Дж. Грегори Киз - СМЕРТЕЛЬНЫЕ СВЯЗИ: ВОЗВЫШЕНИЕ БЕСТЕРА
"Нет, – ответил Эл, – Мы сделали это вместе".
Конечно, они это отметили. Победа вывела их в полуфинал, и все они полагали свои шансы хорошими. Для Эла эта разделяемая им победа была неким откровением. Чувство было смешанным – когда он проигрывал, то подводил всех, а когда преуспевал, то делил славу. Но быть частью команды того стоило, как-никак. Впервые он чувствовал себя в центре чего-то, а не цепляющимся за быстро вращающийся край.
Однако недоставало кое-чего еще, и этим чем-то был Сандовал Бей. Эл старался понять ощущение утраты, которое, казалось, только усиливалось с каждым месяцем. Три месяца, и ни слова от начальника отделения.
Часть его стыдилась того, что он скучает по Бею, потому что он был достаточно смышлен, чтобы понимать подтекст своих ощущений.
Большинство его новых приятелей были поздними – большинство выросли при биологических родителях. Все они были верны Корпусу, все полагали Корпус матерью и отцом – но суррогатными матерью и отцом, заменившими их родных.
Для Эла Корпус был его первой матерью, первым отцом, и все же, вопреки этому, его чувства к Бею были – если он был честен с собой – сыновними. Примитивные инстинкты, которые даже лучшие телепаты унаследовали от своих предков-простецов, все еще жили в нем, побуждая воспринимать в качестве родителей человеческие индивидуальности.
Лица, которые он когда-то видел во снах, ушли, отступили вместе с детством и Смехунами – но их место заняло лицо Бея.
Это было неправильно. Все мы друг другу матери и отцы. Это был урок, полученный от Смехунов. Это был урок Корпуса.
Это не очень-то его утешало. Он скучал по Бею.
Он встряхнул головой. Возбужденная беседа вокруг него переменилась, и он попытался сосредоточиться, уловить. Он не хотел, чтобы они думали, будто он невнимателен к ним, что он не дорожит ими. Это был один из уроков Бея – если показываешь кому-то, что дорожишь ими, это автоматически делает тебя ценным для них.
Так что он включился в разговор, оттолкнув Сандовал Бея на дальний план сознания.
Получасом позже в бар вошел пси-коп. Он огляделся, и, едва его взгляд упал на Эла, направился к ним.
– Альфред Бестер?
– Сэр? Да, сэр, это я, сэр.
– Не пройдете ли вы со мной?
– Конечно, – он повернулся к остальным. – Ребята, увидимся на тренировке утром.
– Ясное дело, Эл. Ты сегодня показал класс.
– Вы тоже, ребята. Пока.
Пси-коп пошел скорым шагом.
– Сэр? Могу я спросить, куда мы направляемся?
– В офис директора, – сообщил ему коп. – Директор Джонстон желает вас видеть.
– М-р Бестер.
Эл никогда не слышал, чтобы его собственное имя звучало так угрожающе. Директор сохранял свою знакомую тусклую улыбку, как при появлениях на экране с какими-нибудь сообщениями.
– Сэр.
– В последнее время я слышал о вас хорошие отзывы. Да будет вам известно, что многие ваши учителя беспокоились о вас. Как и я сам, после того маленького инцидента в Париже. Мне очень приятно сказать, что с тех самых пор вы ни у кого не вызвали ни малейших нареканий.
– Благодарю вас, сэр. Уверен, я усвоил ценный урок.
Директор кивнул.
– В этом году вы оканчиваете Начальную Академию?
– Да, сэр, если мне будут по плечу требования Корпуса.
– О, я уверен, с этим у вас не возникнет проблем, м-р Бестер. Все ваши наставники, кажется, совершенно уверены в вас.
– Рад слышать это, сэр, но, конечно, я не обольщаюсь.
– Уверен, нет, – директор помолчал, взял маленький бокал, до половины заполненный, похоже, водою, и откинулся в своем мягком кресле. – Видели ли вы в последнее время д-ра Сандовала Бея?
Тут-то Эл и почувствовал это, слабое прикосновение, покалывание кожи. Кто-то, где-то сканировал его, очень легко, как коммерческий тэп.
– Нет, сэр. Уже несколько месяцев.
– Вы двое проводили порядочно времени вместе. Вы даже побывали с ним в рейде, я припоминаю. Нет-нет – не бойтесь признаться, он заявил об этом здесь, в этом самом кабинете.
– Так он и мне сказал тогда, – ответил Эл.
– Знаете ли вы, почему он так интересовался вами? Он защищал вас при разборе вашего дела, взял вас под свою опеку. Вы двое регулярно встречались месяцами.
– Не могу сказать, сэр. Он спас мне жизнь в Париже, я полагаю, одно связано с другим. Он думал, что я недостаточно образован.
– Действительно? Он это говорил? И в чем же, он чувствовал, Корпус не справился со своей образовательной задачей?
Эл внезапно ощутил, будто попался в ловушку.
– Я не это имел в виду, сэр. Тут вина не Корпуса, а моя собственная. Уроки, которые, по мнению д-ра Бея, должен был я усвоить, все время были передо мной – я просто не учил их.
– И что же это могли быть за уроки?
– Я… – Эл осознал, что трудно сформулировать то, что ему дал Бей. – Он научил меня ценить других людей. Сотрудничать с ними, пытаться понять их точку зрения.
– Так-так. А эта Беглянка, что вы ловили вместе, эта Фатима Кристобан – он учил вас понимать ее точку зрения? Учил он вас сочувствовать мятежным телепатам?
У Эла вдруг стало очень сухо во рту. Было что-то – какой-то подтекст в этой беседе – исходившее от директора. От отчаянно попытался игнорировать это.
– Я… она запуталась, сэр. Сильно запуталась. Я полагаю, что чувствовал к ней жалость.
– Скажите мне, м-р Бестер, – сказал директор очень тихо. – Если вам придется выбирать между мятежным телепатом и… простецом… который лоялен земному правительству и принципам Корпуса, кого вы выберете?
– Я верен Корпусу, сэр. Мятежник есть мятежник.
– Так-так. Похвальная позиция. Думаете, д-р Сандовал Бей разделяет ее?
– Конечно, сэр, – но он почувствовал искру сомнения в этом. Бей мог – всего лишь мог – при определенных обстоятельствах – предпочесть телепата.
И он понял, с упавшим сердцем, что это сомнение услышано и замечено кем-то, невидимым для него.
– Очень хорошо. Это все, м-р Бестер.
И уходя, он ощутил ту же вспышку ненависти, что почувствовал в тот далекий теперь день, когда впервые увидел человека с ледяными глазами. И было кое-что еще – опасность, угроза. Не ему, а Бею. И смешаны они были с ужасающим торжеством.
Он силился справиться с дыханием всю дорогу домой. Бей был в опасности – в серьезной опасности, в этом он был уверен. Он должен его предупредить, пойти к нему в кабинет… Нет, это безумие; послать ему анонимное сообщение.
Но что, если Бей действительно предал Корпус? Не будет ли также актом измены предупредить его?
Но это же совершенно невозможно. Бей и был Корпус, олицетворяя все доброе в нем. Даже если он и симпатизировал некоторым мятежникам, это не значило…
Директор – простец, завистливый, помешанный на власти простец, который… Он гнал эти мысли, но они возвращались. Бей в опасности. Разве можно
бездействовать?
Тут он свернул за угол и какое-то мгновение не мог понять, где находится, как ноги привели его сюда, почему мир вдруг так ожил. Почему ему снова шесть лет и вся жизнь с той поры – сон.
Место. То место, которое Смехуны выжгли в его сознании. Все это вернулось – страх, стыд – больше всего стыд. Он почувствовал спазм в груди, но усмирил его в своем сердце, прочно, холодно и торжественно. Скрипя зубами, с подергивающимися веками, он сжал руку в кулак и поспешил прочь, пока ощущения не угасли, не стали снова воспоминаниями.
Они пытались провести его. Вот что они пытались сделать. Директор намеренно заставил его думать, что Бей в опасности, чтобы проверить его лояльность, его обязательства перед Корпусом. Если он сейчас пойдет к Бею, все будет кончено, все. Никакой Высшей Академии, никакого будущего в Метапол, ничего.
Бей в порядке. Возможно – он уклонился от мысли, но не мог полностью прогнать ее – возможно, Бей даже в курсе этого. С того безрассудного преследования Бразг и Нильссона все было направлено на это – выяснить, может ли Альфред Бестер стать настоящим пси-копом.
Теперь его дыхание успокоилось, а сердце нашло размеренный ритм. Он вернулся к себе и взялся за книги.
Спустя три дня он стоял одеревеневшими ногами на коротко подстриженной траве.
"Должен идти дождь, – подумал он. – Небо должно быть черным".
Но все было иначе. Солнце сияло бриллиантом на безбрежной подушке из голубого бархата с белыми кружевами. Листва на деревьях блестела от росы. Птицы пели, хотя музыка – музыка в его голове – почти заглушала их пение.
Он был один, здесь, у могилы. Никто больше не пришел. Они сказали, что ему вообще повезло быть похороненным здесь.
– Они говорят… – он обнаружил, что гортань не слушается. "Они говорят, что вы помогали нелегалам, что вы симпатизировали им. Они выдали ордер на ваш арест, а придя, нашли вас…"
Он не мог представить это. Бей встает на стул с петлей на шее, хладнокровно отталкивает стул из-под ног. Это не складывалось. Бей ненавидел самоубийства.
