Адам Робертс - Стена
Через некоторое время дед, похоже, начал уставать, и Тигхи уполз в угол, где свернулся в колобок. Он опять заплакал, хотя в том не было никакого смысла, никакого утешения. Все это было абсолютное ничто.
Тигхи перестал хныкать и скулить, потому что ему вдруг захотелось есть. Робко оглядевшись, словно он действовал вопреки своему внутреннему голосу, Тигхи подполз к столу и, схватив горбушку травяного хлеба, вернулся в свой угол и начал жадно есть, давясь плохо пережеванными кусками.
Покончив с едой, юноша принялся ощупывать пальцами череп. Все старые шрамы были на месте. Они усеяли его голову с левой стороны от макушки и почти до самого лба. В их числе были и следы какой-то серьезной раны, которую он получил так давно, что даже не помнил, как это случилось. Однако па рассказал ему. Тигхи ударился головой обо что-то острое и рассек кожу на черепе. Теперь о ране напоминали лишь неровные утолщения кожи. Либо его голова горячая, либо пальцы очень холодные. Сердце обдало холодком, словно кто-то сжал его в кулак. Тело горело огнем в тех местах, по которым походил посох деда. К тому же Тигхи с трудом мог пошевелить плечом, любое движение доставляло ему нестерпимую боль.
Когда дед подошел к нему и заговорил снова, Тигхи не осмелился посмотреть ему в глаза и потупил взгляд. Слегка покашляв, что с его стороны было равносильно желанию извиниться и случалось крайне редко, старик произнес:
– Ладно. Могу лишь надеяться, что ты усвоил урок. Тебе же на пользу. Божье наказание куда сильнее, чем то, которое исходит от такого слабого создания, как я. Тебе следует усвоить урок прежде, чем ты столкнешься с гневом самого Господа.
– Бог живет у основания стены, – произнес Тигхи.
Он не имел ни малейшего понятия, как с его языка сорвались эти слова.
Дед замолчал и сердито покосился на юношу. Затем все же решил сделать вид, что ничего не слышал.
– Вот что. Я поговорил с Токомом. Он мой добрый друг. Ты будешь работать у него.
– Да, дед.
Непонятно почему, но именно эти два хмуро произнесенных слова, а не ересь, заключавшаяся в предыдущем предложении, вызвали у деда вспышку гнева.
– Ты должен благодарить меня – ведь у тебя ума не больше, чем у козы. Если бы я не взял тебя к себе, ты бы подыхал от голода на том уступе, как эти забытые Богом скитальцы, с которыми ты якшаешься.
– Да, дед.
– Я даже не представляю, как такой выродок, как ты, мог появиться на свет, как он мог случиться в нашем славном роду. Ты ведешь себя как мальчишка, хотя вот-вот станешь мужчиной. У тебя никогда не хватит смекалки стать принцем. Мне думается, ты просто слабоумный.
С отвращением плюнув на пол, старик схватил посох и бросился вон из дому.
Позднее, тем же вечером, после того как дед и Тигхи в молчании съели скудный ужин, старик, похоже, настроился на разговорный лад.
– Да, деревня переживает тяжелые времена, – проговорил он, снимая скорлупу с жуков и отправляя их в свой рот.
Рядом с дедом сидели два его помощника, и у каждого из них была своя сумка с разными яствами. Тигхи следил за ними голодными глазами. В животе у него урчало.
– Плохие времена настали, – произнес дед Джаффи, – и поэтому люди уходят из деревни. Однако так будет не всегда. Мир людей переменчив, подобно тому, как день сменяется ночью, и наоборот, подобно порывам ветра, который то крепчает, то слабеет. А когда времена будут лучше, тогда и мы сможем лучше управлять княжеством, гораздо лучше.
Со стороны могло показаться, что он разговаривает с Тигхи, но в действительности юноша видел, что это не так. Его слова ничего не обещали Тигхи. Дед разговаривал сам с собой.
Оба помощника проповедника ничего не сказали. Они, как правило, держали рот на замке.
Глава 11
Следующим утром вскоре после того, как утихли рассветные ветры, Тигхи отправился к дому, где жил Током. В деревне, где почти каждый умел неплохо плести из стеблей травы различные изделия, начиная от половых циновок и ковриков и кончая грубой тканью для одежды, ткач мог выжить только благодаря специализации. Током сделал упор на изготовлении модных тканей. Он разными способами обрабатывал стебли, достигая нужной мягкости, а затем красил вытканные из них полотна в пестрые, радующие глаз цвета. Такие ткани пользовались спросом главным образом у состоятельных жителей деревни. Когда Тигхи поскребся к нему в дверь, Током не стал ходить вокруг да около, а был предельно откровенен.
– У меня нет для тебя работы, – сказал он почти сразу же, как только юноша переступил порог. – Я сказал, что возьму тебя, чтобы оказать услугу твоему деду. Он считает, что тебе пора научиться какому-то ремеслу, и возраст у тебя для этого уже самый подходящий. Однако в такое время люди почти не покупают модные ткани, и потому мне не требуется лишняя пара рук. Короче говоря, ты мне не нужен. Лишний рот в доме мне ни к чему.
Тигхи кивнул, потупив взгляд. Однако недаром Током слыл записным весельчаком, пусть даже у него сейчас от голода заострились скулы. Он рассмеялся.
– Не вешай носа, парень! – воскликнул он. – Если у меня нет для тебя работы, это еще не значит, что мир рухнул и жизнь закончилась. Когда буду ткать, я позову тебя, и ты будешь наблюдать за всем, что я делаю. Это почти то же самое, что учиться ремеслу, будучи подмастерьем. Не огорчайся, все наладится. У тебя такой вид, будто ты мечтал стать ткачом, а я разрушил твою мечту! Гляди веселее!
Он подошел к Тигхи и обнял его за плечи.
– Ну конечно же. Я просто идиот, – сказал он. – Дело не в работе. Ты потерял своих па и ма. Это ужасная штука. Ведь я тоже потерял своих па и ма.
Тигхи посмотрел в лицо Токома:
– Как?
– Это случилось много лет назад. Ма умерла при родах, пытаясь произвести на свет мою сестру. Обе испустили дух – и новорожденная, и женщина. Мой па так и не смог оправиться от удара. Он свалился с одного из верхних уступов, когда собирал стебли для тканья. Он был не один. Те, кто пошел туда с ним, видели все. По их словам, он рвал длинные стебли на краю утеса – дело в том, что самые длинные стебли чаще всего растут именно в таких местах. Если собираешься стать ткачом, ты должен знать такие вещи. Вот так. Проще некуда. Просто кувырнулся, и все.
Тигхи молчал, переваривая услышанное.
– Об этом никогда не говорят, – сказал Тигхи тихим голосом, – однако иногда мне кажется, что люди все время падают с мира.
– Понимаешь, – начал Током, убрав руку с плеча Тигхи и отправившись в угол комнаты, где лежал тюк ткани, готовой к продаже. – Жизнь – штука рискованная. Так уж установлено Богом, и не нам сомневаться в его мудрости, верно?
Выудив из отвисшего кармана штанов глиняную трубку, он зажег ее, высекая искры ударами камня о кресало.
– Но я думаю, что ты прав, мой мальчик. Люди не любят говорить об этом, потому что это напоминает им об их близости к краю всего.
Тигхи присел на корточки.
– Моя семья потеряла козу. Она тоже не удержалась на краю.
– Я слышал. О таких вещах люди говорят охотнее. Большая потеря. Ведь коза стоит немалые деньги. Однако коза – это всего-навсего коза.
Последовала пауза, в течение которой хозяин дома сделал несколько затяжек.
– Когда я услышал насчет исчезновения твоих па и ма, меня это здорово огорчило, – произнес он задумчиво.
– По-вашему, они упали с мира? – спросил Тигхи.
Током пожал плечами:
– Их нигде нет. Никто не видел их выходящими из деревни. Да и с какой стати им уходить отсюда?
– Тяжелые времена.
– Времена и в самом деле тяжелые, но только не для тех, кто держит коз. Для этих людей по-настоящему тяжелых времен не бывает никогда. – Током опять попыхтел трубкой. – К тому же твой па был принцем. А принцу нельзя бросать свой народ. Нет, как ни жаль, но я должен сказать тебе откровенно то, что думаю. Они оказались за краем.
Тигхи почувствовал комок в горле. К глазам подступили слезы, однако он нашел в себе силы сдержаться и проговорил:
– Но как? Как они оказались за краем?
– Как я уже говорил тебе, – вздохнул Током. – Люди падают.
– Но оба вместе, одновременно? – настаивал юноша.
– Тут ты прав. Это немного странно, – согласился Током. – Но может, они вышли из дому во время рассветного шторма? Поверь мне, я знаю, что это такое. Когда я был молод, я излазил многие места на стене, и бывали случаи, когда я не успевал вернуться домой и устраивался ночевать на каком-нибудь утесе в расщелине. Это сущий ад. Человека может запросто сдуть даже с самого широкого выступа.
– Они все еще оставались дома, когда я ушел за свечкой, – сказал Тигхи. – Так что дело не в рассветном шторме.
– Ты уходил за свечкой?
– Да, утро уже кончалось, и ма послала меня забрать свечку. А когда я вернулся, их уже не было.
На этот раз Тигхи не смог сдержать слез. В уголках его глаз появились первые капельки влаги, которые, увеличиваясь в размерах, начали скатываться по щеке.
