2070 (СИ) - Вель Ольга

— Ты голоден, — Узза подошла к столу и начала расставлять тарелки. — Признаюсь, я была на тебя слишком зла, поэтому решила оставить тебя без еды. Надеюсь, больше ты не дашь мне повода для таких мер.

Я лишь кивнул. Ели мы молча, думая каждый о своём. После утомительного дня и ссоры с Уззой еда казалась безвкусной, а накатившаяся усталость отдавалась головной болью.

Когда тарелки опустели, я хотел было встать, но Узза заговорила:

— Думаю, Марк, нам нужно поговорить. То, что сегодня произошло, считается среди моих сородичей недопустимым. Мы гордимся тем, что наши эмоции под контролем. С раннего детства мы занимаемся различными практиками для достижения внутреннего покоя и баланса. Нас учат, что каждая эмоция должна иметь весомую причину. Если таковой нет, то и эмоция не имеет права на существование. Но, разумеется, у всех бывают срывы, даже высшие от этого не застрахованы.

Узза резко встала и отошла к стене. Прислонилась к ней и обхватила себя руками. Я повернулся на стуле, чтобы не упускать её из виду. Она делала глубокие вдохи и с тихим, еле слышным, свистом выдыхала.

— Некоторых за подобное отправляют на казнь, других понижают до рядового солдата или ещё ниже. Лишь в особых случаях срывы прощаются. Таким считается срыв, спровоцированный питомцем.

— Я не хотел, — пробормотал я.

— Знаю, — кивнула головой Узза. — Я сама виновата, что позволила эмоциям взять над собой верх. Разумеется, ты всего лишь обратил внимания на девушку, это понятно. Но…

Она резко замолкла. Неожиданно раздался резкий свист, и свет отключился. Теперь я мог лишь ощущать присутствие Уззы.

— Это случилось через несколько лет, после моего первого полёта на другую планету. У меня появился шанс реабилитироваться за тот случай с массовым суицидом, и я не намерена была его упустить. Нашей целью была планета, известная своей миролюбивостью и пассивностью. Обычная планета, население около пятнадцати миллиардов, обитатели — гуманоиды, очень похожие на нас. Успех миссии был гарантирован. Мирные, как мы их прозвали, только вступали на путь индустриализации, о полётах в космос они и помыслить не могли. Нас они приняли за посланников богов, и заставить их подчиняться нам оказалось проще простого. Под моё начало попала небольшая деревушка: пятнадцать улочек, школа, церковь, лавка торговца, кабинет лекаря и население около трёхсот человек. Как и тут, мы приступили к подготовке нового поколения к техническому прорыву. Среди моих учеников был юноша. Больше всего в нём меня привлекло его желание узнать что-то новое, выйти за рамки привычного мировоззрения. Он был одним из немногих, кто поверил в возможность летать к другим планетам. Мы часто проводили время вместе, и вскоре я приняла решение сделать его своим питомцем. Он принял эту новость с радостью, хотя и не понимал сути этой связи. Через несколько лет мне было позволено вернуться на родину, и я забрала его с собой.

Голос Уззы вновь оборвался. В темноте я с трудом мог различить её фигуру. Тяжёлое, гнетущее чувство разливалось по комнате, и в этот раз я точно знал, что это чувство Уззы. Я встал и пошёл в её сторону. Лёгкий аромат цветов подсказал, куда точно надо идти. Узза успела отойти в самый угол, пока рассказывала, и я обнаружил, что она уже сидит на полу, обхватив колени руками. Я опустился перед ней и осторожно прикоснулся к подрагивающим пальцам.

— Всё было хорошо, пока в один день он не познакомился с моей соплеменницей. Её имя было Нит. Мы были знакомы с детства: учились у одного учителя, после вместе готовились к миссии и всё это время были соперницами. В отличие от меня, опалу с неё не сняли после провала. Незадолго до моего отлёта на планету Мирных, мы с ней виделись, и тогда она пообещала, что отомстит мне. Я лишь посмеялась над ней. Её угрозы были для меня смехотворны: мне дали власть и силу, а она должна была продолжать придумывать способ заслужить прощение. Когда же мы вернулись, оказалось, что она устроилась в отдел по работе с инопланетными существами. Мне было приказано привести питомца на разговор с ней. Я предчувствовала, что их встреча будет концом всего, и не ошиблась. Он ей был не нужен, как потом Нит мне призналась. Ей просто хотелось сделать мне больно. Я ещё плохо управлялась со связью, и мой питомец, всегда такой покорный и верный, сорвался с привязи. Тогда я узнала, что никакая боль не сравнится с болью от разрыва связи с питомцем. Врачи неделю держали меня в лазарете после срыва, случившегося со мной. Не в силах контролировать свою силу, я чуть не сожгла саму себя. Ожоги мне залечили. Все, кроме того, что на ноге. В качестве наказания за срыв и напоминание на будущее. Я лежала в палате и мечтала о смерти. А Нит приходила ко мне… — раздался всхлип, и голос Уззы сорвался.

Я почувствовал, как на моих глазах появляются слёзы. Узза, моя Узза, которая всегда была хладнокровна и спокойная, теперь тихо плакала. Я поддался вперёд и прижал к себе. Плечи Уззы вздрагивали от рыданий, а дыхание обжигало мою шею.

— О, Нит была счастлива! — голос Уззы прерывался и дрожал. — Она вновь и вновь говорила, какой я была жалкой и слабой, когда меня накрыли эмоции, как она наслаждалась моей болью и криками, как грела её мысль, что она отняла у меня самое дорогое. На моё восстановление ушло несколько недель. Своего питомца я видела после лишь раз, незадолго до его смерти.

— Отчего он умер? — тихо спросил я.

— Я его убила. Его и Нит. Выбила разрешение на дуэль с Нит за похищение собственности и попытку меня убить. Пришлось повозиться, но оно того стоило. Нит не была готова к поединку. В чём-чём, а во владении своей энергией она всегда была хуже меня. Помню, как она валялась у меня в ногах и молила о прощении. Клялась, что осознала свою ничтожность, обещала более никогда не попадаться мне на глаза. Но я уже не знала, что такое снисхождение. Наш питомец, — Узза запнулась, — наш питомец смотрел, как я её убиваю. Её крики до сих пор для меня самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышала. Тело Нит превратилось в гору пепла, и я заставила питомца съесть его.

Я содрогнулся.

— Он пытался что-то сказать, вымолить прощение, но мне это было уже неинтересно. Я ничего не чувствовала, кроме наслаждения от победы над Нит. После этого я решила больше никогда не заводить питомца. Но ты… — Узза слегка отстранилась от меня и почувствовал, как она смотрит на меня, — ты стал особенным. Я была уверена в тебе, в том, что ты-то точно не предашь. Но сегодня я почувствовала опять боль и бессилие, как тогда. И не смогла с этим справиться.

— Прости меня, Узза, — прошептал я, — если бы я знал… Клянусь тебе, что никто в мире не затмит тебя. Я более не причиню тебе боли. И не позволю никому навредить тебе. Если хочешь, накажи меня! Что угодно, лишь бы это помогло тебе успокоиться!

— Что, даже убьёшь эту Сталию? — поинтересовалась Узза.

— Хоть весь город.

Я поднялся на ноги и, держа Уззу за руки, потянул на себя, помогая вставать. Обняв за плечи, подвёл к кровати и, уложив, накрыл одеялом.

— Марк…

— Да, Узза?

— Спасибо тебе.

— Не за что, Узза, — я покачал головой.

— Нет, есть, — упрямо повторила Узза. — И прости за эмоции. Даже я порой бываю слабой.

— Ты не слабая, — возразил я. — Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. Просто сейчас тебе надо отдохнуть. А завтра утром всё станет на свои места.

Я поцеловал её в лоб и, обойдя кровать, лёг позади неё поверх одеяла. Слегка помедлив, обнял хозяйку за живот левой рукой, и услышал, как Узза облегчённо выдохнула. Тусклое сияние охватило её волосы и руки, укутывая нас обоих в кокон умиротворения и спокойствия. Незаметно для себя я заснул.

Глава 16

Громкий сигнал будильника возвестил о начале нового дня. Нехотя открыв глаза, я перевернулся на спину и, вытянув руки вдоль тела, уставился в потолок. Ничего нового там не обнаружив, я рывком сел и лёгким движением отключил раздражающий будильник. Уззы в комнате не было, как и каких- либо следов записки, сообщающей куда она удалилась. Прохладный пол обжёг босые ступни, и я машинально, уже выверенным движением, включил панель на стене и запустил подогрев пола. Через несколько секунд температура достигла комфортных тридцати градусов, и я поднялся с кровати. Повёл затёкшими плечами и подошёл к окну. Внутреннее ощущение подсказывало, что там, на улице, взгляд зацепится за голые скелеты деревьев и жёлто-красный ковёр из листьев, но осень на Идмо ничем не отличалась от лета. Было что-то тоскливое и безысходное в вечнозелёных растениях и яркой траве, словно вся планета погрузилась в чёртов день сурка. На полях уже вовсю трудились идморцы, и их кожа любых оттенков зелёного наводила не меньшую тоску. Узза, не понимающая моего состояния, лишь пожимала плечами, когда я говорил, как здесь угнетающе, и посылала волны умиротворяющего рыжего света. Я растворялся в нём, и постоянство окружающего мира на время переставало меня грызть.