Робинзоны космоса. Бегство Земли - Франсис Карсак
Я тем временем продолжал подбирать экипаж. Вот кто должен был в него войти.
Начальник экспедиции и геолог: Жан Бурна.
Заместитель начальника: Бреффор.
Зоолог и ботаник: Вандаль.
Штурман: Мишель Соваж.
Изыскатель: Бельтер.
Механик и радист: Поль Шеффер.
Шеффер – бывший авиамеханик – был другом Луи. Кого взять седьмым, я не знал. Я с радостью позвал бы Массакра, но его присутствие в деревне было как минимум столь же необходимым. Оставив незаконченный список на столе, я куда-то вышел, а когда вернулся, внизу дерзким почерком Мартины уже было приписано: «Кухарка и санитарка: Мартина Соваж».
Сколько мы с Мишелем ни бились, нам так и не удалось ее отговорить. В конечном счете я был даже рад, когда Мартина заставила меня сдаться: она была сильна, смела, превосходно стреляла, и, кроме того, я был уверен, что в нашем броневике мы, в сущности, можем ничего не опасаться.
Последние приготовления подходили к концу. Каждый как мог рассовал свои книги и личные вещи, каждый выбрал себе спальное место. Мартина заняла верхнюю койку справа, а я – слева. Подо мной были Вандаль и Бреффор, под Мартиной – Мишель и Бельтер. Шефферу предстояло спать на сиденье водителя: для его ста шестидесяти сантиметров кабина была достаточно широка. Боясь, что внутри будет слишком жарко, мы установили дополнительный вентилятор. Люк в крыше и лесенка позволяли выбраться наверх, но при малейшей опасности все должны были немедленно прятаться в кузов.
И вот настало утро голубого дня, когда мы заняли свои места. Я сел за руль. Мишель и Мартина – рядом со мной, Шеффер, Вандаль и Бреффор вылезли на крышу, а Бельтер забрался в башню, к пушке; со мной он был на связи по телефону. Перед отъездом я убедился, что водить машину, исправлять обычные поломки и стрелять из пулемета может каждый из нас. Пожав руки друзьям и обняв на прощание дядю и брата, я завел грузовик. Мы свернули на дорогу к замку. Бельтер из люка башни долго еще махал рукой Иде, которая в ответ размахивала платком. Я был взволнован, счастлив и распевал во всю глотку. Мы проехали мимо развалин, потом вдоль полотна узкоколейки и по новой, едва намеченной дороге выбрались к руднику. Наблюдатели были на местах. Несколько рабочих прохаживались группами перед началом смены, другие закусывали. Дружески простившись с ними, мы двинулись дальше, в степь, прямо по серой теллусийской траве. Сначала еще попадались земные растения, но вскоре они исчезли. Через час последняя колея, самая крайняя точка, куда мы доезжали во время наших разведок, осталась позади. Перед нами была неведомая планета.
Легкий западный ветерок волновал траву, которая с сухим шелестом ложилась под колеса грузовика. Почва была твердой и удивительно ровной. Серая степь расстилалась вокруг, на сколько хватало глаз. На юге собирались редкие белые облака, «обыкновенные облака», как заметил Мишель.
– В каком направлении рванем? – спросил он, раскладывая на планшете свои штурманские приборы.
У Теллуса оказалось такое же постоянное магнитное поле, как у Земли, и наши компасы действовали превосходно, с той лишь разницей, что здесь все было наоборот, так что северный конец стрелки указывал на юг.
– Сначала – прямо на юг, потом – на юго-восток. Так нам удастся обогнуть болото. По крайней мере, я на это надеюсь. Затем – к горам.
В полдень мы остановились и первый раз позавтракали «под сенью грузовика», как выразился Поль Шеффер, – сенью скорее воображаемой, чем реальной. Хорошо еще, что нас освежал слабый ветерок.
Мы весело попивали вино, когда трава рядом с нами вдруг зашевелилась и оттуда выскочила плоская гадюка. Не дав нам опомниться, она ринулась вперед и впилась… прямо в левую переднюю шину грузовика, которая тотчас начала оседать с характерным шипением.
– Мать твою! – выругался Поль, прыгнул в кабину и выскочил обратно с топором в руках.
– Не испортите ее, прошу вас! – кричал Вандаль, но Поль не обращал внимания; одним ударом он рассек змею, да так, что лезвие топора ушло в почву по самую рукоятку.
Мы покатились со смеху.
– Не уверен, что добыча показалась ей достаточно сочной, – проговорил Мишель, пытаясь разжать челюсти гадюки.
Но для этого понадобились клещи. Размонтировав шину, мы убедились, что желудочный сок этой твари обладал невероятной силой: резина уже сморщилась, а корд вокруг прокола растворился бесследно.
– Прошу прощения, – сказал Мишель, поворачиваясь к останкам рептилии. – Не знал, что вы способны переваривать каучук!
Мы поехали дальше, держа среднюю скорость двадцать пять, тридцать километров в час. К вечеру позади осталось триста километров. Несколько раз я пытался свернуть влево, но там все еще тянулось болото. Ночь прошла спокойно. Лишь на следующий день после трех часов быстрой езды мы смогли наконец изменить направление. По-прежнему вокруг шелестела серая трава, изредка попадались кусты, да несколько раз нам пришлось объезжать овраги. Мы двигались к горам, возвышающимся на линии горизонта. Часов в десять погода начала портиться, и, когда мы остановились для полуденного завтрака, дождь вовсю барабанил по дюралевой броне. Поели, не выходя из машины, кое-как, в тесноте. Тем временем дождь превратился в ливень, видимость была отвратительной, и я решил переждать.
Мы приоткрыли окна, чтобы в машине было свежее, и расположились кто как хотел: одни – на койках, другие – вокруг стола. Я полулежал на переднем сиденье, Мишель и Мартина сидели на пороге проема, соединявшего кабину с кузовом. Лениво текла беседа. Мы с Мишелем дымили трубками, остальные покуривали сигареты. Благодаря какой-то счастливой случайности в деревне, помимо большого запаса табака, у одного из жителей оказалась табачная рассада, и теперь мы сами выращивали табак, не опасаясь вмешательства акцизных чиновников.
Дождь лил семнадцать часов подряд и, по словам дежурных, не прекращался ни на минуту. Когда мы утром проснулись, он все еще шел, хотя и не так сильно. Вся равнина была покрыта водой: плотный перегной медленно впитывал влагу. Мишель попробовал тронуться с места; грузовик забуксовал, но потом покатился, осторожно набирая скорость. К концу третьего дня пути мы проехали уже шестьсот пятьдесят километров и заметно приблизились к горам. Местность менялась: теперь вокруг были цепи холмов, вытянутые с юго-запада на северо-восток. Между двумя такими цепями мне удалось сделать очень важное открытие.
Вечерело. Мы остановились у подножия красноватого глинистого холма, на котором даже трава
