Майкл Гир - Звездный удар
Светлана обдумала ответ.
— Теоретически, майор, международные банки, ассоциации многонациональных корпораций, различные энергетические картели, возможно, японские. После отставки Горбачева мир стал опасен. Советский Союз сошел с катушек. Волнения в Прибалтике и других республиках напугали весь мир. Однако почему бы просто-напросто не надавить на лидеров? К чему такие примитивные шарады?
Шейла взглянула на потолок.
— Вряд ли можно назвать подобный синхронный перевод примитивным. Я до сих пор поражаюсь, как они это делают.
— Одна из сотрудниц КГБ, искушенная в подобных делах, исследовала потолок в женской казарме. Без специального оборудования обычный осмотр не дал никаких результатов. Ни проектора, ни приспособлений.
— А президент и Генеральный секретарь? Это были актеры?
— Если и так, то очень хорошие.
Шейла скрестила щиколотки.
— Кое-что из сказанного Толстяком не выходит у меня из головы: его слова о болванах, которые смотрят в небо с миллиардами звезд и галактик и думают, что они одиноки. Вы знаете, он прав. Только дурак может настаивать на том, что мы единственные разумные существа во Вселенной.
— Но почему сейчас? — требовала ответа Светлана. — Почему они выбрали именно данный момент, чтобы появиться?
Шейла воздела руки.
— Если предположить, что история Ахимса правдива, возможно, они знают что-то, чего не знаем мы. Может быть, мы слишком близко подошли к концу? Может быть, они могли появиться только сейчас? — Шейла задумчиво посмотрела на Светлану. — Может быть, они спасают нас от взаимного уничтожения?
* * *Когда Мэрфи проревел: “Берегись, комми!” — случились две вещи, которых он вовсе не ожидал. Во-первых, его рев был немедленно переведен на русский. Во-вторых, советский десантник вздрогнул и поперхнулся, роняя апельсиновый сок, который он достал из отделения с прохладительными напитками.
Мэрфи стоял перед ним с ножом в руке. Потом он опустил руку. В конце концов, безопасности Западного содружества не убудет от стакана апельсинового сока, и не важно, с какой скоростью он исчезает в глотке русского.
Все еще кашляя, русский уставился на него.
— Ты что, озверел?
— А что ты тут делаешь втихаря среди ночи?
Парень усмехнулся, тыльной стороной руки вытирая рот и стряхивая капли сока с пальцев.
— То же самое я могу спросить и у тебя, американец.
Мэрфи слегка улыбнулся.
— Меня привел сюда желудок. Он абсолютно пуст.
Русский посмотрел на апельсиновый сок, капающий с молочных пакетов и пластиковых бутылок.
— Мой тоже.
Как они это делают? Перевод звучал откуда-то сверху, из воздуха.
Русский нахмурился, оглядываясь по сторонам.
— Даешь дембель!
— Что?
Он махнул рукой в сторону стены.
— Не понимаю. Я только сказал то, что мы привыкли писать на казарменных стенах. Мне показалось, что я сказал это по-английски.
— Да, парень, дело дерьмо.
Русский опять закашлялся и слизнул с подбородка каплю апельсинового сока.
— Ты что, собираешься этот ножик использовать?
— А? Нет. Думаю, нет. — Он взглянул на лезвие. — Вроде бы нет, если ты пришел сюда за соком.
— Может быть, и за бутербродом. Или за парочкой. А ты что думал?
— Что ты собираешься подсыпать в пищу яд.
Русский заморгал, потом улыбнулся.
— А знаешь, ты что-то не очень любезен для американца. Здесь я тоже должен есть что-то, понимаешь? Ты выглядывал из окна? Подумай, разве здесь есть продовольствие?
Мэрфи подумал.
— Ну, у нас есть здесь склад.
Русский все еще не отошел.
— Больше всего на свете мне хотелось бы отнять у тебя этот ножик и посмотреть, как устроены твои внутренности. Но майор Стукалов приказал не задирать американцев. Ну а если это самозащита?
Мэрфи усмехнулся.
— Мне бы тоже очень хотелось, но у меня тоже приказ.
Русский пожал плечами,
— Ну что ж, коли мы люди подневольные и твой желудок тебя беспокоит, почему бы тебе не положить ножик на место? Мы сможем сообща обшарить этот капиталистический рай.
Губы Мэрфи расплылись в широкой улыбке.
— Знаешь, Иван, мне нравятся твои манеры.
— Меня зовут Маленков. Лейтенант Николай Маленков.
— Лейтенант Бен Мэрфи. — Он развернулся, высунул язык, примериваясь, и метнул нож. Лезвие вонзилось в стену, застряло в бетоне и замерло. Нож вяло повис.
— Что это? — Маленков держал в руке флягу.
— Моча. Американское пиво. Выпей и поймешь. Посмотрим, что здесь есть. — Мэрфи держался в отдалении, обшаривая полки. — Здесь, смотри, ветчина. Черная рожь. Мушиные яйца.
— Что?
— Ух, майонез. Извини, думаю, переводчик не справляется. Вот, о-го-го! “Гиннесс”!
— Что?
— Держись, парень. Хорошее пиво. Ирландское. Кое-кто на этом айсберге понимает, что такое жизнь.
— Ну, достаточно, а то у меня ноги мерзнут в этом холодильнике.
С полными руками они вышли и разложили награбленное на разделочном столе.
— Ну, кто-то из нас должен все это нарезать. Кому можно доверить нож? — Мэрфи переводил взгляд с русского на еду и обратно. Маленков отломил кусок хлеба.
— Ладно, если мы убьем друг друга, нас обоих пошлют в штрафные батальоны.
— Как они это сделают, если мы будем трупами?
— Ты не знаешь майора Стукалова, он найдет выход.
— Похоже на Даниэлса.
Маленков рассмеялся с набитым ртом.
— Значит, во всех армиях офицеры одинаковы. Ну давай режь жратву. Ты уже имел дело с ножом, а у меня только один кусок.
Они сидели на столе, ели и тайком разглядывали друг друга.
— Если я поклянусь, что я не служу в ГРУ, ты мне скажешь, почему мы здесь? Они вытащили нас из боя, отвезли в Москву, а потом сюда. Что все это значит? Виктор все твердит, что это как-то связано с пришельцами.
— Даниэлс тоже.
— Ты веришь этому?
Мэрфи пожал плечами.
— Черт, не знаю. Мне это как-то чудно. Мы говорили об этом и так и сяк, но я не думаю, что кто-то верит, что это пришельцы. Но они приказывают верить, что мы полетим к солнцу в компании с надувными шарами. И это замечательно до тех пор, пока деньги капают.
— Мы думаем, что это какая-то проверка. Может быть, что-то вроде психологической войны.
— Неплохо звучит. — Мэрфи задумчиво жевал. — А ты откуда?
— Волгоград. А ты?
— Бостон. Эта моча не так уж плоха.
— Ну, если это психологическая война, персонал для тебя постарался. А что такое твое крепкое?
— Попробуй.
Маленков запрокинул голову и отхлебнул из бутылки. Усмехнулся, облизал губы и вытер рот.
— Ну точно, буржуйская штучка. Нам, может быть, надо спасти вас и отобрать ее для себя. Пожертвовать собой во имя мировой революции и свободы. Скажи, а что, в Америке все толчки умеют разговаривать?
— Разговаривать? Парень, ты видел какие-то странные толчки!
— Я смотрел телевизор. Толчок разговаривал и брызгался голубой водой.
Мэрфи нахмурился и задумался.
— Ты прав, это психологическая война.
ГЛАВА 8
Чииллу бы удивило то, как люди воспринимают его внешний вид. А может быть, и нет, как может древнейшее разумное существо во вселенной интересоваться реакцией таких ничтожных эфемерных созданий, как люди? Но факт остается фактом: если бы обычный непросвещенный человек увидел Чииллу, он поместил бы его в геологический музей. Во время обменных и мыслительных процессов в теле Чииллы происходили электрохимические реакции, и он излучал все цвета радуги. Он мог увеличиваться в размерах, и его полный рост мог повергнуть человека в изумление. Самая высокая оконечность сложных геометрических конструкций, из которых состояло его тело, возвышалась на три метра от поверхности.
До того, как Чииллу разбередила подслушанная беседа Ахимса, он безмятежно плавал в бесконечной межзвездной тьме. Его тело в результате приобрело темно-фиолетовую окраску, только остроконечные выступы были желто-красными. Красочное инфракрасное и ультрафиолетовое излучение впечатляло, но человек никогда бы не смог насладиться этим зрелищем без помощи своих специальных приборов.
Когда сферический корабль Чииллы приблизился к Тахааку, массивному правительственному центру Пашти, который находился на орбите Л-5 планеты Пашти Скаха, Чиилла испустил несколько лучей фуксина, что было признаком неудовольствия. Он поработал над временно-пространственными показателями среды вокруг своего корабля и точно ввел его в шлюз Пашти. На ходу меняя форму корпуса, Чиилла затормозил, чтобы вписаться в сложную конструкцию станции Пашти.
Чиилла принадлежал к виду Шисти — так их называли Ахимса, этот вид вовсе не нуждался в быстрых передвижениях и космических кораблях до того, как много звездных жизней назад очутился с Ахимса. Напротив, погруженные в вечные раздумья, Шисти наслаждались плавным скольжением в глубинах космоса. Радиолучи питали их идеями, они обменивались ими сквозь световые годы, курсируя вместе с солнечными ветрами внутри гравитационных полей. Иногда случались несчастья, и зрелый Шисти раскалывался. Тогда кристаллические обломки начинали медленно обрастать необработанным сырьем из межзвездной пыли и газов. Шел долгий методичный процесс восстановления, и новый кристаллический организм обретал сознание прародителя.
