Ирина Горбунова - На грани человечности
Которое уж по счёту утро казнит её вот так - жестоко, дважды: мечом пробуждения, ядом отчаяния? Который раз просыпается она вот так: с колотящимся сердцем, с пылающим лицом, с именем того единственного на устах? И рвётся оно из груди, это имя, то задушенным, в кровь искусанным стоном - а то воплем, клокочущим мукой... Не диво ли, как ещё ни разу не сбежались сюда сёстры из ближайших келий, дабы спасать свою матушку от сонмища демонов Тьмы!
Хотя какое там - спасать... дождёшься от них! Заберут демоны матушку живьём во Тьму - и тут же вздохнут с облегченьем послушные дочери. Уф-ф, гора с плеч! давно пора, туда ей и дорога, карге старой. Неровен час, ещё в спину подтолкнут, сестрички-еретички.
И, коль на то пошло, какое там - сонмище демонов! двумя, только двумя одержима она. Но уж их-то знает не только по имени - в лицо.
Одольдо, рыжий демон в личине монаха, злой гений всей жизни её. И Вайрика, демоница-чернокнижница, схожая с сиргенткой нечестивою. Одольдо и Вайрика вместе, вместе, вместе...
Словно толкнули её - Бариола рывком села на ложе. Впервые план мести и цель мести окончательно прояснились для ней самой. Вынудить Эрихью предать Вайрику... уничтожить Вайрику... раз навсегда разочаровать Одольдо в его любимом ученике Эрихью... и, наконец - унизить, растоптать, раздавить Одольдо! Единым махом расправиться с обоими демонами. Ереси их переполнили чашу терпения людского и Божественного; и прелюбодейство их истерзало душу Бариолы фер Эксли, одной из малых сих. Пусть же придёт расплата, и пусть белый свет покажется им Тьмой Вековечною!
Тьмой Вековечною?..
Пересохшее горло безумно, хмельно булькнуло смехом. Не угодно ли - матушка Бариола, святоша, ставшая мстительной ведьмой? принимай нового солдата, Легион Тьмы! Или ничто не ново под Небесами? И святоша изначально ближе к чернокнижнику и палачу, нежели к истинному святому? И впрямь плох тот святой, что при жизни не прослыл еретиком? И напротив: тягчайшие преступленья, позор рода человеческого, порою можно выдать за деянья святых?
Или ничто уже не свято в порочном нашем мире? за исключением, разве что, истинной святой - Вайрики фер Ламбет? Той, что пришла невесть откуда; и, вполне вероятно, смертию смерть попрала; и силится заново принять на себя все грехи мира...
Пусть его. Будь Вайрика фер Ламбет хоть вторым воплощеньем святой Аризии - что с того? Современному миру не нужна святая Аризия; современный мир обойдётся без неё. Во грехе погрязший, современный мир давно уже (крамольная, но убийственно верная мысль!) - не с Единым, но с Тьмою. Нашлись Пророки, вздумали искупить грехи мира смертью мученической - и что же, очистили души людские от скверны? Как бы не так, только новую прибавили. Тысячу лет кряду тянется Священная война; и отнюдь не одни только монахини-аризианки бросаются в её горнило, и убивают, и умирают с именем святой Аризии на устах. А навстречу им бросаются сиргентцы, и грабят, и убивают именем Её же, именем, разве что чуть искажённым в их варварском произношении, но суть-то одна... Где тут искупленье грехов мира?
Массивный знак Священного Пламени смутно затеплился в углу кельи, и в глубине его угадывались силуэты двух Первопророков. Впервые задумалась Бариола: а каковы Их муки? Сбросили путы, Вознеслись из костра, всем зевакам на диво - и поминай как звали. Ведомо ли Им, каково гореть в пламени ревности двадцать долгих лет, и безо всякой надежды на Вознесение? Воистину: Чертоги Горние, и Тьма Вековечная, и Пламя Священное - не вовне, но в душе каждого. И каждому мерой своей.
Не так ли, святая Аризия?!
Что не сиделось Тебе в Чертогах Горних, вечное блаженство вкушая? что потянуло опять в юдоль печали? Зачем на сей-то раз?! Повторно искупать чужие грехи... или сманивать чужих возлюбленных? Коль так, не стоило Тебе избирать соперницей Бариолу фер Эксли. Но если уж избрала - храни Тебя Единый. Ибо тот, давний костёр покажется Тебе милой шалостью симпатичных язычников. Теперь, тысячу лет спустя...
...Хрипло перекликнулись дозорные на крепостных башнях. И этот нестройный хор словно всколыхнул гнилое полотнище тумана; беззвучно затрещало оно по всем швам, и в разрывы хлынули потоки солнечных лучей. Один лучик нашёл путь и в её келью, прочертил наискось, сверкающим клинком; одним прикосновеньем зажёг Священное Пламя в углу. И ничуть не похоже на Знамение Небесное, и никакие Пророки не горят желанием испепелить богохульную матушку. Одольдо, поди, куда больше крамолы изрёк на своём веку! И жив-здрав доселе, и знай себе грешит по-прежнему!
Как бы там ни было - и смена караула, и утро, внезапно вступившее в свои права, разом отрезвили Бариолу, задвинув безумие ревности в тайный закуток души. Довольно раздумий о грехе и святости. Что проку в них, если есть - просто обманутая, измученная женщина; и есть - просто виновники её страданий. Если просто предстоит большая работа, за которую не стоит и браться без холодного, расчётливого рассудка.
Иначе нипочём не насладиться плодами возмездия.
17.
- Сестра Вайрика!
Нет, всё ж он произнёс: "Сестра Фарихе". Корректность, компетентность, безупречный профессионализм - в этом весь Джошуа Сингх. Ни тени небрежения к малейшей детали. Посол ширденский - так посол ширденский, комар носа не подточит.
- Лорд Шингуэнци?
Гм, ей бы самой не мешало употребить льюрскую транскрипцию: лорд Сингуэнке. Хорошо ещё, радость встречи нечаянной-негаданной не вылилось у неё в привычное с детства: "Джош". С неё станется. А встречи, впрямь, сейчас и не предполагалось.
Бывают и в работе наблюдателя почти полностью светлые дни. Когда, например, с утра навестишь Томирелу Ратлин в её мастерской, застанешь Мастера в окружении учеников, в порыве вдохновенного труда. И увидишь картину "Не меч, но мир...", близкую к завершению: самый грандиозный замысел Томирелы...
Полотно изображало - Второе Пришествие. Но - без Страшного Суда.
...Святой Эрихью и святая Аризия, Первопророки, нисходили с парящей, словно из облаков сотканной горы; возвращались в мир, во грехе погрязший. Но не гневом - всепрощеньем исполнены были их лики; и сиянье благодатное изливали они - вне сомнения, своим чередом достигнет оно отдалённейших пределов мира. А кругом бурлила людская похлёбка, лица не лица, рожи не рожи; и страсти суетные кипели в коловращении повседневности. Кругом, как от века повелось, грабили-блудили-предавали-убивали, а всё больше - просто бились рыбами на песке, силясь лишь выжить, локтями друг друга отшвыривая. И всяк был только собой поглощён, и никому, казалось, дела особого не было до Второго Пришествия.
Пока не достигало кого-либо сиянье чудесное. Так пламя бежит по бумаге: поначалу почти неприметно, но вспышка яркая неминуема. Так и Священное Пламя Истины целительно для душ людских.
И вот уже - дрогнула рука, кинжалом в спину метившая; и странное нечто мелькнуло в глазах жуликоватого менялы. Чем ближе к Пророкам, тем больше рожи начинали походить на лица, и с тем большим достоинством распрямлялись фигуры, гротескно изломанные.
И вот уже - иные сами навстречу Пророкам шли, и были во всём им подобны: лики иконописные, исполненные любви и гордости...
Крамольное, в общем, полотно: Чертоги Горние не для избранных, но для всех. Ибо нет ни грешных, ни праведных, есть просто люди - несчастные, заблудившиеся, сами о том не подозревающие.
Такова отправная идея реальных Контакта и Реформы, и таковы условия вступления нового человечества в Семью Человечеств.
И вот - столь совершенная аллегория! на докосмическом Элкорне, когда до Контакта ещё доброе тысячелетие!
И столь отрадно сознавать, что допущена ты к святая святых - к рожденью шедевра. Пусть вразрез с Законом о невмешательстве, но ещё то греет душу, что Первопророчице на полотне придали черты сходства - с тобою. А что в дар? - кошель золотых монет, тайком схороненный под чудотворной палитрой...
Достанет ли презренного металла, чтобы отблагодарить за такую окрылённость? Когда невесомо-легко и на душе, и в карманах; когда, возвращаясь через столицу, на время перестаёшь замечать и помои, и свары уличные, и ребятишек оборванных, в грязи по уши... да любую из окружающих неприглядностей. Когда есть и посреди Тёмных Веков те, кто верует: будет и их мир очищен от скверны.
Чего бы стоила вся докосмическая история - без таких вот гениальных чудаков, лучших провидцев.
Теперь вот, как финальный аккорд светлого дня - друг детства посреди замызганной средневековой улочки...
- Премного рад встрече с вами, сестра. Даже средь убожества подобного. - Слова на льюрском, произносимые с нарочитой правильностью, и с нарочитым же ширденским пришёптываньем; и в голосе, взамен теплу давней близости, холодная учтивость дипломата. Профессионализм, и ещё тысячекратно он же.
