Билл Болдуин - Отчаянные

— Садись сюда, — махнул я в сторону кресла, и она послушно села.

До сих пор я как-то не обращал внимания на обстановку кухни. Как и все в их доме, она оборудована по высшему разряду, но какая-то… жесткая, что ли? Это ничем не напоминало то уютное, женственное убежище, которое запомнилось мне со времен ее незамужней жизни.

— Только тебе придется говорить мне, что и где здесь находится, — сказал я. — Начнем с ветчины и яиц.

— В холодильнике, — сказала она. — На средней полке. Я нашел подходящую сковородку, потом порылся на полках у плиты и нашел все остальное сам. Взял хлеб, хлебную доску и нож и отнес к ней.

— Вот, — сказал я. — Можешь помочь. — Я кинул ветчину на сковородку и собирался взбивать яйца, когда услышал за спиной ее голос.

— Мне не верится, что ты не разочаровался во мне, — сказала она.

Я отложил яйца и перевернул ломтик ветчины на сковороде.

— Боюсь, что я очень похож на тебя. Я, черт возьми, тоже ждал этого почти тринадцать лет.

— Не этого.

— Ну, встречи с тобой, — поправился я.

— Неужели тебе не противно видеть меня такой пьяной, что я даже не могу…

Я снова перевернул ветчину.

— Ну, не могу сказать, чтобы это мне было безразлично, — ответил я. — Но, как бы это сказать… мне почему-то кажется, что нынче вечером я видел не совсем обычную Клавдию. Так ведь?

— Одну из Клавдий, — сказала она, нарезая хлеб преувеличенно осторожными движениями человека, все еще находящегося под градусом, но понимающего это.

— Ясно, — отозвался я, оценивая, насколько подрумянилась ветчина… еще тик или два — и будет в самый раз. — И сколько же всего Клавдий?

— Всего две Клавдии, — ответила она. — До сих пор ты был знаком только с одной Клавдией — профессионалкой.

Пора! Я снял сковороду с огня и принялся перекладывать ветчину на тарелку.

— Мне кажется, эту Клавдию я любил большую часть моей взрослой жизни, — признался я. Слив со сковородки часть жира, я убавил огонь и обернулся к ней. — А кто такая другая Клавдия? — спросил я. — Та, с которой я еще незнаком?

— Был незнаком до вчерашнего дня, — поправила она меня.

Я дал сковороде остыть немного, обдумывая при этом ее слова. Нельзя сказать, чтобы раньше она не была при мне пьяной. В славные старые времена мы с ней частенько наклюкивались, это я помнил очень даже хорошо. Но никогда до потери чувств, как сегодня. Ни разу. Мы находили ночами занятие интереснее, чем просто дрыхнуть без задних ног. Я снова поставил сковороду на огонь и посмотрел на нее.

— Может, расскажешь мне что-нибудь о ней? — попросил я.

— Ты уверен, что хочешь это знать? — ответила она вопросом на вопрос. Я кивнул.

— Угу, — произнес я вслух. Было совершенно ясно, что ей нужно рассказать мне об этом.

— Ты ведь знаешь, что я родом с Гелика? — начала она. — Я росла здесь, в Аталанте.

Я вылил яйца на сковороду и прислушался к их шипению — все как надо.

— Ты говорила мне это как-то раз, — ответил я.

— Ну так вот, между жизнью в Аталанте — особенно в старых ее районах — и жизнью на военной базе существует большая разница. Такая, что тебе и не снилось.

Я обдумал это, пока яйца запекались. Вилф, Вилф, Вилф. Ты ведь так и не узнал Аталанты как следует, верно? Я посмотрел на нее и нахмурился, словно впервые увидел ее.

— Расскажи, — попросил я.

— Обычаи, — сказала она. — Обычаи, которым не одна тысяча лет.

Ну этого я точно узнать не успел. Как-то недосуг было: то бои, то еще что…

— Я живу в двух мирах, Вилф, — быстро произнесла она. — В двух мирах с двумя образами жизни, несопоставимыми, как вода с маслом. И до вчерашнего дня я никогда не пыталась мешать их. Мне-то казалось, что после стольких лет я смогу как-нибудь справиться с этим. Но, как видишь, мне это не удалось. — Она привстала и заглянула в сковороду. — Тебе надо перевернуть это, — заметила она. — Я подожду.

Она была права: омлет практически созрел для того, чтобы его переворачивали. Ну… сейчас или никогда! Затаив дыхание, я осторожно снял сковороду с огня. Потом встал устойчивее и сосредоточил все свои мысли и чувства на сковороде. Вот что отличает дилетантов от подлинных мастеров омлетного дела. Я чуть опустил руку. Спокойно… Вот он, момент истины! Движение руки, омлет соскользнул со сковородки… величаво взмыл в воздух, перевернулся румяным пузом вверх… Поймал! Удержал! Остановил движение! Небрежным движением я поставил сковороду обратно на огонь и гордо поцеловал кончики пальцев. Класс! Я перевел дух.

— Боюсь, я не понимаю, что тебе не удалось вчера вечером, — сказал я наконец, пытаясь возобновить прерванный разговор. — Или того, что ты пыталась смешать. Ну, допустим, ты выпила чуть больше э'ланда, чем стоило бы, но, если подумать, разве не напивались мы с тобой вдвоем и раньше?

— Ох, Вилф, — вздохнула она. — Ты ведь не видел прежде настоящей Аталанты, правда?

— Чего? — переспросил я. — Это я-то не видел Аталанты?

— Настоящей, исконной Аталанты, — поправила она меня. — До сих пор я еще не встречала ни одного имперца, который знал бы ее.

— Мне кажется, — возразил я, — я видел исконную Аталанту, и не раз. Помнишь, как мы с тобой встречались у Нестерио? Уж если это не исконная Аталанта, то я не знаю, какой она должна быть.

Она улыбнулась.

— Ты знаешь местный язык?

— Ты сама знаешь, что не знаю, — ответил я.

— Значит, ты упустил саму суть того, что видел, — сказала она. — Каким бы чутким ты ни был, Вилф Брим, наша культура настолько далека от авалонской, что ты никогда не улавливал больше, чем поверхностные намеки. — Она снова заглянула в сковородку. — Пожалуй, я окрепла настолько, что могу принести тарелки, — заметила она, вставая и осторожно подходя к большому серванту. — Возьми блюдо рядом с плитой.

Я осторожно выложил готовый — идеально готовый — омлет на блюдо, замечательное резное блюдо из натурального камня. Дорогое, как и все в этом доме. Потом разложил ломтики жареной ветчины, украсил все это веточками местной зелени, которая росла на окне, и торжественно поставил блюдо на стол между двумя тарелками, которые Клавдия успела выставить на него.

— Но это же прекрасно! — воскликнула она, хлопая в ладоши с удивленной улыбкой. — Знаешь, Вилф Брим, — сказала она, облокотившись на стол и покручивая прядь волос пальцем, — ты действительно невозможен. — Она зажмурилась. — И чудесен.

— Не суди, пока не попробуешь омлет, — предостерег я. Странно, как забываешь про хлеб с сыром, стоит на столе появиться чему-то более капитальному.

Она сунула вилку в рот — по-женски изящно; впрочем, видно было, что она и впрямь проголодалась.

Не могу сказать, чтобы я умел готовить. Но уж яичницу я как-нибудь осилю. Я тоже углубился в еду. Очень скоро на столе не осталось ничего, кроме последнего ломтика хлеба.

Клавдия промокнула рот салфеткой и откинулась на спинку стула. Сил у нее явно прибавилось.

— Мне кажется, не стоит даже говорить, что мне очень понравилось, — сказала она.

— Все комплименты принимаются с благодарностью, — поклонился я, насколько позволял мне стол. Она улыбнулась.

— Нет, правда, это было совершенно восхитительно.

— Спасибо, — ответил я, против воли сияя гордой улыбкой. — Мне тоже так показалось. — Я взял ее за руку. — Ты как?

— Лучше с каждым циклом, — улыбнулась она в ответ.

— Вот и славно. — Я взял тарелки и собрался нести их в посудомоечную машину. Она остановила меня.

— Я уже выспалась немного, — сказала она. — А Нестерио вернется домой еще очень не скоро. Так что…

— Что? — спросил я, прислушиваясь к грохоту «Звездных Огней» над крышей. Она встала из-за стола.

— Брось тарелки. — Она повела меня с кухни обратно в гостиную. — Первая ночь после стольких лет разлуки оказалась сущей катастрофой — за исключением твоего омлета, конечно. Поэтому мне нужно объяснить тебе кое-что. Ты не против?

— Ну…

— Послушай, Вилф, — настойчиво продолжала она. — Я знаю тебя достаточно хорошо. Если бы ты не испытывал ко мне никаких особенных чувств, ты бы не задержался здесь ни тика, стоило бы тебе только убедиться в том, что я не умру.

Это ее заявление удивило меня, но только на мгновение. Передо мной была прежняя Клавдия.

— Да, — согласился я. — Возможно, и ушел бы.

— Раз так, мы будем видеться чаще, ведь так? Я кивнул.

— Надеюсь, — сказал я.

— Можешь не сомневаться. Но если в прежние годы ты видел только одну мою сторону — более или менее нормальную, «имперскую» Клавдию, — сегодня ты впервые познакомился с Клавдией «аталантской», которая порой ведет себя абсолютно вразрез с имперскими нормами. — Она внимательно посмотрела на меня. — Пойми, Вилф, тогда, много лет назад, когда мы с тобой были любовниками, у меня не имелось повода быть при тебе никем другим, кроме «имперской» Клавдии. Так было проще тебе, да и мне тоже; я до сих пор остаюсь таким человеком, когда на базе. Но когда имею дело с жителями Аталанты вроде Горгаса, я оборачиваюсь своей местной стороной. Это по-своему тоже привлекательная личность… по большей части. — Она помолчала немного, положив свою руку на мою, пока над крышей продолжали грохотать «Звездные Огни» — явно взлетая на форсаже. — Возможно, будь мы с тобой… ну… немного более… постоянными, что ли… я бы рано или поздно открылась тебе и другой своей стороной. Но по разным причинам мы такими не стали — и я не сделала этого. Что и привело меня к Горгасу Нестерио, стопроцентно исконному уроженцу Аталанты, человеку, все существование которого полностью подчинено местному образу жизни. Выходя за него замуж, я взяла на себя обязательства соблюдать традиции и социальные нормы моей родины. Не самые плохие обязательства для того, кто родился на Гелике. Они вполне удобны, как я уже сказала. Только, боюсь, не для имперского человека. Сегодня ты ощутил это на себе. Я покачал головой.