10 лет спустя - Имран Муса оглы Магеррамов
Они не успели даже закричать – лучи от оружия испарили их, словно бедняг и не было. Господи, за что ты это делаешь с нами?
Я подождала, пока они вдоволь нарадуются тому, что только что сотворили с этими несчастными и уйдут, после чего тенью проскользнула в подъезд соседнего дома. Осознав всю безысходность происходящего, я опустилась на колени и позволила себе заплакать. Меня могли услышать, но в тот момент мне было все равно.
Я в чужой стране, без помощи, истекаю кровью, а вокруг творится торжество безумия и насилия…Господи…
Внезапно одна из дверей квартир на этаже открылась. На пороге стояла женщина, вооруженная обрезом охотничьего ружья:
– Что Вы здесь делаете? – Спросила она.
– Рыдаю. – Ответила я, утирая слезы. – Не видно?
– У Вас кровь.
– Я знаю.
– Позвольте мне осмотреть рану, я врач.
– Но… – Я уже и не знала, верить этому или нет.
– Прошу, входите.
Я вошла в ее квартиру. Захлопнув за мной дверь, она подперла ее доской.
Она указала мне, куда я могу положить вещи, а потом провела в спальную комнату. Показав рукой на двуспальную кровать , она сказала:
– Ложитесь.
– Но я запачкаю Ваше белье. – Меня отпугнули ее белоснежные простыни, наволочки и покрывала.
– Вы истекаете кровью, еще чуть-чуть, и Вам понадобится священник. Ложитесь, не испытывайте мое терпение.
– Ладно. – Я не без труда забралась на кровать и растянулась на ней. Какое блаженство.
Она куда-то ушла и вернулась с ведром воды, бутылкой чего-то спиртного и кофром, в котором обычно носят хирургические инструменты. Она ввела мне что-то, после чего по моему телу разлилось тепло, а я начала плавно проваливаться в коматоз…
20 часов 47 минут
Я взглянула на часы и поняла, что проспала больше семи часов. За это время я могла добраться до посольства и вернуться обратно несколько раз.
Я закатала майку, она не соврала: на месте моего ужасного пореза теперь были аккуратные стежки хирургической нити, по кругу рана была обработана йодом. Я провела пальцем по стежкам – такие прочные и такие тонкие:
– Как Вы себя чувствуете? – Спросила она.
– Нормально. Большое спасибо. Как Вас зовут?
– Мария. А Вас? – Теперь я смогла разглядеть ее лицо. На вид ей было чуть больше пятидесяти, смуглая кожа, черные как смоль волосы, правда, поредевшие, но все еще не лишенные блеска, глубокие зеленые глаза, волевой подбородок, правильный нос, примерно мой рост. У нее были сработанные руки и натруженные ноги. Было видно, что ей приходится нелегко. Вспомнив об ее вопросе, я ответила:
– Меня зовут Вероника.
– Очень приятно. Итак, что Вы делали посреди всего этого ужаса?
– Пыталась спастись.
– От этого невозможно спастись. Если дон Домингес что-то замышляет, он этого добивается. Учитывая, что сегодня кто-то убил его сына, думаю, он жаждет крови, и он ей насытится…сполна.
– Сын? А как он погиб? – Я медленно встала с кровати и приняла из ее рук чашку с водой, которую она принесла мне. Вода была чистой и очень вкусной. Давно ничего подобного не пила.
– Кто-то оказался более удачливым стрелком, чем он. Бедняге засадили пулю, вернее дротик прямо в глаз. Он умер от потери крови. Собаке собачья смерть. Кстати, у Вас я видела как раз ружье, стреляющее дротиками, это не Вы его сняли?
– Да. Я. Он убил моего друга.
– Хороший выстрел, но, думаю, теперь дон Домингес назначит за Вашу голову награду и не выпустит Вас живой из страны.
– По дороге сюда кто-то полоснул меня ножом прямо на улице.
– Не исключено, что для этого дела уже нашлись энтузиасты. Ваше ружье – оно Вас выдает. Если у Вас нет другого оружия, я могу дать Вам кофр от гитары, сложите его туда. Так у Вас будет больше шансов дожить до завтра.
– Гитара, почти как El Mariachi? Только в юбке?
– Кстати, об одежде. Думаю, Вам не мешало бы переодеться. Ваш красный топ и джинсовые шорты также выдают Вас. Присмотрите что-нибудь из моего гардероба. Что-нибудь, что позволило бы Вам завершить образ музыканта и оправдать наличие кофра. Кстати, о музыке. Вы на чем-нибудь играете?
– В свое время бренчала на струнах, но это было давно.
– Это умение Вам пригодится. Если Вас захотят проверить. В кофре двойное дно. Когда я занималась музыкой, то попросила, чтобы мне сделали такой. Эта штука сама по себе была тяжелой, а мне порой приходилось таскать тетради и прочую мишуру. Чтобы не быть обвешенной как ослик, я попросила сделать в нем двойное дно. Сверху лежала гитара, а снизу – такие вот мелочи, как ноты, тетради, деньги, которые мне удавалось насобирать во время выступлений на улице и прочая ерунда. Думаю, Вы можете положить туда ружье, а сверху – мою гитару.
– Сколько в ней струн?
– Шесть.
– Мне повезло. Я как раз училась на шестиструнке.
– Вот и славно.
Я представила ее молодой и с гитарой. Думаю, это была настоящая девушка-мечта и все парни были от нее без ума, но она была одна:
– Где Ваша семья?
– Мой муж умер, а сын уехал в Европу. Он не стал хирургом как я, у него открылись хорошие музыкальные способности. Гитара оказалась мелковата для него, ему было нужно фортепиано. Я собрала деньги, все, что у меня были, и заплатила за его учебу. Он пишет мне письма, иногда я вижу его по телевизору, он стал дирижером большого оркестра в Вене. Он купил мне эту квартиру на свои первые заработанные деньги.
– А почему Вы не поехали с ним?
– Мне отказали в визе.
– Почему?
– Картель постарался. Я лечу их бойцов за хорошие деньги. Не такие хорошие, что сын зарабатывает на своих концертах, но на жизнь хватает. Так уж получилось. Я попыталась дернуться, но они дали знать, что могут добраться до сына. Он единственное, что для меня дорого. – На ее глазах проступили слезы. – Простите.
– Это Вы меня простите. Мне не следовало.
– Все нормально. Пойдемте, я покажу Вам гардероб.
– Да, пойдемте.
ЭРНАНДО ДОМИНГЕС
24 июля
