Ирина Горбунова - На грани человечности
Мне б их свободу...
А мы-то - на галакто, - мысленно покаялся Джошуа.
С каких пор лимийки понимают галакто? - отозвалась Суламифь так же беззвучно.
Не осложнила бы наша встреча твоё назначение, - предупредил Джошуа. - Впрочем, не ты меня искала. Вина моя...
- Весьма сожалела Её Святейшество о вашем отсутствии на переговорах, сестра Фарихе, - произнёс уже вслух, на льюрском, с акцентом тщательно рассчитанным. - И приглашала настоятельно к новой встрече, неделю спустя.
Вот и всё. Вышел недолгий срок - Закону о свободе информации; в свои права вступил - Закон о невмешательстве.
Нет больше тех, прежних подростков-землян, девчонки и мальчишки. Есть - сестра аризианка и ширденский лорд. Уже не в реальности игры - в реальности единственно возможной.
И есть - хваткие глаза доносчицы и убийцы за столиком напротив. Глаза, словно приковавшие обоих к месту: на ближайшие полчаса по крайней мере.
Ибо спешно покинуть таверну - значит новые подозренья навлечь.
18.
- Кого ещё демоны несут с утра пораньше?..
Устрашающий рёв вышел жидковатым, окончание на затяжном зевке вовсе испортило впечатление. Прямо-таки видно было, как нерадивый привратник со скрипом продирает глаза с перепою.
- Демонов тебе звать труда не стоит. В свой срок они сами явятся за душой твоей, греховодник. - Бариола даже голоса не повысила.
Сторожевая башенка отчётливо икнула; едва ли не раньше того подъёмный мост - почти без единого ржавого взвизга - скатертью расстелился перед матушкой.
- Ва... Ва... Ваше Преподобие! мигом лорду доложу! - задушенно просипели уже, похоже, на бегу.
За воротами матушку ожидала подобострастная суматоха: кто-то из дворни проявил заботу о скакуне высокой гостьи, кто-то вызвался проводить к господину её саму. Довелось ещё Бариоле привычно раздавать благословенья этим холопам, мелким бисером пред нею рассыпавшимся - направо и налево, не разбирая лиц. Не тем были мысли заняты.
Леру фер Тайлем обнаружился в своей опочивальне: угрюмо, закутавшись в плед, громоздился он в кресле перед камином и тянул вино из кубка. Заметно было по всему, что из запоя он не выходил со дня своего исцеленья чудесного. (Каков господин, такова и челядь - да милует их святая Аризия!) С утра, впрочем, дело с ним ещё можно иметь; тем паче - дело, в коем он сам кровно заинтересован.
По пути успела ещё матушка разузнать у словоохотливой прислуги, что леди отбыла из замка по делам поместья. Одной помехой меньше - храни её Священное Пламя в пути! Не забыла Бариола, как даргени благодарно целовала ведьме руку после турнира.
- Благословенье сему дому, - степенно провозгласила матушка с порога. - Благословенье и тебе, сын мой. Вставать не следует: Единый недужному простит, и я прощаю.
Тайлем, похоже, вставать и не думал. Хмуро голову склонил, властно взмахнул рукою; прислуга придвинула к огню поближе второе кресло. Вовремя прикусил язык, на кончике которого вертелось уже распоряженье насчёт второго кубка вина. И, от анафемы подальше, велел вовсе убрать хмельное с глаз долой.
- Явилась я, дабы побеседовать с тобою о спасении души твоей, сын мой. - Привычно не замечая возникшей вокруг неё суеты, Бариола выразительно взглянула на лорда.
- Вон! - рявкнул тот.
Прислуга ойкнула и испарилась, едва вино не расплескав по дороге.
- По здорову ли, матушка? - Дарген, по-прежнему мрачней месяца Бурь, указал гостье на её кресло. - На осеннем турнире, помнится, супруга моя... не в обиду вам будь сказано... То она по неразумию, Великим Откровением клянусь.
- Бой был честным. - Единый свидетель, скольких трудов стоило удержать благостное выражение на лице. - Не то должно тревожить тебя, сын мой.
- Повелел я Лафиме вызвать Вайрику фер Ламбет...
Стремительно и бесшумно, как туран, подкравшись к двери, Бариола настежь распахнула её ударом сапога. Никого.
То ли прислуга здесь сроду нелюбопытна (что невероятно); то ли прошла лимийскую выучку (что вероятно ещё менее). Легче допустить, что всю челядь в усмерть застращал бешеный лорд Тайлем. Тем лучше - некому наушничать благодарной супруге.
Уже расслабленно Бариола притворила дверь, вернулась к собеседнику, не без удовольствия устроилась в кресле у огня. (Следует признать, прогулки верхом промозглыми осенними утрами давали о себе знать год от года ощутимей). Дарген кивнул понимающе.
- Вы предусмотрительны, Ваше Преподобие. Прислуга ненадёжна.
- Речь у нас зашла - о сестре Вайрике, в миру фер Ламбет, что обретается ныне под моим началом. Не так ли? - перешла к делу Бариола.
В подтвержденье Леру стиснул подлокотники кресла, скрежеща зубами. Пряча торжество, Бариола спокойно улыбнулась.
- Разумею, ты глубоко ей признателен, сын мой?
- Ей?! В тот день злосчастный она унизила меня - повторно и троекратно! Пусть бы добила, и тем избавила от позора!
- Опасаюсь, сын мой, грозит тебе нечто большее, нежели просто позор, - Ледяная, проповедническая нотка окрасила невозмутимую речь Бариолы. - Ведомо ли тебе, что сестра Вайрика - посланница Тьмы?
- Священное Пламя!.. - Леру отшатнулся, возложил на амулет обе руки.
- И не сказано ли в Писании: "Исцелённого чернокнижником да постигнет кара Небесная, и да поглотит Тьма Вековечная!"? - продолжала Бариола ещё того непреклонней.
Расширенные глаза даргена были неотрывно к её глазам прикованы; лицо его, нездорово-бледное, вовсе позеленело. Он внимал, как в забытьи.
- При мне она убила себя... вот уж десять лет тому, - прошептал тускло, словно отнявшимся языком. - Что ж - восстала она из Тьмы, дабы отомстить мне за свой род?
- Воистину так, сын мой. (Как же, исключительно для этой цели... важная птица нашлась, дарген Тайлемский!) Однако, - тон Бариолы чуть смягчился, - вижу, не дано ведьме сгубить тебя. Держал ты ладонь на знаке Священного Пламени, и не сжёг от тебя, но охранил. Ещё не поздно очистить душу твою от колдовской скверны.
С трудом выкарабкавшись из кресла, Леру колено преклонил; надменность, истовость, ненависть странно смешались в его взоре.
- Никаких пожертвований не пожалею на обряд очищения, преподобная мать! Избавьте меня, наконец, от её преследования!
Безмятежно-ясно взирала Бариола на сего блудного сына, возвращаемого ею в лоно Веры Истинной; и милостивая улыбка цвела на устах её. Всё. Ей принадлежит душой и телом неистовый дарген. Не ошиблась в нём. Такой беседы - краткой и по существу - и ожидала. И - хвала святой Аризии! - хоть один союзник сулит ей не расходы, но прибыль.
- Располагайте мною всецело, - смиренно завершил Леру фер Тайлем.
И Бариола торжественно возложила длань свою на его голову.
- То долг мой священный - уничтожить колдунью презренную, низринуть её обратно во Тьму Вековечную! Но...
Возвысив голос, поднялась она с кресла и возвела руки горе.
- Всякий, кто чист душою и в Вере твёрд, обязан оказать посильную помощь во исполнение сей миссии, Единому угодной! И вот что надлежит тебе, сын мой...
19.
Могучие деревья сплошной стеной подступали к берегу, тесня полоску песчаного пляжа вплотную к морю. Настоящий строевой лес; и в глубине его угадывались поля тщательно распаханные, и посёлок, и бревенчатый храм. В отличие от островов Сарнийских, скалистых и суровых, Меранские острова плодородны, благодатны и располагают скорее к труду мирному, нежели к труду ратному. Потому, видно, так в корне различна жизненная философия меранцев и сарнийцев, с виду схожих как один народ.
И, чуя сродство, сарнийцы, беспощадные морские грабители, издавна взяли меранцев под покровительство. Связали себя сии народы - узами не войны, но сотрудничества. Меранцы поставляли сарнийцам лес, те взамен - руды; ремёсла и искусства у тех и у других процветали, да и жрецы не гнушались знаниями делиться.
Хорошо бы - отношения Льюра с Сиргентом не омрачались никакой нарочито раздутой враждою... Но никакое "бы" смысла не имеет.
Море глухо ворчало и билось о берег, бесконечно древнее и бесконечно изменчивое. Дышало мерно, мощно, как живое. Безбрежный, манящий простор: то на диво щедрый, то кровожадный сверх меры.
И у меранцев, и у сарнийцев море - Великая Праматерь всего сущего. У сарнийцев сия богиня-прародительница зовётся - Кедда, у меранцев - Тананда.
Помнится, говорила и Вайрика, что жизнь зарождается в море.
- Тебя тоже чарует Великая Праматерь, о жрец Единого Бога?
Не поднимаясь с песка, дотянулся Одольдо до обточенной водою плоской гальки; в море запустил. Камешек, крутясь, запрыгал по волнам, захлебнулся в одной из них, канул бесследно.