимуляторов.
Придя в себя и немного отдышавшись, он с трудом добрел до зубца стены, под защитой которого оставил свою спутницу. Сев на холодный камень, Андрей прислонился спиной к невысокой стене, положил рядом два снаряженных автомата и закрыл глаза.
Тьма, резко навалившаяся на него, больше походила на потерю сознания, чем на сон.
* * *Лана очнулась, когда голубое светило уже перевалило за полдень, начиная клониться к закату.
В первые минуты ее разум, все еще пребывающий в плену предсмертного травматического шока, никак не мог адекватно воспринять окружающую реальность, но постепенно к ней начали возвращаться ощущения. Прошло какое-то время, и она почувствовала тупую боль от ран, стесненную позу задеревеневшего тела, а также – мерное покачивание, синхронное с тяжелым, прерывистым дыханием человека.
Кто-то нес ее на своей спине!..
Прояснившийся взгляд Ланиты скользнул по окрестностям, и вдруг что-то будто перевернулось душе, когда она увидела серые скалы и гордо возвышающиеся вровень с ними укрепления древней цитадели, вызвавшие ясные, четкие до боли воспоминания…
– Храмовники! Машины идут!
Этот крик, прозвучавший с вершины сторожевой башни, резанул по нервам нескольких сот человек, порвав тонкую струну напряженного ожидания: в кристальной утренней тиши раздался шелест взводимых механизмов метательных орудий, отчетливо лязгнули казенники зенитных установок, расположенных на площадках передовых бастионов, вторя им, клацнуло с десяток затворов ручного огнестрельного оружия.
Утро выдалось стылым.
Стены укреплений вздымались серыми колоннадами замшелого камня. Воздух, в котором седыми космами повисли редкие облака, был чист, свеж и хрупок. Облака цеплялись за стены укреплений в тщетной попытке скрыть выступы контрфорсов от посторонних глаз, но люди, застывшие за зубцами стен, не могли позволить себе иллюзий – крик часового вкупе с многочасовым ожиданием развеял последнюю надежду: на них шли машины Храма… а это означало гибель. Люди могли противостоять людям, но не механизмам. Для этого защитников горного укрепления было слишком мало, их оружие никуда не годилось, а рядом с пятью зенитными установками, чьи спаренные стволы были опущены сейчас на прямую наводку, стояло всего лишь по два пластиковых ящика с тупо поблескивающими обоймами.
И все же они не собирались сдаваться.
Каждый из защитников цитадели знал, что пощады не будет. Машины Храма спускаются с небес не для того, чтобы миловать, – они созданы для убийства, которое – единственная цель существования их хозяев. Они – инструмент власти, карающая длань небес, до которых отсюда, с укреплений, можно было дотянуться рукой.
Воины стояли на стенах, напряженно всматриваясь в пласты тумана, чьи ленивые утренние языки выползали из змеистого разлома ущелья. Их лица, посеревшие от напряжения, казались сродни холодному камню. Здесь не было случайных людей. Все они, прежде чем встать на защиту последнего оплота прежней жизни, прошли свой путь, утверждаясь в осознанном желании противостоять тому укладу бытия, который навязывали им внезапно обрушившиеся с небес пришельцы. Для каждого этот путь сомнений и невзгод был сугубо личным, неповторимым, но итог оказался равен для всех – они сошлись тут, в последнем прибежище среди скал, о стены которого разбились все прошлые карательные экспедиции, и вот настал закономерный итог: Храм прибег к своему последнему резерву.
