Крис Клармон - Первый полет
За скалистой планеткой встала слепящая, раскаленная добела заря. Края зубчатого черного контура расплылись, он начал съеживаться. Пламя прожигало каменное сердце астероида, на глазах превращая его в звезду.
Всего миг назад он казался маленьким и далеким, но чудовищные языки с ужасающей легкостью дотянулись до корабля. «Странник» со скрежетом корчился в огне. С кормы докатился глухой удар — должно быть, взрыв. Индикаторы одновременно засветились красным, повсюду заплясали искры и вспыхнули огненные цветы. Николь инстинктивно зажмурилась, но это не помогло. Свет окружал со всех сторон, разгораясь все ярче и ярче, пока не заполнил собой мироздание, затопив рассудок, сделавшись единственной реальностью.
Николь напоследок подумала, что так, наверное, выглядела Вселенная в первый день Творения — прекрасной и ужасной одновременно.
7
Когда Николь наконец открыла глаза, она решила, что ослепла. Ее окружала бездонная и непроглядная тьма. Девушка моргнула раз, другой — никаких изменений. Поначалу она никак не отреагировала, слишком удивленная уже тем, что до сих пор жива. Словно разум отделили от тела — одно работает, а другое нет. Она может двигаться и осознавать, что случилось, но все кажется далеким и несущественным.
Но слуха она не лишилась: в ушах эхом отдавался какой-то шелест, будто прибой. Она никак не могла понять, что это, пока не начала шарить вокруг, лишь тогда обнаружив, что на руках перчатки и она полностью облачена в скафандр. Непонятный звук оказался ее собственным дыханием.
Николь засмеялась. Но смех быстро сорвался в крик, угрожая выйти из-под контроля рассудка. Теперь она очнулась окончательно и уже не может отвернуться от грубой действительности, а это означает слепоту. Николь вспомнился ужасный взрыв антивещества, предсмертный вопль Поля, и глаза обожгло слезами. Должно быть, это сияние спалило дотла ее зрительные нервы.
Николь обнаружила, что не может двигаться. Находясь на грани истерики, она вдруг наткнулась ладонью на пряжку привязного ремня, плотно охватившего грудную клетку. «Разумно, — отметила она, — зачем какой-то бестолочи путаться под ногами?» Продолжая ощупью исследовать окружающее пространство, девушка обнаружила шланги воздухопровода, идущие к ранцу. Она остановилась. Обычно скафандры подключают к корабельной системе регенерации воздуха через муфты, имеющиеся в основании каждого кресла на мостике. Ранец означает, что основным системам жизнеобеспечения доверять нельзя.
Николь попыталась заговорить, но из горла вырвался лишь хриплый скрежет. В носу так пересохло, что она не смогла бы даже чихнуть. Николь гадала, удержится ли от вопля, если никто не ответит. Черт, она даже не имеет понятия, работает ли ее радио.
— Ши… Это Ши. Здесь есть кто-нибудь? — собиралась она сказать, а может, даже сказала. Голова разламывалась, в затылке безжалостным молотом пульсировала боль, рот будто набили ватой с металлическим привкусом. Скорее всего последствия контузии да вдобавок скверный воздух. Николь соображала, сколько времени провела в скафандре и что делать, если воздух кончится — это вдруг показалось вполне возможным. Если она в полной амуниции, значит, «Странник» получил пробоину и воздух корабля улетучился в пространство. К несчастью, выяснить это можно, лишь сняв шлем и вздохнув; в вакууме подобное дорого обойдется.
«Что в лоб, что по лбу, — вздохнула Николь, — все равно я в дерьме. Потрясссно!»
Тут что-то прикоснулось к руке, и Николь вскрикнула от испуга и удивления, но тут же испытала огромное облегчение: это всего лишь человеческая ладонь.
— Николь! — раздался в наушниках голос Андрея. — Ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста!
Николь кивнула, громко хмыкнув, и тогда он спросил:
— Ты цела?
— Угу… Да, я… по-моему, — лепетала она, пока рассудок вопил: «Лгунья!» — Андрей, я ослепла.
— Здорово, — по-русски чертыхнулся он, потом немного помолчал. — Погоди, а с чего ты это взяла?
— Глаза открыты, приятель, а я ни черта не вижу!
— Сейчас мы проверим. — Андрей включил фонарь, и Николь резко потянулась к глазам.
— Аи! Свет!.. Я вижу! Вижу!!! Успокоившись, она сняла шлем, отстегнула привязные ремни и взлетела под купол мостика, чтобы взглянуть на звезды. Ни разу в жизни не видела она ничего столь же прекрасного. И когда эйфория прошла, она вдруг осознала, что воздух здесь гораздо хуже, чем в скафандре, и при каждом вздохе изо рта вырывается морозное облако.
Она оглянулась на Андрея. Русский был тоже в скафандре с ранцем, но только без шлема. Словно читая мысли Николь, он кивнул.
— Верно, Николь, — у нас нет тока. А без него не работают и регенераторы воздуха. Мы сливаем в рубку понемногу чистого кислорода из неповрежденных резервуаров, но с углекислым газом ничего не можем поделать. Концентрация достигнет критического уровня через пять-десять часов. Он сохранится, скажем, еще сутки от силы.
— А без тока нет тепла, — негромко заметила Николь.
— Да. «Странник» прекрасно теплоизолирован, но мы постоянно теряем тепло. Как ни крути, снаружи абсолютный нуль. Но раньше мы умрем от удушья.
— Потрясссно! Как личный состав?
— Ханако трудится над системой энергоснабжения, пытаясь соорудить из топливных ячеек источник тока. Комиссар Кьяри вышел наружу, чтобы оглядеться и оценить наши повреждения.
— Разве инженерные работы не твоя специальность?
Андрей изнуренно усмехнулся и осветил фонариком свой правый бок. Рукав скафандра оказался пуст, а под толстой материей на груди угадывались лубки.
— Ужасно неудобно.
— Сильно?
— Сложный перелом в двух местах. Дорога больно ухабистая.
— Пожалуй. По-моему, я врезалась лбом.
— У тебя останется очень залихватский шрам над левой бровью. Выглядит жутковато. Наверно, контузия, но поскольку у нас не было ни средств, ни времени заниматься тобой, мы оказали тебе первую помощь и оставили все как есть.
«Если бы я вдруг умерла, можно было бы считать это большим везением». Николь тряхнула головой, пытаясь избавиться от одури.
— Как долго я была без сознания?
— Примерно сутки.
— Вам следовало привести меня в чувство.
— Чего ради? От тебя было бы меньше толку, чем от меня, и потом… — Он помолчал. — Нам казалось, что если ситуация ухудшится, то будет милосерднее дать тебе умереть, не приходя в сознание.
Она ласково обняла его.
— Спасибо за доброту. Я предпочла бы умереть в кругу друзей. Я не могу отказаться от шанса… попрощаться.
И в ту же секунду вспыхнул свет. Николь отреагировала первой, дотянулась до своего пульта и ударила по клавише интеркома.
— Хана, Ханако, ты справилась! Славная работа, девочка, на мостике есть ток!
— Итак, питание в рубке и вспомогательном отсеке, большое спасибо. Но насколько его хватит, остается только гадать. Эй, Николь!.. Неужели это ты?!
— Собственной персоной, побитая, но живая.
— Чудесны дела твои, Господи! Мне тут надо закончить. Хочу разгрести этот бардак поосновательнее. Так что увидимся чуть попозже, лады?
— Хана, тебе помочь?
— Справлюсь. Спасибо.
На связь вышел какой-то новый голос:
— Рад слышать, что ты очнулась, Ши. Тем более что вся тяжкая работа почти закончена.
— Кьяри, дай роздыху! Ты на борту? Осмотр закончен? Как мы выглядим?
— Хорошо бы собраться всем вместе, — бесцветным голосом откликнулся он. — Срочно встречаемся в К-1.
Они расположились как кому вздумалось. Карусель больше не крутилась — на это требовалось больше энергии, чем могли дать топливные элементы. В громадном колесе теперь было очень темно. Значительную часть света давали немногочисленные индикаторы, а не осветительные панели, опоясавшие ступицу колеса. Из-за стоявшего на корабле трескучего мороза все остались в скафандрах — обогревателям потребуется какое-то время, чтобы нагреть воздух. Пока решили не форсировать событий и не перегружать импровизированную систему энергоснабжения. Теперь это единственное связующее их с жизнью звено; если оно оборвется, они покойники.
Николь отхлебнула супа, чертыхнувшись, когда он обжег язык. Кьяри выплыл вперед и развернулся лицом к остальным.
— Короче говоря, народ, еще бы немного, и нам крышка.
Это сообщение оставило экипаж безучастным; всех слишком опустошила усталость. Николь наслаждалась теплом контейнера с едой.
— Во время перестрелки в нас несколько раз попали, — продолжил комиссар, — но нынешним состоянием мы обязаны взрыву антивещества. Когда разлетелся астероид Вулфа, в главный двигатель врезались крупные обломки. Просто чудо, что ничего не взорвалось. Корма «Странника» смахивает на вдохновенное творение скульптора-абстракциониста. Кажется, мы переплюнули «Скального пса». Все отсеки позади К-1 зияют прямо в пустоту. Нам с Ханой придется соорудить импровизированный шлюз в шахте перехода, чтобы она могла спускаться для работы над топливными ячейками.
