Кен Като - Звездные самураи
— Через две минуты после этого либо он будет мертв, либо мы. Именно поэтому нам нужно первыми нанести удар.
Напуганный спокойствием ее голоса, Хайден Стрейкер в отчаянии оглянулся.
— А ваш супруг? Э… А он не может взять это на себя? У него есть меч, и он знает как им пользоваться.
— Меч есть, и некоторое умение тоже. Но, к сожалению, он не слишком-то отважен.
— О, нет! Нет. Даже слушать не хочу! — Лицо американца застыло от переполнявших мозг дурных мыслей. — По-моему, вы пытаетесь меня спровоцировать. И все это лишь предлог, чтобы убить меня, не нарушая ваши идиотские законы. Потом всплывут пятьдесят свидетелей того, что я, разумеется, заслужил смерти, и ваш супруг завладеет амигдалой. Почему я должен вам доверять?
— Прошу прощения, но вы говорите невозможные вещи. Ведь мы понятия не имеем, куда вы спрятали амигдалу.
— Верно… И все равно, я вам не верю. Как только запахнет жареным, я отсюда ноги сделаю!
Глаза женщины сердито сверкнули.
— Я сказала, что вы показались мне благородным человеком. И я, похоже, ошиблась. Вы именно то, чем назвал вас отец. Трус. Мальчишка. И, если вы не верите мне, я вынуждена предоставить вам доказательство.
Она вежливо поклонилась, развернулась и пошла прочь. Хайден смотрел ей вслед. Ясуко медленно, маленькими шажками преодолела пространство, разделяющее их дома, и наконец оказалась у веранды, где ее супруг все еще беседовал с Хайго Годзаэмоном. Она чуть развернулась и, так, чтобы не попасться на глаза хатамото, принялась застенчиво поправлять шелковый оби, удерживающий ее кимоно.
Хайден Стрейкер видел, что хатамото обернулся, но, заметив Ясуко, снова обратился к собеседнику, дабы не смущать ее. Женщина в этот момент разворачивала оби — как бы для того, чтобы затянуть потуже. Стоило Хайго Годзаэмону повернуться к ней спиной, как пояс оказался у нее в руках, и Ясуко принялась быстро превращать его в петлю.
Хайден завороженно наблюдал за японкой, уже зная, что сейчас должно произойти. Не может быть! — думал он. Она не решится! Безумие! Однако — ведь он сам вынудил женщину предоставить доказательство… вот она и предоставляет. Хайден мысленно взмолился, чтобы она остановилась, пока не слишком поздно, но Ясуко уже приняла решение. Одним движением женщина накинула пояс на голову Хайго Годзаэмону, уперлась ногами ему в спину, скрестила руки и изо всех сил затянула шарф на горле хатамото.
В тот же миг Хайден Стрейкер оказался на ногах и рванулся к дому. Он видел, как поднимаются мощные руки хатамото, как бессильно хватают воздух. Затем начальник стражи потерял равновесие и опрокинулся на спину. Ему удалось сбросить с себя Ясуко, но та пояса из рук не выпускала и продолжала давить.
Глаза Годзаэмона были выпучены, лицо искажено яростной гримасой. Он впился пальцами в душащую его петлю, лицо побагровело, а вены на лбу вздулись, готовые вот-вот лопнуть под напором крови. Ясуко охнула. Один из огромных кулаков метнулся в ее сторону, сбив по дороге лежащий рядом рогатый шлем, а дрыгающая нога проломила тонкую деревянную стену. Затем рука хатамото нащупала ножны дайто, и он принялся отчаянно рвать меч из ножен.
Хайден Стрейкер сразу смекнул, какой неимоверной опасности подвергает себя эта женщина. Она была подобна кошке, нападающей на кебекскую росомаху. Американец заметил, что Синго остолбенел, прирос к месту, завороженно глядя на дрыгающиеся ноги хатамото. Затем одна из этих ног угодила ему в грудь, и самурай опрокинулся на спину, едва не сбив Хайдена Стрейкера. Еще секунда — и хатамото выхватит меч; и тогда ноги Ясуко будут перерублены до кости. Теперь она уже всхлипывала от страха, но пояс не отпускала.
— Убей его! Убей! — закричал Хайден, однако Синго по-прежнему не шевелился.
Единственное, о чем сейчас мог думать Хайден Стрейкер, это о мече на поясе Синго. Он схватился за серебристую чешуйчатую рукоять и попытался выдернуть меч из ножен. Но успел вытащить не больше, чем на дюйм: Синго наконец-таки среагировал на смертельное оскорбление.
Хайден ощутил сокрушительный удар в плечо, от которого его рука скользнула по лезвию, и острая сталь рассекла мягкие ткани ладони на полдюйма в глубину.
Не было ни крови, ни боли, только странное ощущение рассеченной плоти. Стрейкер выпустил было меч, но снова поймал его и нанес Синго удар кулаком, которого тот явно не ожидал. Кулак угодил в нос и отправил Синго обратно на пол.
Американец тут же повернулся и увидел, как изогнутый кончик меча Хайго Годзаэмона, подобно жалу скорпиона, вонзается в пол рядом с Ясуко-сан.
Хатамото мгновенно выдернул меч и снова замахнулся, вынудив Хайдена Стрейкера отпрыгнуть в сторону. Тот не успел предотвратить следующего удара: меч вонзился в пол между коленями Ясуко, пригвоздив к полу ее кимоно. Хайден знал, что теперь удар должен нанести он, но его позиция была столь неудобной, что лезвие, направленное хатамото в грудь, лишь попусту звякнуло о полированный нагрудник. Начальник стражи изогнулся и поднял руку с мечом. Тогда Хайден Стрейкер нанес второй удар — широкий, дикий, отчаянный — от которого дайто хатамото, кувыркаясь в воздухе, со звоном отлетел в сторону.
К своему ужасу Хайден увидел, что рука Хайго Годзаэмона продолжает сжимать рукоять меча. А из обрубка бешено мотающегося из стороны в сторону запястья толчками бьет, заливая все вокруг, кровь.
— Убей его! Убей!
— Что?
— Прикончи его! — В голосе Ясуко слышалось отчаяние. — Убей его, иначе его люди не пойдут за тобой!
В ужасе от такой просьбы Хайден Стрейкер прижал острие меча к обнаженной шее хатамото и закрыл глаза. Раз за разом меч соскальзывал с горла залитого кровью и отчаянно бьющегося великана. Пять раз американцу приходилось возвращать острие на место, прежде чем он смог надавить на рукоять. Зато, когда это наконец удалось, он давил и давил до тех пор, пока меч не уперся во что-то твердое. В Хайдена ударила струя крови, тело противника выгнулось дугой, точно в припадке, затем внезапно обмякло. Стрейкер почувствовал ужас и боль, вызванные убийством, однако другие стражники, к этому времени окружившие участников сцены, лишь отпускали одобрительные замечания и не делали никаких попыток придти на помощь своему начальнику.
Хайден уставился на зевак, все еще сжимая рукоять меча, вонзенного глубоко в горло Хайго Годзаэмона, а те смотрели на американца так, будто присутствовали при убийстве тигра-людоеда. Хайден видел на их лицах уважение, возбуждение, даже восторг… но уважение все-таки преобладало. К себе же он испытывал только отвращение — из-за того, что пришлось убить человека, сожаление — поскольку это было необходимо, и стыд — все-таки он сделал это… А еще к чувству стыда примешивалось ощущение торжества, заглушающего все прочие эмоции.
Хайден закричал:
— Банзай! — А потом развернулся и, потрясая над головой обеими руками, воскликнул: — Да здравствует клан Хидеки! Смерть его врагам!
И стражники тоже подняли руки над головами:
— Банзай!
Затем они опустились на колени перед Хайденом Стрейкером, и он понял, кем стал, и почувствовал, как вместе с остатками крови и жизни, вытекающими из тела Хайго Годзаэмона, что-то умирает и внутри него, но наряду с этим пробуждается к жизни нечто ужасное.
16
В бункере, где укрывались женщины было жарко, точно в печке. Аркали так изнемогла, что сон не шел. Она чувствовала, как струятся меж грудей струйки пота, и заставляла себя благодарить судьбе за то, что пока с ними ничего не случилось. Настоящий кошмар еще впереди. Впереди. Несчастная молодая жена члена Совета вконец обессилела от криков и уснула; в бункере воцарилась относительная тишина. Вспышки китайских лучевых орудий, ужасно действовавших всем на нервы, стали гораздо реже, и большинство из двенадцати женщин и двадцати детишек постарались уснуть еще до того, как на купол опустится ночь и батареи снова начнут кошмарный обстрел.
На Аркали вдруг упал острый лучик света — лучик, на мгновение заблудившийся между сводом купола и экраном установленного в бункере перископа. Он высветил танцующие в воздухе золотистые пылинки, поднятые сотрясениями от залпов орудий, и страх ненадолго оставил женщину.
Пылинки показались ей удивительно красивой, они напоминали настоящее золото. Да, золото, повторяла Аркали, золото в воздухе и золото на голых белых стенах. Размышляй об этом и старайся не вспоминать об ужасе который ждет всех нас. Смотри, как золотой свет играет на личике спящего у тебя на руках ребенка, и думай, насколько это дитя несчастнее, чем ты.
Она бережно покачала младенца; к глазам подступили слезы.
Поначалу Аркали казалось, что она не должна соглашаться на работу, обычно выполняемую слугами-синтами, да и спать в одном помещении с другими женщинами ей тоже не подобает. Но после того, как ушли солдаты, Аркали заметила, что некоторые женщины злятся на нее, и поняла: ее общественное положение теперь ничего не значит.
