Джеймс Лусено - Дарт Плэгас
В ответ женщина вручила ему карту, следуя которой, Плэгас пересек весь студгородок и очутился у штаб-квартиры молодежной программы для будущих законодателей – организации, которая курировала процесс обучения навыкам работы в госаппарате. Вокруг Плэгаса толпились юноши и девушки – одни едва ли замечали его, другие, напротив, старались подойти ближе, чтобы рассмотреть его во всех подробностях. Время от времени он обращался к встречным с расспросами и тем самым сузил область поиска до небольшой площади вокруг библиотеки с колоннами, где в конце концов и нашел Палпатина, узнав того по голографиям Ларша Хилла, в обществе мужчины почти вдвое его старше, темноволосого и в официальном костюме чиновника. Сам Палпатин носил широкие свободные брюки, полусапожки и просторную рубашку с узким воротником. Он был среднего роста, с рыжими вьющимися волосами, носом с горбинкой и узким лицом, которое люди, вероятно, сочли бы дружелюбным. Руки его были длинными – относительно длины его туловища; спину он держал прямо, а двигался легко и непринужденно.
Какое-то время Плэгас наблюдал за ним издалека, рискнув приблизиться лишь после того, как Палпатин расстался со своим взрослым спутником. Юноша заметил его не сразу – а когда это произошло, резко развернулся и быстро зашагал в противоположном направлении.
– Молодой человек, – окликнул его Плэгас, также ускоряя шаг. – Удели мне минутку своего времени. – Когда юнец не отреагировал, Плэгас зашагал еще быстрее и позвал: – Палпатин.
Неохотно остановившись, Палпатин оглянулся через плечо:
– Откуда вы знаете мое имя?
– Мне известно о тебе гораздо больше, чем просто имя, – ответил Плэгас, поравнявшись с ним.
Осторожный интерес промелькнул в голубых глазах юноши.
– Обычно я не очень-то жалую тех, кто заявляет, что ему обо мне что-то известно, но поскольку я и сам знаю кое-что о вас, я воздержусь.
«Интересно, от чего», – подумал Плэгас.
– Что же именно тебе известно?
Палпатин вздохнул, проявляя легкое нетерпение:
– Вы – Хего Дамаск. Президент – нет, «магистр» – корпорации «Капиталы Дамаска». Мой отец говорит, вы прибыли на Набу для встречи с Боном Тапало. Вы хотите помочь ему взойти на престол.
– Твой отец упоминал, что я могу встретиться и с тобой?
– С чего бы? Да и что конкретно вам от меня нужно?
– Полагаю, у нас есть кое-что общее.
– Очень сильно сомневаюсь.
– Тем больше причин нам познакомиться поближе.
Палпатин огляделся по сторонам, словно искал пути к спасению.
– Кто был тот человек, с которым ты разговаривал ранее? – спросил Плэгас.
Палпатин открыл было рот, чтобы дать ему отповедь, но остановился на полуслове и вместо этого ответил:
– Мой учитель в молодежной программе. Его зовут Видар Ким. Он – помощник госпожи сенатора от Набу и, вполне вероятно, сменит ее в этой должности. – Он жестко посмотрел на Плэгаса. – И не сторонник Тапало.
Прежде чем произнести следующую фразу, Плэгас тщательно взвесил каждое слово:
– Интересна ли тебе политика в целом – не касаясь твоего участия в молодежной программе для законодателей?
– Я еще не уверен, кем хочу стать после университета.
– И все же политика тебя занимает.
– Я этого не говорил. Я сказал, что пока не уверен.
Кивнув, Плэгас обвел взглядом здание библиотеки:
– Я впервые в Тиде. Ты не мог бы показать мне город?
Палпатин нетерпеливо вздохнул:
– Послушайте, я…
– Просто маленькая экскурсия.
* * *Поддерживая светскую беседу, они неторопливо прошли по набережной в направлении концертного зала и шпиля королевы Ярм, затем прошли по пешеходному мосту и взяли курс на дворцовый комплекс. Ларш Хилл снабдил Плэгаса голографиями Палпатина, однако о нем самом смог поведать очень мало. Его отец был влиятельным и богатым дворянином, ратующим за то, чтобы сохранить суверенитет Набу, изолировав планету от остального мира. Считалось, что его фамилия происходила от названия государства, где когда-то проживали аристократические семейства, или от имени, которым в древности называлась одна из областей Набу.
– Тид – очень красивый город, – заметил Плэгас, когда они вынырнули из узкого проулка на Дворцовую площадь.
– Если вам нравятся музеи, – как бы мимоходом бросил Палпатин.
– А ты не поклонник искусства?
Палпатин скосил взгляд на собеседника:
– Я очень люблю искусство. Но по натуре я минималист.
– Во всем?
– Хочу, чтобы Тид не был так перенаселен. Чтобы зимы были мягче. Чтобы у короля было меньше советников и министров.
– Звучит как политическое заявление.
– Просто выражаю свою точку зрения.
– Одно не противоречит другому.
Палпатин встал как вкопанный:
– Что вы хотите из меня вытянуть?
Плэгас указал на близлежащую скамейку. Когда юноша наконец сдался и присел, муун произнес:
– Мое внимание привлекло то обстоятельство, что ты пустил в прессу кое-какую информацию, которая сильно помогла продвижению Тапало.
Гримаса искреннего удивления застыла на лице Палпатина.
– Но как?..
Плэгас взметнул руки:
– Сейчас это не так уж важно. Важно лишь то, что ты сделал это вопреки желанию твоего отца, твоего университетского наставника и кое-кого из дворян.
– И вы расскажете им?
Плэгас внимательно посмотрел в глаза юноши:
– Что будет, если я это сделаю?
– Для начала отец меня убьет.
– В буквальном смысле?
Палпатин натужно выдохнул:
– Он отречется от меня.
– Стало быть, это правда. Ты и твой отец на предстоящих выборах – по разные стороны баррикад.
Взгляд юноши уткнулся в землю.
– Случится чудо, если мы окажемся на одной стороне хоть по какому-то вопросу. – Он вновь посмотрел на мууна. – Я хочу, чтобы Набу порвала со своим прошлым. Хочу, чтобы мы стали гражданами Галактики. Разве это плохо – стремиться сыграть важную роль в республиканской истории?
Плэгас покачал головой:
– У любого правительства бывают взлеты и падения.
– А вам, значит, лучше других известно, как править Галактикой?
Плэгас хохотнул:
– Я – всего лишь старый муун, который ни капли в этом не смыслит.
Чувствуя неискренность собеседника, Палпатин фыркнул:
– Сколько же вам лет?
– Если считать в человеческих годах, мне уже далеко за сотню.
Юноша присвистнул:
– Как же я вам завидую.
– Почему?
– Вы столького достигли – и столького еще можете достичь.
– А чего достиг бы ты?
– Всего, – ответил Палпатин.
Они встали со скамейки и не спеша двинулись обратно к университету. Глубоко погрузившись в Силу, Плэгас внимательно изучал Палпатина, но добился немногого. Люди вообще были трудны для понимания, а разум Палпатина полностью захлестывал внутренний конфликт. «Такой крошечный мозг, и столько всего происходит внутри», – подумал Плэгас. Такие потоки эмоций и такой эгоизм. Так непохоже на предсказуемые, сосредоточенные умы разумных обитателей Внешнего кольца, особенно на коллективные сознания роевых сообществ.
Палпатин остановился у выкрашенного в яркие цвета лэндспидера с заостренным носом, тройным стабилизатором и репульсорным двигателем, который выглядел достаточно мощным, чтобы оторвать от земли дроида-погрузчика.
– Твоя машина? – спросил Плэгас.
Глаза Палпатина зажглись от гордости.
– Прототип патрульной «Молнии». Время от времени я участвую в гонках.
– Побеждаешь?
– Если нет – зачем вообще участвовать? – Палпатин забрался в пилотское кресло и склонился над панелью управления.
– У меня есть кое-что, чтобы украсить твое зеркало заднего обзора, – сказал Плэгас. Он выудил из нагрудного кармана монетку из чистого ауродия на длинной цепочке и уронил ее в протянутую ладонь Палпатина. – Антикварная вещица.
Юноша уставился на подарок:
– Никогда не видел ничего подобного.
– Она твоя.
Палпатин поднял вопросительный взор на мууна.
– Кто знает, может, однажды ты подашься в банкиры, – сказал ему Плэгас.
Юноша, немного расслабившись, издал смешок:
– Маловероятно, магистр Дамаск.
– Да, полагаю, чтобы заработать кредиты, есть способ и получше.
Палпатин покачал головой:
– Меня не интересуют кредиты.
– А меня все больше занимает вопрос, что же именно тебя интересует.
Палпатин хотел было что-то ответить, но в последний миг закусил губу.
– Палпатин, мне хочется спросить, как бы ты посмотрел на то, чтобы работать с нами – с «Капиталами Дамаска», я имею в виду.
Густые брови Палпатина насупились.
– В каком качестве?
– Буду предельно откровенным – в качестве шпиона. – Не дав юноше раскрыть рта, он продолжил: – Не скажу, что нам с тобой нужно от Набу одно и то же, поскольку очевидно: вопреки тем чувствам, которые ты испытываешь к архитектуре, ты очень дорожишь своим миром. Мою корпорацию в то же время интересует не столько правительство Набу, сколько ее плазма и доходы, которые она принесет нам, попав на свободный рынок.