Брайан Олдисс - Сверхдержава
Клипинг покачал головой:
— 1908 год. Тунгусский метеорит. Помните? Лес в Сибири. Комета. Произошло бы это пятью часами позже, Санкт-Петербург был бы стёрт с лица Земли, Разные объекты с завидным постоянством возникают из космоса и поражают Землю. Согласно вычислениям, на один из них стоит обратить внимание именно сейчас.
— Одна из причин, по которой Алекс полетел на Европу, — сказал Паулюс, взглянув на наручные часы. Он думал о своём сыне, находящемся в нескольких миллионах километров от Земли.
Тут зазвучала запись серебряных колокольчиков. Гости отвлеклись от еды и поспешно схватили новые бокалы с шампанским.
Донёсся ещё один серебристый звук — голос распорядительницы церемонии, Барбары Барбикэнди, слывшей лучшим организатором. Она радушно поприветствовала присутствующих и пригласила собраться на Церемониальной площади, выразив надежду, что погода по-прежнему будет соответствовать этому прекрасному мероприятию.
Раскат грома со стороны северных холмов словно подтвердил её слова. Сверкнула молния.
Толпы людей с осторожностью прокладывали путь по направлению к Церемониальной площади, где звучали торжественные мелодии. Теперь поп-группу сменил хор, состоящий из шести барышень, укутанных в белые мантии с головы до пят, олицетворяя собой воплощение непорочности.
Пока женщины стоя исполняли песню «Morning has broken, like the first morning», гости рассаживались на удобные стулья. К самым богатым приставили охрану. Габбо и Оббаги восседали на тронах в стороне от толчеи.
Когда все устроились и в зале воцарилось некое подобие тишины, поднялся тяжёлый занавес, за которым находился алтарь, увитый цветами. Перед ним находился архиепископ Байрон Арнольд Джонс-Симмс в малиновых одеждах, кажущийся смущённым, как и почти любой другой человек, оказавшийся в центре всеобщего внимания.
Он выступил на шаг вперёд и объявил своим глубоким, чарующим, успокаивающим голосом: «Дорогие собратья! Собрались мы здесь, чтобы стать свидетелями церемонии бракосочетания двух наших сограждан — Виктора Дё Бурсея, сына президента Евросоюза, и Эсмы Брэкентот, королевы ресторанного бизнеса».
Пока произносилась речь, вышеупомянутый Виктор появился в зале в сопровождении своего высокопоставленного отца. Увидев Дё Бурсея-старшего, некоторые присутствующие в знак уважения поднялись, спровоцировав колебание в массах. Постепенно и остальные последовали их примеру и, в конце концов, повинуясь стадному инстинкту, поднялись все. За исключением всё тех же Габбо и Оббаги. Наконец люди расселись по местам, и церемония возобновилась.
Архиепископ продолжил речь: «Известно многим из вас, что невеста была занята открытием своего нового ресторана — того, что первым расположился на пике Эвереста. Известно также, что за последние 24 часа погодные условия значительно ухудшились, так что наша дорогая Эсма вынуждена была остаться на Эвересте в ожидании перемены погоды и, тем не менее, она всё-таки решилась на запасной вариант — вместо неё в церемонии, каковую невозможно отменить, примет участие дублёрша (если можно так назвать). Наш стоический жених благосклонно согласился с таким решением. А вот и он, собственной персоной».
Покуда архиепископ говорил, электронный орган звучал всё мягче, пробираясь через пассажи Свадебного марша Вагнера. Скрытая вуалью особа в длинном платье («шлейф длиной двадцать метров!» — шептали осведомлённые дамы своим кавалерам) шла по проходу в сторону алтаря. Две молоденькие подружки невесты, раскрасневшиеся под пристальными взглядами собравшихся, следовали рядом.
Она поравнялась со стройной элегантной фигурой Виктора.
Дублёрша невесты не была человеком. Её поставили с завода Рено-Бурсей, который специализировался на производстве андроидов. В её пластиковом лице обнаруживалось сходство с находящейся в затруднительном положении Эсмой Брэкентот, из пластикового рта доносились звуки оцифрованного голоса Эсмы.
— Судя по всему, модель ALF-21, — тихо прокомментировал Оббаги.
Виктор Дё Бурсей взял андроида за руку и церемония продолжилась.
— Это такая форма машинного инцеста. С тех пор как их поставили на поток, — прошептал Паулюс Стромайер на ухо своему соседу, Барнарду Клипингу. — Говоря словами архиепископа, «все мы знаем: война между невежеством и мудростью давно была объявлена, в то время как вечная война между добром и злом всё ещё продолжается. Добро прижато к стене и рискует навсегда покинуть поле битвы. Но данная церемония — заведомо выигранное сражение».
Он снова полностью сосредоточил взгляд на счастливой паре у алтаря. На чёрном, испещрённом морщинами лице читалось сомнение.
Архиепископ провозгласил торжественным голосом, воздев руки над головой:
— Мы осознаём: Виктор и Эсма, стоящие предо мной, объединились священными узами брака пред всеми присутствующими и свидетелями, во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Да благословит вас Господь, и пусть Он будет благосклонен к вам. Аминь.
Все восторженно зааплодировали.
— Надеюсь, ему понравится медовый месяц, — изрёк Барнард Клипинг.
— Понадобится консервный нож, — хихикнул Паулюс Стромайер.
Собравшиеся со вздохами облегчения поднялись со своих мест и стали выходить на свежий воздух. Солнце всё так же сияло, хотя и не столь ярко, как прежде. Грозовые облака висели над северными склонами, сверкали молнии. Две тысячи гостей выглядели обеспокоенными. Для женщин важнее всего было удержать шляпы при лёгких порывах ветра, а мужчины больше были заинтересованы в том, чтобы разглядеть под шляпками симпатичные ухоженные личики.
Берти Хейз продрался сквозь толпу и теперь разговаривал с Беттиной Сквайр. Беттина размышляла о том, что он ей нравится, даже несмотря на прыщавый подбородок. Берти счёл её немного полноватой, но довольно привлекательной. Он знал: о её кузине Франсин ему даже и мечтать не пристало. Они беседовали о мировом успехе норвежской поп-группы «Стрэнд», производя едва уловимые сознанием вычисления. Мозг вырабатывал стратегии приближения и отступления.
Когда начались танцы, у Берти в руках была не только реализованная возможность, но и Беттина. Теперь варианта два: или трудности позади, или их станет ещё больше.
Такое составление потенциальных пар практиковалось повсеместно. Даже среди тех, кто постарше: отец Дё Бурсей, скажем так, снисходительно поддерживал разговор с весьма привлекательной Розой Байуотер — в данном случае его оценивающий взгляд мог был расценен как призыв к интимным отношениям, пусть даже теоретически. На повестке дня стоял вопрос о возможности сближения. Все уже находились под воздействием алкоголя и непринуждённого общения с представителями противоположного пола, старавшимися подчеркнуть, пусть и не столь явно, свои основные привлекательные стороны.
В атмосфере всеобщего веселья многие уже чувствовали себя раздетыми. Обладательницы юбок готовы были сменить их на бокалы с шампанским. Однако среди гостей велись и интеллектуальные беседы: кое-кто из присутствующих предпочитал контактировать с помощью абстрактных образов. Компания интеллектуалов собралась вокруг Паулюса Стромайера. Сын его, Алекс, был одним из троих в экипаже на «Родденбери» — космическом корабле, направленном к Юпитеру и его спутникам. Стромайер разговаривал с довольно эксцентричным знаменитым археологом Дэниелом Поттсом, отцом певца Олдувая Поттса. Присутствовала Эмигделла Хейз с любовником Рэндольфом Хэвеном, а также Барнард Клипинг и несколько студентов из Сорбонны.
— Ведь «Родденбери» может обнаружить там жизнь, и это полностью изменит наше отношение к самим себе. Имею в виду, тогда мы сможем регулярно летать на Юпитер, ведь так? — поинтересовалась одна студентка.
Шестидесятилетний Дэниел Поттс, со сморщенным, как печёное яблоко, лицом, с плохо скрываемым разочарованием парировал:
— Видите ли вы преимущества в таких регулярных рейсах?
Хотя такой ответ и застал студентку врасплох, она была готова ответить:
— Раз путешествия расширяют границы сознания, подумайте о том, насколько оно расширится благодаря полётам на Юпитер!
— Неверная трактовка. Путешествия не способны расширить ничьё сознание. Всего лишь предубеждение, — возразил Дэниел.
— Возможно, у этой юной леди нет никаких предубеждений, — пришёл на подмогу девушке Паулюс Стромайер.
Эмигделла, понизив голос, сообщила Рэндольфу Хэвену:
— Однажды видела дочь Дэниела. Джозефину, по-моему. Та не питает особой любви к своему отцу. Непонятно, как Лена его выносит.
— Очень многое остаётся за границами твоего понимания, Эми, — сладким голосом сказал Дэниел. У него был острый слух.
— Почему ты так груб, Дэниел? — воскликнула Эмигделла, схватив его за руку.
Он ухмыльнулся и прямо ответил:
