Валерий Гвоздей - Корабль умников
Бороться с Системой – бесполезно. Если не знаешь ее секретов. А если знаешь, она сама начнет бороться – с тобой.
Из динамиков прозвучал голос капитана:
– Тин, Чолич, зайдите в рубку.
Ники встал первым.
– Что могло стрястись? – недоумевал старик, идя рядом с ним по коридору. – До гипера еще несколько часов.
– Ну? – спросил Тин, заняв ложемент второго пилота.
На экране чего–либо внушающего тревогу он не заметил.
– Судно, прямо по курсу, – объявил Сергей. – Малого тоннажа.
– Вот это пятнышко?.. Сторожевой катер?
– Нет, еще меньше. Орбитальный челнок.
– Что он делает в открытом космосе? – пробормотал Чолич.
– Мне тоже интересно. У него запас кислорода и горючего – только сюда. На обратный путь уже не хватит.
– Он подает сигналы бедствия?
– Нет. Молчит.
– Может, там все мертвы?
– Но он же маневрирует.
– Да, вижу, – сказал Ники. – Не хотят возвращаться?..
– Думаю, они – с Грамма. Это последняя обитаемая планета в системе Энтойи. Планета–рудник… Ну, что будем делать? Сейчас они вряд ли видят нас, челнок не имеет таких мощных локаторов.
– Подойдем ближе – посмотрим на их реакцию.
– Полное торможение – это потеря времени.
– Ну а мы лишь немного сбавим. И возьмем его гравизахватом, на ходу.
– По закону мы должны связаться с Граммом. Иначе нам припишут кражу челнока, принадлежащего Энтойе.
– Объясняться будем – потом. Если наши объяснения вообще кому–то потребуются.
Чолич закряхтел, ворочаясь в кресле штурмана:
– А вдруг это брандер?
– Как у пиратов?
– У кого угодно. Возьмем его на борт, а он – рванет…
– Кому нужна гибель корабля? – возразил Ники. – Минкус хочет, чтоб мы добрались до Земли.
– А если – пираты? – настаивал Чолич. – Взрыв небольшой мощности, а потом – атака.
– Других судов поблизости не видно, – сказал Прозоров.
– Ладно, подойдем и выясним.
– Начинаю торможение.
Пальцы капитана уверенно пробежались по клавишам.
Ники подумал, что мнительность, нерешительность вряд ли были свойственны Чоличу раньше. Иначе он не стал бы координатором Системы, да еще – одним из самых отчаянных. Наверное, старое, чужое тело начинает влиять на молодое сознание. Второй пилот не сомневался в существовании такой зависимости. Мысль об этом возникла у него, когда Зоран отговаривал капитана и Лу от реализации их рискованного замысла, там, у погрузчика.
Изображение челнока росло с каждой минутой.
– Сергей, что происходит?
Второй пилот удивленно воззрился на экран. Челнок уже можно было рассмотреть вполне отчетливо. Но управляющий им человек начал странный, не соответствующий аварийной ситуации маневр.
– Они хотят уклониться? Не желают быть спасенными?
– Похоже на то. На сигналы не отвечают.
– У них кислорода – на час–полтора.
– Или на два–три, если команда небольшая.
– Верная смерть. Мы сумеем их взять?
– Нужно чуть скорректировать курс. Потеряем несколько минут.
– Как раз этих минут нам может не хватить, – хмуро сказал Чолич. – С миной.
Сергей вопросительно смотрел на Тина.
– Сдохнут же, – буркнул Ники.
И Прозоров ввел коррективы.
На экране было хорошо видно, что маленький челнок отчаянно пытается уйти подальше от курса «Подковы». Там, должно быть, знали о гравитационном захвате. Но ускользнуть все же не удалось. Невидимая петля захлестнула судно, потащила за «Подковой». Странный челнок сопротивлялся до последнего. До момента, когда вдруг погасло яркое пламя в его соплах, разом, будто ножом обрезали.
– При нормальной остановке двигателя такого не бывает, – заметил капитан. – У них кончилось горючее.
Челнок плавно втянуло в бункер.
Тяжелые створки тут же сомкнулись за ним.
– Он наш. – Зоран Чолич встал. – Пойду кликну Брэндона. Мало ли что.
Сергей вывел на экран камеру бункера. Она была освещена. Шлюзование закончилось, но люди в челноке не подавали никаких признаков жизни.
– Эй, кто там! – сказал в микрофон второй пилот. – Не хотелось бы вскрывать обшивку резаком. Может, сами выйдете? Вы кто?
После внушительной паузы он услышал:
– А вы сами кто?
Очень правильный вопрос, подумал Ники. Что на него ответить? Частная экспедиция, на боевом корабле?.. Вряд ли в челноке собрались одни идиоты.
Кто поверит в такое?
– Мы с Земли, – сообщил второй пилот. – Но к армии не имеем отношения. Летим домой. Нам показалось, у вас проблемы.
– Да?.. Почему вы так решили?
Тин заметил, что недоверчивый тон говорившего смягчился. И появились нотки бравады. Нормальная мужская реакция.
– Извини, друг. Если хочешь болтаться в космосе, без горючего, – только намекни. Ты имеешь право. Кислорода у тебя еще на два часа.
– На два с половиной.
В челноке дали команду открыть люк. И альтернативный экипаж с интересом ожидал, кто же выйдет.
Вышел бритый наголо детина в полосатой робе. Уверенный взгляд. Улыбка до ушей. Наверняка за сорок, но здоров как бык.
– Мать честная! – ахнул Чолич. – Беглый каторжник! Ну и рожа…
Поймав ироничный взгляд капитана, второй пилот растерянно потер шею.
Ну вот, усилия, что называется, увенчались большим успехом. И на корабле неожиданно появился еще один умник.
Или несколько?
– Сколько с тобой людей? – спросил Ники.
– Успокойтесь, я один. Хотя есть буду – за троих!
– Этот не пропадет, – сказал капитан. – Как же ему удалось сбежать?
Попав в жилую часть корабля, гость заявил, что умирает от голода.
Мэй решила накормить его в кают–компании, где вновь собрались все, кто был свободен от вахты.
За вторым блюдом каторжник представился:
– Я Ахиллес Ковак. Была одно время жуткая мода на мифологические имена. Для друзей – просто Хилл.
– Судя по твоему костюму, – начал Зоран, – ты был не на курорте. А за что загремел?
– Вы не поверите – за ерунду!.. И рассказывать стыдно… Для нормального, просвещенного человека мой поступок не является преступлением, я точно вам говорю. Можно долго спорить об относительности моральных принципов, но ведь существуют же – незыблемые гуманистические ценности, попрание которых недопустимо!
Ники внимательно рассматривал беглеца.
Такое впечатление, что Хилл Ковак сидел в одиночке, раз так изголодался по слушателям. Или же он демагог по натуре – что гораздо хуже. Вряд ли каторжник скажет правду о том, за что был приговорен. Все твердят, что страдают напрасно.
Что же он за человек?
Сбежать с планеты–рудника, с планеты–каторги – не каждому по силам. В прошлом Ковак явно имел отношение к космическим полетам.
– А почему ты не подавал сигнала бедствия? – спросил его Ники. – И почему хотел уйти от нас?
– Я был уверен, что вы энтойцы и ищите меня, чтобы вернуть назад, – во весь рот улыбнулся каторжник.
Где, возможно, твое настоящее место, подумал Тин.
– И ты предпочел умереть?.. – удивился Чолич. – У тебя не было шансов!
– А я удачливый!
Ники улыбнулся.
Мэй взглянула на него.
И второй пилот, кивнув ей, опустил веки.
Глава тринадцатая. НАСТОЯЩАЯ МУЖСКАЯ ВЕЧЕРИНКА
«Выпить на планете Грамм было негде. И нечего. Сухой закон. Такой сухой, что даже банка пива могла обернуться для нарушителя пожизненным заключением. Последних самогонщиков тут вывели триста лет назад, когда население Грамма насчитывало около пятисот человек.
Планета закоренелых трезвенников. Рехнуться можно.
Однако с местными традициями принято считаться. Всяческую дурь нужно было оставлять на орбите. И проходить контроль на наличие алкоголя в крови. Или еще чего.
Тому, кто пытался обойти антиалкогольный закон, грозили чудовищные санкции, в числе прочего – лишение визы, на веки вечные. И ему, и компании–грузополучателю. Зачем такие строгости, никто не знал. Закон не комментировался. Ну и все, кто летал сюда по долгу службы, молча, скрежеща зубами, сносили это издевательство.
А спрашивается – почему? Грамминий… Редчайший природный минерал. Основа супертехнологий и все такое…
Во время полета – сухой закон. И на «берегу» – сухой закон. Три дня в увольнении, твердая почва под ногами и – ни грамма! Грамм называется…
Думаю, что и в этот раз мы бы стерпели. Не впервой. Но случилась у нашего капитана заминка с документацией. Запрос туда, запрос сюда… Бюрократия… И пока сигнал дойдет… Обычные три дня под разгрузкой–погрузкой обернулись двумя неделями. Вот так.
Мы всюду ходили вдвоем, я и мой одноклассник, а ныне еще и напарник, вахтенный бортинженер Дионис Грецки.
В гостинице мы взяли номер на двоих, подешевле. И почти не вылезали из него, пялясь в экран. Поскольку этот чертов Грамм был у нас в печенках.
