Ким Робинсон - Голубой Марс
Давным-давно Красные выдолбили целый городской квартал в выступе, служившем последним разделительным клином в пересечении борозды Темпе, чуть южнее кратера Перепёлкина. Из окон под выступом открывались виды на оба голых, прямых каньона и более крупный каньон, который образовывался после их слияния. Теперь все эти борозды ограничивали то, что стало литоральным плато, а Мареотис и Темпе вместе образовали огромный полуостров древних гор, глубоко врезавшийся в новое ледяное море.
Сакс посадил свой маленький самолет на песочную полосу, тянувшуюся по вершине выступа. Ледяных равнин отсюда было не видно, как и какой-либо растительности – ни деревца, ни цветка, ни даже лишайника. Он задумался, не обесплодили ли они эти каньоны каким-то образом. Одни лишь девственные камни, слегка тронутые инеем. А с инеем они ничего не могли поделать – если только не накроют их куполом, чтобы воздух остался снаружи, не проникал внутрь.
– Хм, – промолвил Сакс, изумленный самой мыслью об этом.
Двое Красных провели его через шлюз на вершине выступа, и он спустился с ними по лестнице. Убежище оказалось почти пустым. Тем же лучше. Куда предпочтительнее было терпеть холодные взгляды двух девушек, ведущих его по грубо обтесанным каменным галереям, чем всю их команду. Интересно было подмечать особенности эстетических вкусов Красных. Большой простор (что было вполне ожидаемо), ни единого растения – лишь иные скальные текстуры: грубые стены, еще более грубые потолки, контрастирующие с отполированным базальтовым полом и блестящими окнами с видами на каньоны.
Они подошли к галерее, похожей на естественную пещеру и чуть ли не такой же ровной, как евклидовы прямые лежащего ниже каньона. Задняя стена была украшена мозаикой из кусочков цветного камня, отполированных и выложенных вплотную друг к другу, и образовала абстрактные узоры, в которых, казалось, можно было увидеть что-то реалистичное, если как следует к ним приглядеться. Пол устроен из каменного паркета – оникса, алебастра, серпентина и кровавой яшмы. А галерея все тянулась – крупная, пыльная, – целый комплекс, который, судя по всему, не использовался по назначению. Красные предпочитали свои марсоходы, а места вроде этого, очевидно, рассматривали лишь как досадную необходимость. Скрытое убежище с заставленными окнами, мимо которого посторонний мог запросто пройти и ничего не заметить. И Сакс чувствовал, что они желали не только ускользнуть от внимания ВП ООН, но и стать ненавязчивыми для самой планеты, врасти в нее.
Казалось, это и пыталась проделать Энн, занимавшая каменное сиденье у окна. Сакс резко остановился: запутавшись в мыслях, он чуть не налетел на нее, точно безрассудный путешественник, наткнувшийся на неожиданное укрытие. За окном виднелся кусок скалы, и она разглядывала этот интересный для нее камень. Сакс внимательно ее рассмотрел. Вид у нее был нездоровый. Это становилось понятно сразу, но чем дольше он на нее смотрел, тем сильнее это его тревожило. Когда-то она сказала ему, что перестала проходить процедуру омоложения. С тех пор прошло несколько лет. А в годы революции она горела, будто была пламенем. Теперь же, когда восстание Красных подавлено, – обратилась в пепел. Серая плоть. Выглядело это ужасно. Ей было около ста пятидесяти лет, как и всем выжившим из первой сотни, а без лечения… ее ждала скорая смерть.
Что ж, строго говоря, с точки зрения физиологии ей было лет семьдесят или около того – смотря когда она проходила лечение в последний раз. Так что всё не так уж плохо. Питер, наверное, знал точнее, какое у нее состояние. Но Сакс слышал, что чем больше времени проходит между приемами, тем больше вскрывается проблем. И в этом была логика. Требовалось лишь оставаться предусмотрительным.
Но сказать ей об этом он не мог. И вообще, ему было трудно думать о том, что он мог ей сказать.
Наконец она подняла взгляд. Узнав его, вздрогнула и приподняла губу, словно загнанный зверь. Затем отвернулась, лицо ее выглядело мрачным и как будто каменным. От нее не исходило ни гнева, ни надежды.
– Я хотел показать тебе кое-что на Тирренском массиве, – запинаясь, проговорил он.
Она поднялась, будто статуя, сдвинувшаяся с места, и вышла из комнаты.
Сакс, чувствуя, как его суставы трещат с псевдоартритической болью, что так часто сопровождала его встречи с Энн, последовал за ней.
За Саксом, грозно поглядывая на него, шли две девушки.
– Не думаю, что она хочет с вами разговаривать, – сообщила ему та, что повыше.
– Вы весьма наблюдательны, – ответил Сакс.
Пройдя приличное расстояние, Энн остановилась у другого окна в той же галерее – завороженная или слишком утомленная, чтобы идти дальше. А может, часть ее все-таки хотела поговорить.
Сакс остановился перед ней.
– Я хочу, чтобы ты поделилась своими впечатлениями, – сказал он. – Предположениями насчет того, что нам делать дальше. И еще у меня много вопросов по части ареологии. Конечно, может, строго научные вопросы больше тебе не интересны…
Она сделала шаг вперед и дала ему пощечину. Он почувствовал, как сползает по стене галереи и опускается на ягодицы. Энн успела скрыться из виду. Девушки, явно не зная, смеяться или охать, помогли ему подняться на ноги. У него болело все тело – даже сильнее, чем лицо. Глаза горели, чувствовалось легкое покалывание. Будто он мог заплакать перед этими двумя дурами, которые увязались за ним, неимоверно все усложнив. В их присутствии он не мог ни кричать, ни умолять, ни становиться на колени, чтобы просить у Энн прощения. Он просто не мог.
– Куда она ушла? – выдавил он.
– Она действительно не хочет с вами беседовать, – заявила высокая.
– Может, вам лучше подождать… и попробовать позже, – посоветовала вторая.
– Да заткнитесь вы! – воскликнул Сакс, чувствуя раздражение настолько сильное, будто он приходил в ярость. – Я вижу, вы просто позволили ей перестать лечиться и теперь смотрите, как она себя убивает!
– Это ее право, – заметила высокая.
– Конечно, да. Только я говорю не о правах, а о том, как должны вести себя друзья, когда кто-то ведет себя к самоубийству. На эту тему вы вряд ли сможете что-то сказать. А теперь помогите мне ее найти.
– Вы ей не друг.
– Я ей самый что ни на есть друг.
Он встал, покачнулся, пытаясь двинуться в ту сторону, куда, как он думал, ушла Энн. Одна из девушек попыталась взять его под руку. Он уклонился от ее помощи и пошел дальше. Там, поодаль, он и заметил Энн, рухнувшую в кресло в каком-то помещении, напоминающем столовую. Он приблизился к ней, замедляясь, как Аполлон в парадоксе Зенона.
Она повернулась и вперила в него взгляд.
– Если кто и бросил науку, то это ты, с самого начала, – проворчала она. – Так что не надо нести чушь о том, что она мне неинтересна!
– Это правда, – признал Сакс. – Правда. – Он протянул обе руки. – Но сейчас мне нужен совет. Научный совет. Я хочу понять. И кое-что тебе показать.
Но она, мгновение подумав, встала и снова удалилась, так быстро пройдя мимо него, так что он вопреки своей воле отступил. Он поспешил следом; ее шаг был намного шире, чем его, а двигалась она быстро, и ему пришлось чуть ли не бежать вприпрыжку, ощущая боль в костях.
– Давай выйдем на поверхность здесь, – предложил Сакс. – Даже не важно, где мы выйдем.
– Потому что вся планета загублена, – пробормотала она.
– Ты же наверняка еще выходишь иногда смотреть на закаты, – не унимался Сакс. – Может, я как-нибудь к тебе присоединюсь?
– Нет.
– Прошу, Энн… – Она ходила быстро и настолько превосходила его ростом, что ему было трудно не отставать и еще продолжать с ней говорить. Он пыхтел и задыхался, щека все еще горела. – Энн, пожалуйста…
Она не ответила и не сбавила шаг. Они уже спустились в коридор, разделявший жилые комнаты, и Энн ускорилась, чтобы войти в проем и захлопнуть за собой дверь. Сакс дернул за ручку, но она заперлась.
Не очень многообещающее начало.
Игра в кошки-мышки. Ему нужно было каким-то образом добиться того, чтобы их общение не превращалось в охоту или преследование. И все равно проворчал:
– Я так дуну, что весь твой дом разлетится! – и подул на дверь. Но затем подошли девушки и пристально на него уставились.
Через несколько дней, перед закатом, он спустился в раздевалку и надел костюм. Когда вошла Энн, он даже подскочил.
– Я как раз собирался выйти, – запинаясь, проговорил он. – Можно мне с тобой?
– Это свободная страна, – хмуро отозвалась она.
И, вместе покинув шлюз, они оказались на поверхности. Те девушки, должно быть, сильно удивились.
Ему следовало быть предельно осторожным. Естественно, хоть он и вышел с ней, чтобы показать красоту новой биосферы, лучше было не упоминать о растениях, снеге и облаках. Лучше было, если бы все это говорило само за себя. Пожалуй, в этом и состояла суть всех явлений. Невозможно рассказать о чем-то так, чтобы заставить это полюбить. Нужно выйти на место и позволить обновленной окружающей среде показать себя.
