Иная форма - Екатерина Белозерова

удалось. Я был молод. Чуть старше тебя, работал в архиве. Мало кто читал книги даже в то время, а уж исторические записи и вовсе были никому не интересны многие годы. Меня же прошлое моего народа просто поглотило. Я прочел почти все, до чего смог добраться и что не уничтожило время. Многие записи были почти нечитаемы, но я был одержим. Расшифровывая старые полустертые письмена, просиживая день и ночь, пытался вместить в себя эти знания и сохранить их в памяти. Я принудительно увеличил объем головного мозга, что в то время не являлось необходимой трансформацией второго этапа. Но польза, приносимая мной Совету, позволила им закрыть глаза на это нарушение. Вот тогда, раскапывая все более старые записи, я и узнал, что мы такими были не всегда. Когда-то наше тело не знало физических изменений по нашему желанию. У древних осталось не так много сведений об этом, а более ранние записи не дожили до наших времен. Тем не менее, то, что мне удалось узнать, удивило и очень расстроило меня. Террана — не наша родина. Наши предки родились не на этой планете. С этим откровением я сразу же поспешил к Совету. Оказалось, что для них это совсем не секрет, но они запретили мне болтать об этом, грозя тем, что за нарушение изгонят всю мою семью в черную пустыню. И я промолчал. Даже не сказал о своем открытии жене, лишь старые записи были моими собеседниками, с которыми я проводил гораздо больше времени. В архиве же я узнал и другое — третий этап трансформации опасен тем, что многие умирали в попытках его достичь. Один терранин, живший более ста лет назад предпринял попытку сделать подобное, записывая и фиксируя все свои действия. Я решил повторить его эксперимент, чтобы сделать хоть что-то важное в своей жизни. Но за мной следили, и в один вечер, когда я после пары очень болезненных трансформаций второго этапа был готов сделать больше, в архив ворвались четверо Старост, связали меня и вынесли из здания. Пока меня несли, я успел увидеть, как один из них поджег архив, и это было больнее всего. Почти вековая история была уничтожена, связь с нашими предками утеряна. Меня, измученного болью от изменений, отнесли в черные земли ибросили там. Сухой воздух и черная пыль не давали мне восстановить силы, а вернуться назад мне не позволили бы “цепные псы” Старост, дежурившие на границе этого отравленного куска Терраны. Дальнейшую историю ты уже слышал.

Старик замолчал, погрузившись в неприятные воспоминания пятидесятилетней давности. Потом тряхнул головой и посмотрел на Ониса.

— Ну что, ботаник? Не действует твое зелье?

— Сейчас узнаем, — уверенно произнес Валлар. — Попробуй провести любую трансформацию первого этапа.

Старик недоверчиво хмыкнул и сосредоточился, зажмурившись. Из костяшек его кулака вдруг прорезались когти, подобные тем, которые были у Ониса.

— Ты смотри! — воскликнул Нико. — Как легко прошло и без боли. Нравятся? — Даттак лукаво взглянул на юношу и повертел в воздухе рукой с когтями, — Прям, как у тебя.

— Попробуй теперь сделать что-нибудь с той черной штукой… ну, которая у тебя под рубашкой.

С Нико сразу же слетела вся веселость, он сосредоточился, скривившись, ожидая боли. Затем его лицо просветлело, он посмотрел на Ониса, улыбнувшись.

— Это фантастика, — старик закатал рукав, и стало видно, что чернота ушла, а рука стала как у здорового взрослого терранина. — Это просто семена? Видать, ты и вправду ботаник от Света.

— Я всю жизнь интересовался растениями, — смущаясь, пояснил Онис. Похвала была ему приятна, но он не считал, что сделал что-то сверхъестественное.

— Мне показалось, что растительный мир не так прост, как нам всегда казалось, — продолжил он. — Мне негде было подтвердить свои догадки — архив давно сгорел, поэтому я начал ходить все дальше в лес. Особенно меня интересовало дерево Света. Оно было как будто живое и имело сознание. Но понять удивительные свойства его семян мне помог только случай. И вот сейчас я еще раз убедился в своей правоте, — Валлар указал на руку Нико, который ощупывал ее, покачивая головой.

— Я уж и забыл, как это, — Даттак взглянул на юношу, — когда ты сам хозяин своего тела. Спасибо.

— Рад был помочь, — скромно ответил Онис, но по нему было видно, что он хочет сказать что-то еще. Нико выжидательно смотрел на него, как бы приглашая не стесняться. Валлар еще немного помолчал, потом решился и негромко спросил:

— Нико, а ты сможешь мне рассказать, как перейти на третий этап?

Старик расхохотался своим хриплым каркающим смехом:

— Я уж думал, ты не спросишь, — сказал он, поднимаясь с бревна. — Пойдем, я покажу тебе кое-что. У меня в хижине немного места, вдвоем не поместимся. Если ты поможешь мне вытащить мои записи на Свет, то я дам тебе возможность узнать много нового.

Старик легко подскочил к хижине и скрылся внутри. Оттуда раздавался какой-то шум и ворчание Нико. Казалось, что шалаш сейчас развалится, но вскоре из дверного проема показался угол контейнера, похожего на тот, который Онис видел на “Уверенности”.

— Помоги-ка! — раздался голос изгнанника, заглушенный стенами хижины.

Валлар подбежал и потянул контейнер на себя. Было совершенно непонятно, как он там помещался, как Даттак затащил его туда, а самое главное — зачем? Но Онис упрямо пытался вытянуть огромный пластиковый ящик через узкий проход жилища отшельника. Совместными усилиями им это удалось.

— Откуда у тебя это? — спросил Валлар, когда Нико, отдуваясь, выбрался из шалаша вслед за контейнером.

— Нашел. Вот около той огромной штуки и нашел, там много чего интересного валялось. Удобный ящик, но я не это хотел показать. Я все время таскал за пазухой дневник того терранина, чтобы была возможность в любую минуту почитать, порасшифровывать и поразмышлять на эту тему. Поэтому, когда меня взяли, кое-что из записей мне удалось прихватить с собой.

Нико щелкнул креплениями, откинул крышку и начал копаться среди содержимого, которого оказалось на удивление много: какая-то одежда, ракушки, куски проводов, принадлежащих видимо все той же “Уверенности”, бумаги, засушенные ветки и листья, шкуры каких-то мелких зверьков. С торжествующим шепотом “ага, вот оно!” Даттак отвлекся от копания в ящике и помахал в воздухе пачкой пожелтевших листов, которые когда-то были собраны в тонкую книгу, но сейчас уже давно потерявших свой