Исход - Имран Муса оглы Магеррамов
Когда силовики поняли, что мы больше не представляем угрозы, они запросили обстрел пещеры ударными вертолетами. Так мы сами едва не погибли, а аул оказался полностью вырезан (кроме детей из школы, сумевших спрятаться в подвале, никто не выжил). По возвращении в штаб мы инициировали служебное расследование, попытавшись судить командиров силовиков за военные преступления и преступления против человека, однако свидетельств 15 оперативников оказалось недостаточно против показаний 125 солдат и офицеров, принимавших участие в зачистке. Эта операция стала нашим позором…и еще одним моим ночным кошмаром. Мне являлись лица убитых детей, слышался крик Марты, выстрелы и взрывы…мы будто побывали на войне.
Когда стрельба и крики стихли, я снова услышал стук. Я отправился к источнику звука и заново пережил еще один эпизод – в лепрозорий Отдела 3 в качестве подопытного попал человек. Это был мой однокурсник, который также оказался сыном спящего агента торусов, но только по отцовской линии. Когда его мать узнала, на что способен отец парня, она обманом заманила его в сарай и сожгла заживо. Парень не смог справиться со стрессом и произвел неконтролируемый выброс, который погубил и его мать, и еще несколько сотен жителей поселка, оказавшихся в зоне поражения. Мы засекли выброс и отправили туда оперативную группу. К моменту прибытия наших людей на место парень потерял сознание.
Когда его личность была установлена, я решил сам принять участие в его допросе. Я предлагал ему сотрудничество, но парень отказывался служить людям:
– Она убила его, Макс. Моего отца. Она сожгла его заживо. – Плакал он. – Как я могу защищать людей? Разве люди так поступают?
– Она хотела защитить тебя. Если бы ты попал под влияние своего отца, ты бы стал таким как он.
– Может, я этого и хотел?
– Ты можешь искупить вину перед ними обоими, став одним из нас. Твои силы будут служить благой цели.
– Перестань, Макс. Я не хочу. Не хочу больше покупаться на громкие речи о благой цели, о предназначении…не хочу. – Он похлопал руками по своей куртке, пытаясь отыскать конфискованную при задержании зажигалку и пачку сигарет. – Ты куришь?
– Нет. – Тяжело вздохнул я. – И здесь не курят. Скажи мне, ты хочешь жить?
– Да. – Сухо ответил он.
– Тогда подпиши бумагу. – Я протянул ему папку с соглашением о сотрудничестве и подпиской о неразглашении. – Только став агентом Отдела 3, ты можешь выйти из этой комнаты своими ногами. В противном случае, ты будешь расцениваться как угроза. Ты не покинешь пределов этого комплекса живым.
– Разве это жизнь, Макс? Батрачить на тех, кто не достоин даже смотреть в нашу сторону. Всю свою жизнь до самой смерти выслуживаться перед этими мерзкими людишками, которые отняли у тебя все – начиная от имени, заканчивая счастьем. Проще сдохнуть, чем идти на это.
– Но я же пошел. – Сказал ему я.
– Ты всегда был альтруистом, Макс. Я так не могу. Прости. – Он сбил меня с ног импульсом и, пользуясь моей обескураженностью, вытащил у меня из кобуры пистолет и выстрелил из него в стекло. Он был сильно удивлен, когда увидел с другой стороны двоих дежурных, вооруженных пневматическими винтовками с транквилизаторами. Моментально он получил 4 дротика в грудь, после чего упал на пол, потеряв сознание. После этого в комнату для допросов вошли санитары, которые небрежно закинули парня на носилки и повезли в неизвестном направлении:
– С ним все будет в порядке, Макс. – Сказал мне один из медиков. Я, было, попытался догнать их, но дверь захлопнулась, как только врачи покинули комнату.
Я собрал документы и оружие, после чего вышел в коридор и внезапно ощутил тревогу. Вместо того, чтобы вернуться в офис, я направился на нулевой уровень, где прыгнул в вагон скоростного поезда. Я вышел на станции «Медицина-особая», после чего подошел к тяжелой бункерной двери, прошел аутентификацию по сетчатке и, спустившись на несколько пролетов вниз, остановился на смотровой площадке. Там я увидел, как его казнили.
Парня связали и посадили на стул в зоне поражения лучевой пушки. Я пытался дать команду экспериментаторам на прекращение процедуры, но они меня не замечали. Я попробовал вырубить пушку импульсом, но ее корпус оказался экранирован. Когда катушка излучателя начала вращаться, парень пришел в себя:
– Вот оно что, Макс. Так вы избавляетесь от тех, с кем не можете договориться? Я был о тебе слишком хорошего мнения – ты не альтруист, ты ублюдок. Ублюдок, Макс. Гори в… – он не успел договорить. Луч полностью испарил его. Лишь когда дым рассеялся, наблюдатели в пультовой заметили меня. К тому моменту я сидел на полу смотровой площадки, спрятав лицо в ладони. Я плакал, хотя понимал, что сделал все, что мог, чтобы парень остался жив. Он сам не хотел жить…
Оставив свою опечаленную проекцию, я покинул это воспоминание, потому как снова услышал стук сердца клона. Нужно было идти дальше…
ВИКТОР ШТАЙНЕР
Апартаменты семьи Штайнер, экзопланета Нова, система Кайрос, вечер 17 мая 2521 года
За окном шел настоящий тропический ливень. Я сидел за столом в кабинете отца и перебирал его записи. Материалы касались клонов, которых они взяли с собой в качестве помощников и пушечного мяса. Отец опасался, что Наблюдатели овладеют их разумом, поэтому в очередной раз проявил свою немецкую предусмотрительность – он сделал клонов бесплодными, а также существенно ухудшил генетический код репликантов, подарив им предрасположенность к раку, психосоматическим расстройствам и другим болезням. Другими словами, эти клоны были биобомбами для Наблюдателей. Если бы у них не получилось дать существам достойный отпор, пришельцы бы заняли тела клонов и через пару десятков или сотен лет вымерли как вид от всех тех патологий, на которые был запрограммирован организм клонов:
– Молодец, папа. – Вслух сказал я, когда в дверь постучали. – Войдите.
В кабинет вошла Марго. За эти два дня она уже успела обжиться у нас – девушка помогала маме на кухне и принимала колонистов в зале. Что же касается наших отношений, то мы решили выдержать паузу до тех пор, пока оба не захотим продолжения. Не раз мне казалось, что в девушке можно разжечь огонь одним только прикосновением, однако я находил в себе силы держать дистанцию в общении с ней:
– Изучаешь записки Рихарда? – Спросила она, сев на диван.
– Да. – Ответил я.
– Есть что-то интересное?
– Да. –
