Записки землянина - Вячеслав Колмыков
Я даже не смогу описать, что со мной происходило тогда!
Я видел это! Видел сражения второй мировой, в тайне надеясь увидеть там своего деда; разгром Перл Харбора японцами и недостойные последствия в Хиросиме и Нагасаки; бои в Сталинграде и блокаду Ленинграда, его «дорогу жизни»; взятие Берлина. Видел сожженную и взятую Наполеоном Москву, его отступление; казаков в Париже и остров Святой Елены.
Одновременно с просмотром Пазикуу рассказывал о принципе работы зондов, раскиданных по вселенной. Они представляют собой как бы огромную подзорную трубу, телескоп, позволяющие сократить расстояние. Зонды размещены таким образом, чтобы улавливать свет на различных отрезках его распространения. Они так же универсальны и способны расшифровать не только земной свет, но и многих других планет, солнечных систем, галактик. Обновление информации происходит ежесекундно и передается путем все тех же «жалюзо».
Но одно обстоятельство мне было все-таки не понятно.
Когда я заговорил о более древних датах — Троянской войне, аргонавтах, Всемирном потопе, Моисее и о Христе — Пазикуу всякий раз находил причину не показывать этого. То облачность была, то какой-то парад планет и звезд, то несоответствие и неточность дат и прочее (хотя динозавров показал!)
В конце концов, мое терпение лопнуло.
— Пазикуу, может хватит кормить меня сказками, — начал я как можно мягче. — Ни за что не поверю, что нельзя увидеть хотя бы один день из скитаний Моисея, путешествия Христа или осады Трои. В чем дело? Я постараюсь вас понять.
Пазикуу поерзал на стуле, потом встал, подошел к холодильнику, зачем-то открыл его, закрыл и снова вернулся ко мне.
— Знаете ли, Стасик, — он посмотрел на монитор, показывающих каких-то двух бронтозавров. — Я не могу. Всему есть предел, за которым могут последовать необратимые последствия.
— Для кого?
— Сначала для вас. Ну а потом для других.
Я нахмурился.
— Вы же дневник ведете. А если кто возьмет на веру?
Некоторое время я прибывал в замешательстве.
Все равно, что-то не состыковывалось.
— А то, что со мной сейчас происходит не вызовет последствий? — пошел я в наступление. — По-моему ничего хлеще не может быть, чем какие-то кадры из прошлого. И вряд ли кто поверит, что я у вас побывал, если вы мне, конечно, не дадите какой-нибудь сверхъестественный прибор в доказательство. Если уж на то пошло, то я скорее здесь с ума сойду, чем от фактов прошлого. Другие же вы мне показываете.
— Только те, которые имеют неоспоримые доказательства.
— Выходит, всего этого не происходило.
— Происходило.
— Тогда в чем дело? — не унимался я.
— Было, но, — замялся Пазикуу. — несколько в других качествах. Вот если убрать фотографию, кино, все записывающие устройства из вашего общества, все то, что может послужить свидетельству того или иного события, кроме печати, а потом, через тысячу лет описать те же события в научной литературе — мнения будут неоднозначными. Споры будут все равно продолжаться, так как учитываться будет все, в том числе и желтая пресса.
— Она и в те времена была?
— Она родилась одновременно с возникновением письменности.
Я почесал лоб
— Тогда наоборот нужно установить правду. Подтвердить или опровергнуть. И споры прекратятся.
— Тогда история как наука перестанет существовать.
— А я думаю, она просто перейдет в другое качество.
— А как быть с летописцами, которые после этого окажутся лжецами, с религией, культурой?
Мне пришлось промолчать. А Пазикуу снова взялся пудрить мозги, теперь уже гегелевской системой о мировом разуме, гипотезой Джозевсана (или Джозефсона) о коллективной памяти. Потом пошли в ход еще более труднодоступные для меня словечки, такие как ретрокогнитивность; эффект Плацебо не только в медицине, но и в истории. А когда он начал говорить, что теорию академика Фоменко, математика по профессии, вскоре задавят и забудут, у меня закружилась голова.
— И как вы только все это перевариваете в себе! — перебил я его, не выдержав. — Если вы хотите жить как землянин, не нужно вести себя как инопланетянин. Я не могу впихать в себя столько информации. Для этого мне нужно знать азы.
— Ну, я же не знаю, знаете вы их или нет, — сконфузившись, ответил старик.
— Я просто хотел получить доступный ответ — почему? А вы о каком-то Джвсне вспомнили. Хотя о Гегеле я что-то слыхал. Давайте покороче.
Пазикуу задумался.
Закрыл ноутбук и, не глядя на меня, тихо заговорил.
— Вопрос покажется вам странным и совсем не по сути. Если догадаетесь, то поймете все, что я хотел сказать. А если нет, то можете забыть об этом или он станет для вас вопросом времени. Решать не мне.
Я внутренне сжался и приготовился услышать от него какую-нибудь тайну.
— Вы способны придумать для себя и своих близких как для зрителей сюжет фильма, чтобы после его просмотра все пришли в ужас, который никому еще не удавалось вызвать? Подумайте.
Странный вопрос оказался.
Фантазия у меня конечно хорошая, но я решил уточнить.
— А почему для себя и близких?
— Потому что других он вряд ли напугает.
Что может напугать меня и близких? — думал я.
Сходство во вкусах и фобий тут не причем. Ведь не мало людей, у которых они такие же и не обязательно жить при этом в одном доме, городе.
Тогда что? Что-то, что касается именно моего круга? Общие мысли, переживания? И почему должен быть ужас? Подобные фильмы давно уже никого не пугают, а лишь вызывают мурашки или вскрик от неожиданности. Во многих случаях люди просто закрывают глаза, предпочитая темноту мерзости, творящейся на экране.
Тогда что?
Тут меня осенило. Я выпалил.
— Где я увижу собственную мучительную смерть!
— Молодец, — тихо похвалил Пазикуу с улыбкой.
Он встал, собираясь уходить, но я его остановил.
— Ну при чем здесь это. Все равно не понимаю, как это может быть связано с достоверностью истории?
— Пусть это будет вашим домашним заданием, которому я не буду давать оценку. Вы правы, нельзя в вас «впихивать» все сразу. Вы должны сами.
— Да я свихнусь, если буду размышлять над этим!
— Не свихнетесь.
Вот так закончился наш разговор.
Пазикуу оставил меня наедине с мыслями и ушел в сад.
Глава 18
Восемнадцатая запись землянина
Долго пришлось сидеть, уставившись в одну точку.
Меня словно парализовало. Не знаю за что ухватиться.
В загадке фигурируют две противоположности: прошлое и будущее.
Будущее и прошлое, которые определяют мгновение настоящего. Вот пишу сейчас и понимаю, что слева от кончика ручки (Пазикуу подарил мне такую же) слова уходят в прошлое, а справа они уже существуют, но только у меня в голове.
