Владимир Кузнецов - Алхимик
Это момент истины — пуск и без того задержали на два месяца, дальше тянуть нельзя. Если установка не заработает — золото Рипперджека закончится и фабрика умрет, не успев родиться. За время строительства Эдварду пришлось вспомнить все, чему его учили в институте и на работе. Хуже всего было то, что олднонские алхимики оказались закрытым сообществом, резко отвергающим всякие попытки Сола наладить сотрудничество. Единственный, кто откликнулся, был приезжий ученый Демо-Мисон, маркиз де Паллас, человек богатый и увлеченный. Сам не будучи химиком, он все же оказал немалую помощь Солу. Именно де Паллас создал математическую модель установки, позволив рассчитать материальный и тепловой балансы.
— Мы можем рассматривать настоящее состояние Вселенной как следствие его прошлого и причину его будущего, — говорил математик. — Разум, которому в каждый определённый момент времени были бы известны все силы, приводящие природу в движение, и положение всех тел, из которых она состоит, будь он также достаточно обширен, чтобы подвергнуть эти данные анализу, смог бы объять единым законом движение величайших тел Вселенной и мельчайшего атома; для такого разума ничего не было бы неясного, и будущее существовало бы в его глазах точно так же, как прошлое.
Принцип неопределенности Гейзенберга, само собой, Демо де Палласу знаком не был. Рассказывать о нем Эд не стал — как минимум потому, что едва ли припомнил убедительные доказательства его верности. К тому же, вера маркиза в детерминизм вселенной была настолько непоколебимой, что Эдвард опасался ставить ее под сомнение.
И вот сейчас и познания Эдварда в химической технологии, и математические способности де Палласа проходят суровое испытание.
Оглушительно грохочет дробилка. Туда рабочие тачку за тачкой засыпают пирит — основное сырье для производства. Из дробилки пирит по желобу пересыпается во флоатационный чан, где его заливают водой. Пустая порода всплывает, а увлажненный пирит пересыпается в вагонетки, которые отправляются в соседний цех, к печи над которой сейчас колдует Барди.
— Эдди! Вот ты где! — Спичка, взъерошенный и чумазый, отчаянно машет Солу рукой из проема цеховых ворот. Второй рукой он прижимает к себе картонный ящик. Эд подходит к парню — все равно сейчас нужно идти во второй цех — кажется, печь заработала — оттуда слышен грохот опрокидывающихся вагонеток и рев пламени.
— Эдди, я тебе поесть принес, — когда Сол проходит мимо, Спичка бросается за ним.
— Оставь в конторе. Я потом съем.
— Нет уж, дудки! — мальчишка отчаянно трясет головой. — Так я тебе и поверил! Я отнесу, а ты потому туда и не заглянешь! Как вчера было. И позавчера. Остановись и поешь. Можно прямо здесь — я сэндвичей взял. И чай в бутылке.
— Некогда сейчас, Спичка, — Эд задирает голову, рассматривая, как ссыпают в жерло печи дробленый пирит. Паровые компрессоры, подающие воздух в нижнюю часть напряженно шипели и тяжело тряслись, паропроводы мелко дрожали.
— Газ пошел!!! — надрывно кричит кто-то сверху. Эд бросается по лестнице вверх, грохоча ботинками по железным ступеням. Наверху, на перекидном мостике, построенном вдоль газопроводной трубы, он столкнулся с Сейджемом Таутом, механиком, который разработал большую часть динамического оборудования для фабрики — насосы, компрессоры, паровые машины.
— Что с циклоном? — Сол не тратит время на церемонии. Таут, как и сам Эдвард, за время пуска еще ни разу не отлучался с фабрики. Воспаленные глаза механика смотрят устало, но азарт в них еще не угас. Замысел Эдварда — самый масштабный из всего, в чем Тауту довелось участвовать, и этот заставляет Сейджема работать на пределе своих сил. А может даже и за пределами.
— Готов, — голос механика сорван от долгих часов непрерывного крика. — Главное чтобы хватило центробежной силы вихря.
Сол кивает. Расчеты маркиза говорят, что начальная скорость входящего в завихритель потока газа будет достаточной, чтобы создать мощный смерч внутри аппарата. Там, после очистки, газ — четырехвалентный оксид серы — попадет во вторую печь, где под температурой в пятьсот градусов с ванадиевым катализатором станет шестивалентным и пойдет на теплообмен и дегидрацию, на выходе обратившись в вожделенный олеум.
Шестиметровая свеча циклона вибрирует и гудит, словно гигантская туба. Эд наклоняется к стенке, чувствуя жар разогретого металла. Закрыв глаза, он прислушивается. Да, вот он — шорох множества мелких песчинок, прижатых вихрем к стенкам аппарата. Сейчас по ту сторону металла они медленно сползают вниз. Газ же поднимается вверх и по трубе уходит в третий цех.
Эд сбегает вниз по лестнице, направляясь дальше. Пока все идет, как по написанному. Еще бы ему не идти — после стольких дней отладки и доделок!
Спичка снова оказывается рядом, упрямо толкая Эда своей коробкой.
— Эдди! Эдди, стой!
— Хорошо! — Сол замирает на месте так резко, что мальчишка, не успев затормозить, врезается ему в спину. — Давай свои сэндвичи. Нет, погоди. Пойдем вон туда.
Они направляются в небольшой закуток между контактным аппаратом и теплообменником. Спичка ставит коробку прямо на пол. Эд приседает на корточки, раскрывает и достает оттуда слегка помятый бутерброд и бутылку в оплетке. Только с первым укусом он понимает, насколько ему хочется есть.
— Спасибо тебе, Спичка, — с набитым ртом бормочет он. — Ты настоящий друг.
— Должен будешь, — самодовольно заявляет мальчишка. Засунув руки в брюки и пиная несуществующие камешки, он делает несколько шагов в сторону — просто чтобы подчеркнуть свою значимость. Глаза его при этом неотрывно следят за Эдвардом — горящий взгляд ребенка, который вдруг почувствовал себя важным и нужным для взрослого.
Эд напрягается — к общей какофонии цеха присоединяется тихий, едва различимый свист. За дни, проведенные здесь, Сол выучил все звуки, которые издает его установка: визг, лязг, скрип, грохот, все. И этого свиста он не помнит.
Эд рывком понимается на ноги, надкушенный сэндвич падает на пол. Спичка в пяти шагах от него открывает от удивления рот. Свист резко усиливается — от него уже больно ушам.
— На пол!!! — Эд кричит так, что закладывает уши. Или это снаружи на них так давит? Свист становится ниже, раскатистей, теперь он звучит так, будто на бетонный пол упало что-то неимоверно тяжелое, и от этого падения задрожало все здание. Пространство вокруг, словно выдранное из ткани мироздания божественной дланью, срывается куда-то в сторону, унося с собой все — людей, предметы, даже само здание, все круша и ломая.
Спичку отрывает от пола, Эд прыжком пытается достать до него, но неведомая сила подхватывает и его, швыряет с такой силой, что трещат кости. Они падают, прокатившись среди обломков, Эд чувствует, как сверху его сдавливает чем-то угловатым и громоздким. В ушах звенит, в глазах пляшут багровые пятна…
В то же мгновение все стихает. Эд пытается подняться. Пока ничего не болит, в голове звон, но зрение и слух восстанавливаются быстро.
Достаточно быстро, чтобы увидеть, как начинает изгибаться отводящий парубок на аппарате. Стальная труба со стенкой в три миллиметра толщиной, как живая начинает выкручиваться. Время становится вдруг вязким и медленным, странно оцепенение сковывает Сола. С неимоверным усилием мозг пробивает эту пелену. Рывком Эд оборачивается, находит взглядом Спичку. Паренек лежит совсем рядом, ноги придавлены деревянной балкой. Лицо — белое, как погребальный саван, в глазах — искреннее удивление ребенка, толком и не уразумевшего, что произошло вокруг.
Сол обхватывает балку руками, с хриплым криком отбрасывает ее в сторону, сгребает мальчика в охапку, тут же скакнув в сторону. За спиной с оглушающим хлопком рвется патрубок, и струя кипящей кислоты ударяет, как из брандспойта, в то место, где они стояли секунду назад. Брызги попадают на одежду, что-то похожее на мелкие угольки обжигает щеку. Сразу три пары рук подхватывают Эда, волокут дальше, прочь от установки. Он вырывается, отчаянно ругаясь, но собственный крик кажется ему тихим, словно доносящимся из-под воды. Чувства приходят в норму быстро — через секунду он уже видит контактный аппарат с вырванным штуцером, рабочих, в отчаянно спешке затягивающих вентили на подающих трубопроводах, вырванные взрывом фермы, дымящуюся лужу кислоты на полу.
— Во второй цех! — Эду требуется несколько секунды, чтобы оценить ситуацию. — Сбросить температуру в обеих печах на двести! Стравить пар на подающих насосах!
Только теперь, когда его приказы выполняются, он оглядывает себя. Спичка все еще висит у него на плече, изо всех сил обхватив руками шею Сола. Штаны у мальчишки изодраны и выпачканы чем-то темным.
Эдвард оглядывается, тут же наткнувшись на Сейджема Таута, щекастого толстяка в черном парике, съехавшем на бок, в фартуке и крагах, надетых прямо на камзол.