Люди и нелюди (СИ) - Романова Галина Львовна

Нынешнее гнездо было довольно малым — там нашли приют только матери с самыми маленькими детьми. Подростки и взрослые прятались под кустами. Некоторые выкапывали себе ямки, другие наваливали сверху охапки травы.

Буша разбудил голод. Он выбрался из-под кучи веток, толкнув при этом прикорнувшую рядом Уаллу. Самка что-то сонно проворчала и повернулась на другой бок, но потом сообразила что-то сквозь сон и проснулась окончательно, успев схватить Буша за щиколотку:

— Ак! Ау?

— Ур, — оскалился он. — Гу! Ху!

— Ам? — она испуганно вскинула брови. — Уа-уа!

— Ыр, — коротко рыкнул Буш, положив руки на живот.

— Уа-уа! Ам! Бу-гу, — Уалла проворно выбралась из-под кучи веток, пристроилась рядом.

Кто-то из соплеменников уже проснулся. Одни сидели, почесываясь и потягиваясь. Другие искали в волосах соседей паразитов. Третьи озирались по сторонам. Кто-то копался в костях, оставшихся от пиршества. Нашел кость, которую можно было помусолить, и скорее кинулся бежать, пока другие не отняли. Двое подростков возились в кустах, чем-то чавкая. Наверное, нашли съедобные почки на ветках. Желудок Буша заурчал, требуя пищи, но кидаться вслед за утащившим кость соплеменником или тем более отнимать у подростков их еду он не стал. Он достаточно силен и ловок, чтобы добыть пищу самостоятельно для себя и для Уаллы.

Озираясь по сторонам, Буш направился за пределы стойбища. Уалла семенила за ним, время от времени тихо повизгивая, чтобы напомнить о себе, но не смея отвлекать охотника. Когда самец занят, самке надо ему не мешать. Это была норма поведения, заповеданная предками. Неосознанно она передавалась от матери к дочери, как инстинкт заботы о потомстве — твой самец кормит не только тебя, но и твоих детей. Так что не оставляй детей голодными. И Уалла терпела. Лишь иногда подавала голос — мол, я с тобой. Но затихла и она, когда Буш прервал ее скулеж тихим ворчанием.

Они отошли от стойбища уже достаточно, чтобы с подветренной стороны не чувствовался запах скопища тел их соплеменников. Именно запах и был главной причиной, по которой племя часто кочевало с места на место — пахли самки, пахли детеныши, пахли испражнения и гниющие остатки пищи. Последних, правда, было мало — все съедалось подчистую — но иногда кто-нибудь из стариков так хорошо прятал кость с остатками мяса или клок кожи с жиром, который приятно жевать слабыми остатками зубов, что забывал о нем. И кладовка через некоторое время напоминала о себе тошнотворным запахом гниения. Запахи отпугивали дичь и привлекали хищников — например, крикунов, мелких, едва до половины туловища взрослого охотника, но нападающих стаями. Иногда на стойбище нападали и другие. Скажем, зубоскал или хвосторуб. Эти твари огромные, злобные, могли одним ударом хвоста или лапы покалечить охотника, а мощными челюстями легко перекусывали пополам ребенка. По счастью, хвосторубы охотились в одиночку. Компанию — и опасную — составляли только матери с подрастающими детенышами. Спасение от них было одно — разбегаться кто куда, карабкаться повыше и подальше и ждать, когда минует опасность. И если соседство крикунов еще можно было терпеть и даже извлекать из этого пользу — крикуны иногда ухитрялись завалить зверя крупнее, чем могли съесть за один присест, а значит, после их трапезы кое-что оставалось и племени — то появление зубоскала или хвосторуба заставляло всех сниматься с места и уходить немедленно.

Вот и сейчас Буш что-то учуял, и Уалла невольно пригнулась, прижимая руки к животу. Нет, она еще не чувствовала в себе ребенка, но у любой самки, которая не один раз уже позволила оседлать себя самцу и знает, что после этого может появиться маленький, этот жест становится инстинктивным.

— Кхи, — только и пискнула она.

Сердитое ворчание было ответом. Нет, не крикуны. Тогда кто? Неужели зубоскал? Они ведь только-только поселились в этих местах! Еще не успел ни родиться, ни умереть ни один член племени, а ведь часто именно рождениями и смертями они отмечали ход времен.

— Ах-ха?

Буш сам не знал, и в его ворчании слышалось недоумение. Что-то было неправильно. Что-то таило опасность. Но запахи ночных животных, которые еще не выветрились, перебивали слабый дразнящий аромат, а заросли кустарника и кроны редких деревьев закрывали большую часть обзора. Разве что, если прокрасться чуть левее, где среди веток виден просвет…

Коротким рыком приказав Уалле оставаться на месте, он опустился на колени и локти и пополз, извиваясь всем телом. По пути рука сама сомкнулась на попавшейся на дороге палке. Конечно, ее можно было выбросить — она задевала за траву и мешалась — но тут он одолел последние шаги, кусты остались позади и, приподняв голову от травы, Буш забыл обо всем.

Там начиналась открытая местность — лишь кое-где торчали камни, кусты, редкие раскидистые деревца, с которых так любили объедать листву рогатики и бегуны. Где-то за этими кустами и камнями была пустошь, та самая пустошь, где они видели странных двуногов. До их поселения оставалось довольно большое расстояние. Что тогда они делают здесь?

Двуногов, похожих на тех, которых он убил прошлым днем и притащил в племя, было столько, сколько у него пальцев на обеих руках. Взгляд привычно вычленил вожака — тот отличался не столько мощным телосложением, сколько тем, что держался чуть впереди и двигался так уверенно, как мог двигаться только тот, кто прекрасно знает, куда и зачем ведет племя. Уверенность — вот что отличает истинного вожака. Уверенность и сила.

Что они делают здесь? Буш довольно много наблюдал за двуногами в их естественной среде, чтобы предположить, что они сейчас идут по его следам, чтобы мстить за убитых сородичей. И это было странно и немного страшно. Обычно мстили только самки, у которых Буш и его собратья уничтожали детенышей. Но мстили сразу, когда заставали убийц на месте преступления. Было дело, когда самка зубоскала, увидев, что охотники разоряют ее гнездо и уносят яйца, кинулась на врагов. Но тех, кто уже убежал, унося добычу, она не преследовала, ограничившись тем, что только отогнала грабителей от оставшейся кладки. И, конечно, не пришла в стойбище, чтобы отнять утащенные яйца. Может, двуноги мстят только за подросший молодняк?

Но если это правда, если двуноги пришли сюда из-за них, то племя в опасности. Надо предупредить своих.

Извиваясь всем телом, Буш пополз обратно. Тут палка уже не так мешалась, и он перехватил ее поудобнее. Иногда ему приходилось хватать подобные этой палки и даже камни, а у вожака была даже палка с привязанным к ней камнем. Буш знал, что удар такой палкой будет намного сильнее, но никак не мог отыскать подходящие друг к другу части. Либо камень слишком маленький, либо палка слишком тонкая. Эта вроде подходящая и по длине и по толщине. Потом, когда все закончится, он ею займется.

Мысль о будущем мелькнула и пропала, такая же смутная, как мысль о том, что после дня всегда наступает ночь. Из-за кустов послышалось невнятное тявканье Уаллы — рот ее был чем-то набит. В ожидании самца самка развлекалась тем, что ела какие-то ягоды, но, услышав предупредительный рык, высыпала остатки на землю и тревожно пискнула:

— Ах!

— Ыр! Уху-бу!

— Ар! Кхи-хи!

— Ы-ы… — Буш не знал, как обозначить двуногов, и издал короткий визгливый крик, подражая тому воплю, который слышал от своих недавних жертв.

— Ам, — подобралась Уалла.

— Ар!

Подруга сорвалась с места. Умница, она не сразу вскочила в полный рост, а сперва немного пробежалась на четвереньках, и только добравшись до самых густых зарослей, выпрямилась и помчалась на своих двоих. Проводивший ее взглядом, Буш невольно поежился — Уалла вдруг до того показалась ему похожей на тех двуногов… в каком-то смысле они тоже были двуногами…Но с другой стороны, все, кто летает, похожи друг на друга. И все, кто бегает на четырех лапах — тоже. И те, кто прыгает… Так стоит ли об этом думать?

Буш оглянулся в ту сторону, откуда приближались двуноги, и в горле его заклокотало злое рычание. Кто бы они ни были, двуноги были чужаками. Они нарушили границу, явившись в чужие охотничьи угодья. Их надо прогнать.