Дэвид Файнток - Надежда узника
– Вот и хорошо.
Его тон показался мне недружелюбным.
– Ты не хочешь, чтобы я тебя навещал? Он долго молчал, прежде чем ответить:
– Пойми, ты все время упоминаешь каких-то людей, места, которые должны быть мне знакомы. А я их не помню! Это невыносимо.
– Хорошо, больше не буду говорить об этом.
– Нет, ты еще не все понял, – взвинчено продолжал он, не обращая внимания на Толливера. – Я сижу в этой чертовой больничной палате и часами прислушиваюсь к шагам в коридоре, все гадаю, ты или не ты. Ведь меня никто больше не навещает. Такая зависимость от тебя… Это ужасно!
– Алекс. – Я положил ему на плечо руку. На этот раз он не сбросил ее. – Мне очень жаль, что так получилось. Не беспокойся, я буду навещать тебя до тех пор, пока ты не поправишься.
– Как только тебе дадут корабль, ты смоешься, и тогда я останусь один.
Это верно. Взять его на корабль я не смогу.
– Это случится не скоро. К тому времени ты поправишься.
– А если память никогда не восстановится? – В отчаянии Алекс отвернулся к окну. Наступила тягостная тишина.
– Мистер Тамаров, – вдруг заговорил Толливер, – такие вещи излечиваются только временем. Однажды мой дядя…
– Плевать мне на вашего дядю! – крикнул Алекс. Мы с Толливером переглянулись.
– Мы пойдем, не будем расстраивать тебя, – сказал я.
– Как хотите, – уныло отозвался Алекс.
– Пойдемте, мистер Толливер. – Я направился к двери, и тут Алекс сорвался с места, подскочил ко мне в два прыжка, схватил за руку.
– Мистер Сифорт, я…
Толливер не дал ему договорить, бросился между нами и отбросил Алекса на кровать.
– Толдивер, вы что! – крикнул я.
– Он же напал на вас!
Алекс снова вскочил. Толливер сжал кулаки.
– Прекратить! Вы! Оба! – заорал я так, что чуть не надорвал горло. Они притихли.
– Есть, сэр, – сказал Толливер, дрожащими руками поправил китель и тщательно отутюженные штаны.
– Толливер, к двери! Алекс, сидеть! – приказал я.
– Он толкнул меня! – воскликнул Алекс, но все-таки подчинился и сел.
– Толкнул, потому что ты дотронулся до меня, – объяснил я.
– Ну и что? Ты тоже дотрагивался до меня. – Алекс искренне не понимал, что случилось.
– Но я капитан.
– Какая разница?
– Прикосновение к капитану без его разрешения считается тяжким оскорблением, – возмущенно сказал Толливер.
– Но я не собирался драться, я просто… – оправдывался Алекс.
– Алекс, он прав. Толливер, он не знал.
– Он же офицер, – возразил Толливер.
– Да, но у него амнезия. Не придирайтесь к нему.
– Есть, сэр.
– Меня за это надо казнить? – спросил Алекс. Его колени все еще подрагивали.
– Алекс, ради бога, успокойся.
– Не понимаю! – Он ничком упал на кровать. – Не понимаю ваших законов! Меня могли казнить из-за пустяка!
– Сядь! – приказал я. Нехотя, медленно, он все-таки подчинился, – Что ты хотел сказать? Я имею в виду тот момент, когда тебя прервал мистер Толливер.
– Я хотел… Я срывал на тебе злость, но на самом деле мне не хотелось, чтобы ты уходил.
– Не огорчайся. Я сразу понял, что это не нападение. – Я многозначительно посмотрел на Толливера, потом на Алекса. – Давайте закончим с этим инцидентом.
Первым заговорил Толливер:
– Мистер Тамаров, я признаю, что не правильно истолковал ваши действия. Алекс встал:
– Я сожалею, что схватил капитана за руку. Понимаю, что вы защищали его.
В знак примирения они пожали друг другу руки. После нескольких секунд неловкого молчания мы с Толливером вышли.
– Вы оказались правы, – признал я.
– В чем? – спросила Лаура Трифорт. Мы говорили по телефону. Я сидел в своем кабинете и посматривал в окно на улицу.
– На военной базе в Вентурах выявлены крупные злоупотребления, и теперь мы пытаемся их исправить, – доложил я.
– Что еще вы проверили?
– Пока ничего.
– Ну-ну.
– Дело в том, что я там простудился и несколько дней болел, – объяснил я.
– А как насчет тарифов на перевозку грузов?
– У меня нет полномочий на пересмотр тарифов.
– Насколько я понимаю, для отстранения генерала Хартова у вас тоже не было полномочий.
– Не совсем так. – Рассказывать ей подробности об этом деле мне не хотелось. – А что слышно о Мантье?
– Фредерик исчез неизвестно куда.
– Мисс Трифорт, вы же все друг друга хорошо знаете. – Я старался говорить помягче и ни в коем случае не выдать своего разочарования. – Кроме того, здесь не так уж много мест, где можно спрятаться.
– Спрятаться можно везде: в Сентралтауне, на плантациях, в любой точке континента.
– Но большая часть континента еще не освоена, это совершенно дикие места.
– Именно так. В этих зарослях можно легко спрятать вертолет.
– Лейтенант Тамаров едва не погиб из-за Мантье, его обязательно надо найти.
– Вас он тоже чуть не убил. Мистер Сифорт, мы так же хотим найти Мантье, как и вы.
Они его не найдут. Мне это давно стало ясно. Я попрощался и бросил трубку.
– Они уже притихли? – спросил Толливер.
– Я сообщу вам, когда захочу узнать ваше мнение, – раздраженно прорычал я. Голова раскалывалась. Хотелось лечь и ни о чем не думать.
– Прошу прощения, – равнодушно извинился Толливер.
Интересно, как он относится к этой работе? Хотя он искренне уверял, что ничего не имеет против меня, его присутствие было для меня тягостным. Я понимал, что поступаю с ним нечестно. Он добросовестно исполнял мои приказы, терпеливо сносил мой сварливый характер, но один его вид напоминал давние издевательства в Академии.
– Мисс Трифорт настаивает на уменьшении грузовых тарифов, – пробормотал я, складывая микродискеты, чтобы унести их домой.
– Да, сэр.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Да, сэр. Извините, я не хотел вас обидеть, – терпеливо, словно капризному ребенку, сказал Толливер. Я вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Я решил отнести дискету с докладом адмиралу лично в его кабинет. Вдруг он захочет со мной посоветоваться?
Но Де Марне меня не принял. Я передал дискету через его нового адъютанта и вышел к зданиям при космодроме. Здесь магазины изобиловали дешевыми товарами Надежды. То, что было доставлено с Земли, стоило дороже. Пообедав в ресторане космодрома, я неспешно прогуливался. Возвращаться в офис, где торчал Толливер, не хотелось.
– Добрый день, капитан, – окликнули меня. Я обернулся. На меня смотрел какой-то лейтенант, очевидно знакомый, но припомнить его я не мог.
– Лейтенант Кан, сэр, – представился он. – Мы виделись с вами на орбитальной станции.
– А…
– Слышали новости?
– Снова напали рыбы? – встревожился я.
– Нет, сэр. Утром прибыл корабль.
– А, вот он что… – Раньше прибытие корабля с Земли действительно было новостью, но теперь это стало привычным делом.
– Он долетел сюда из Лунаполиса всего за девять месяцев.
– Неужели?!
– Да, всего девять месяцев, – заулыбался Кан, довольный произведенным эффектом.
– Но… Это же значит… – Я и вправду не находил слов от удивления.
– Новая модель сверхсветового двигателя. Инженеры изучили органический двигатель рыбы, попавшей в Солнечную систему, и взяли на вооружение новую идею. Признаться, мне не известны подробности, знаю только, что это называется ускоренным сверхсветовым режимом.
– Боже мой. – Поразительный прогресс! Теперь межзвездные перелеты не будут столь нудными. Девять месяцев… Всего девять.
– Этот новый корабль назвали «Викторией». Он небольшой, зато, бог ты мой, какой юркий.
– Что значит небольшой? – сердито спросил я. Не перевариваю, когда при мне всуе упоминают имя Божье.
– Экипаж двадцать четыре человека, сорок два пассажира. Размером немного больше шлюпки. Никто не знает, к какому его отнести классу.
– Можно назвать его катером.
– Неплохо, сэр, – улыбнулся Кан. – Он доставил какие-то важные сообщения адмиралу.
– А вот об этом не следует распространяться, лейтенант.
– Сэр, но вы же не случайный прохожий, а генерал-инспектор. Разве от вас надо скрывать такие вещи? Между прочим, ради снижения массы на этом кораблике почти не оставили оружия. Всего две лазерные пушки, на корме и на носу.
– Такому кораблю просто необходима большая скорость, ведь с двумя пушками против рыб долго не продержишься.
– Хотелось бы взглянуть на него. Знаете, я собираюсь попроситься в его экипаж.
После этого разговора я долго размышлял о грядущих переменах. Раньше от Лунаполиса до Надежды надо было добираться шестнадцать месяцев. Теперь почти в два раза меньше. Как это повлияет на авторитет капитана? Что будет, если ученые придумают еще более совершенный двигатель и сократят время полета, скажем, до одного месяца? Не приведет ли это к тому, что любое важное решение капитан будет откладывать до конца полета, чтобы свалить ответственность на Адмиралтейство? Может быть, капитанов лишат права выносить и приводить в исполнение на борту смертный приговор? Тогда капитану придется держать мятежников в карцере до конца полета, вместо того чтобы сразу повесить. Как это скажется на дисциплине?
