Кэролайн Черри - 40 000 на Геене
– Да.
– Там у меня остались хорошие друзья.
Она медленно кивнула:
– У меня тоже.
– На этот раз полет будет успешнее?
– Должен быть, – сказала она. – Ваша посадка определена. У вас есть приказы для меня?
Он расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана конверт.
– Здесь полный список. Во время полета все командование будете осуществлять вы. Я предупрежу своих людей.
Она кивнула.
– Я люблю специальные операции. Легкие пассажиры. Если вы сможете позаботиться, чтобы ученые и прочая гражданская публика не мешалась у нас под ногами, я буду вечно вам благодарна.
Конн ухмыльнулся и поднял стакан:
– Прекрасно.
– Не обольщайтесь. Последние, кого я перевозила, были рады, что остались живы.
– Какие последние? Вы летали на этой неделе?
– Да. – Энглес сделала глоток и изогнула бровь. – Вы не обидитесь, если я с вами буду говорить кратко?
– Нет. Я знаю программу. Команда тоже знает?
– Конечно. Ведь мы же транспорт. Я уже выполняла такие операции. Мне нравиться работать с такими людьми, как вы, Гораздо меньше неприятностей.
– У вас бывали неприятности?
– У меня – нет.
Он опустошил стакан. Все стены офиса были увешаны фотографиями: корабли, люди, лица. Некоторые фотографии были помятые и пожелтевшие. Лица в униформе. У самого него в кабинете была такая же галерея.
На столе под стеклом была серия фотографий молодого человека. Старых фотографий. Он не стал интересоваться. Ведь юноша на фотографиях нигде не был изображен взрослым. Он подумал с грустью о Жанне. И тут новая волна ностальгии нахлынула на него. Он подумал, что покидает Сытин, садится на другой корабль, оставляет места, которые знали Жанну, улетают туда, где никто даже понятия не имеет о ее существовании. Энглес предложила ему еще полстакана, и он согласился.
– Вам нужна помощь при посадке? – спросила она.
– Нет. Разве что погрузить мои личные вещи. Остальное доставят в контейнерах...
– Хорошо. Но после посадки мои люди и гражданские не должны встречаться между собой.
– Я позабочусь об этом.
– Но ваши люди все время вместе? Я не завидую вам.
– Новый мир, – он пожал плечами. Ликер развязал язык. Он чувствовал, как разорвалась его связь с внешним миром, хотя это был такой же корабль, как и многие другие, на которых он бывал раньше. Но без Жанны. Сейчас для него все было по-другому.
– Они работают вместе, потому что это работа. Они нужны друг другу – вот что связывает их вместе.
Энглес надавила на кнопку.
– Ваша каюта готова. Если что-нибудь вам понадобится, можете связаться со мной.
Вошел сопровождающий.
– Полковник хочет пройти в свою каюту, – спокойно сказала Энглес.
– Благодарю, – сказал Конн, пожал протянутую руку капитана и вышел вслед за сопровождающим.
Этот солдат слишком молод, чтобы знать то, что давно уже прошло. Воспоминания вновь нахлынули на Конна. Восстание на Фаргоне, война, туннели, могилы.
В то время Жанна была с ним. Двадцать лет поддерживался мир – тревожное согласие между Союзом и Альянсом. Мир был нужен обеим сторонам, ибо конфронтация не была выгодна никому. Была граница. Альянс строил военные корабли, запрещенные по соглашению, а Союз строил не только военные, но и торговые и грузовые корабли. Все они были до странности похожи друг на друга. С одной стороны, они отражали веяния Нового Века, с другой, носили отголоски старого времени. Явное противостояние наверняка будет, только вопрос – когда.
И Совет был тоже уверен в этом – он готовился к этому, стремясь основать базы на новых мирах, выгодно расположенных в стратегическом отношении и не дающие возможности Альянсу упрекнуть Союз в нарушении соглашения. Такая экспансия должна была образовать замкнутое пространство вокруг Альянса, исключая возможность завоевания Альянсом каких-либо территорий невоенным путем или торговлей.
Постройка кораблей типа «Венчур» была частью этого плана.
Выполнение плана было возложено на специальные подразделения и государственных служащих, выразивших согласие и участие в операции.
5. Т-20 часов
Док Сытина
Колонна людей в белых одеждах с бритыми головами шла через док. Такая погрузка людей-рабочих на транспорты всегда приводила в шок граждан Альянса и заставляла трепетать граждан Союза. Это была та сторона жизни, которую граждане никогда не видели. Это был источник, из которого черпалась рабочая сила для строительства новых миров. Люди, рожденные в лабораториях – ази-рабочие – работали в домах граждан, на фермах, выполняли те работы, которую не выполняли граждане, это были спокойные трудолюбивые исполнители.
И эти колонны были неестественно спокойны, терпеливы. Бритые головы и белые лица без эмоций были угрюмы и похожи друг на друга.
Идущий в колонне, такой же обритый и белый, не считая голубого треугольника на правой щеке и номера на руке, Марко Гуттиериз чувствовал постоянный страх. Ему сказали: держи глаза расфокусированными во время посадки, и ни о чем не беспокойся. Твой номер занесен в память компьютера. Тебя знают и тебя помнят.
Ази пугали его. Все такие молчаливые и так сконцентрированы на том, что они делают и куда идут. Он смотрел на кого-то в белом впереди себя, и, судя по ширине бедер, это была женщина. Однако он не мог с уверенностью сказать это.
Он не получил неправильную ленту, когда их пропускали через лабораторию, хотя ужасно боялся этого. Он лег в машину в ужасе, что ему поставят не ту ленту и кончится это тем, что ему понадобится помощь психиатра – сотрут его разум, его жизнь, годы обучения... Но все прошло нормально. У него остались только слабые воспоминания о том, что вводили в него.
Если... У него вдруг вспыхнули сомнения. Может, все в колонне такие, как он. Их всех обманули и перепрограммировали. Даже мысль о том, что с ним могли сделать такое без его ведома и согласия, повергла его в панику. Он доверял своему правительству. Но ведь ошибки случаются и у компьютеров. А иногда и правительство совершает жестокие и лживые действия.
Пустые глаза. Он слышал шум, работу машин, движение автомобилей. Он ощущал взгляды людей, которые смотрят на него... Как трудно не быть человеком, как трудно не повернуться и не посмотреть или сменить шаг, или отойти в сторону – но ази так не поступали.
Вполне возможно, что кто-то рядом с ним тоже был гражданином, как и он. Он знал, что здесь есть некоторые из его коллег. Но не знал, сколько их. Они потеряли друг друга во время построения. Они шли на посадку. Шли к кораблю. И двигались с ужасающе медленно.
Было время, в комнате с белыми потолками на Сытине, когда он и другие из его группы последний раз были людьми. Тогда они могли смеяться и шутить над тем, что им предстояло, и это у них легко получалось. Но это продолжалось до того момента, когда он оказался один в комнате, когда ему побрили голову и тело, когда поставили на тело штамп с номером и проинструктировали, как себя вести, когда они окажутся в колонне ази при погрузке на корабль.
В этом уже юмора не было. В этом был только ужас. И теперь он мог повернуться и выйти из строя, чего не могли сделать ази, но что-то держало его здесь. Он надеялся, что его собственное желание и мужество удержит его в этой колонне.
Но позже все ощущение реальности размылось, и он уже не был ни в чем уверен.
Колонна приближалась к кораблю, и он подумал: «А что если все происходит неправильно? И что если люди, которые должны узнать, его не узнают?»
Однако лента, которую вводили ему, безвредна – значит, компьютер не ошибся.
Он проникся доверием и двигался шаг за шагом к лестнице, стараясь полностью подражать движениям того, кто шел перед ним. Колонна приближалась к входу, и ази при входе предъявляли клеркам для контроля свои правые руки.
Но никто их них не вышел из строя, и сердце Гуттиериза билось все сильнее и сильнее.
Подошла его очередь, и он предъявил свою руку. Клерк записал его номер и опустил карточку в приемное отверстие компьютера.
– Проходи, – сказал супервизор и Гуттиериз вошел, чувствуя слабость в коленях. Он шел в строю, как загипнотизированный, как будто его поразил паралич. Он хотел крикнуть, возразить, выйти из строя, но не мог заставить себя нарушить гнетущую тишину, не мог нарушить стройные ряды шагающих.
– 789/5678? – спросил мужской голос. Он посмотрел. Каждый должен был смотреть, если называли его номер. Охранник подозвал его. Гуттиериз вышел. Вызвали и другие номера. Вскоре собралась целая группа вызванных, которых вывели в другой коридор.
– Вы пойдете сюда, – сказал охранник. – Мы проверили ваши идентификационные карточки. Все нормально. Ваши вещи уже погружены, так что не беспокойтесь.
Гуттиериз шел за охранником, который поворачивал то в один коридор, то в другой. Иногда потолки были настолько низки, что приходилось пригибать голову. Наконец их подвели к лифту. Охранник открыл дверь и жестом пригласил войти.
