Тим Каррэн. Рассказы - Тим Каррэн
Пик бросается в самую гущу.
На бегу орет:
— Вы, долбаные спиногрызы! А ну валите на хрен, сейчас всем наваляю!
Никто из взрослых не видит в нем защитника. Черт, да при любых других обстоятельствах они скорее боялись бы его. Но он в своей черной кожаной куртке, шипастых напульсниках и с татуировками на шее все равно приходит на помощь.
Хватает одного из засранцев — обезумевшую девочку — за шею и скидывает с платформы. Следом за ней летят и двое мальчишек. Потом какая-то девчонка кусает его за ногу. Пик бьет ее в лицо и чувствует, как ее зубы вылетают изо рта. Он продолжает сражаться почти что в трансе: молотит руками и ногами, укладывает маленьких монстров наземь одного за другим, разбивает им лица, сворачивает челюсти, ломает кости, топчет всю эту нечисть, и это напоминает ему мошпит, где можно всё. Его бьют, царапают, но в кровь лишь вбрасывается больше адреналина, его кулаки так и летают, а сердце стучит как бешеное. И сколько бы вреда они ему ни нанесли, он вернет им вдесятеро…
УДАР!
Пик останавливается, потому что в его черепе что-то взорвалось, белая вспышка агонии, как будто в голову проникла чья-то рука и превратила мозги в кашу. Мысли прыгают внутри, отталкиваясь от стенок, как резиновые мячики. Он понимает (но как будто со стороны), что упал на колени. Чувствует, как по ногам стекает теплая струя мочи, а кишечник расслабляется, и его штаны сзади наполняются чем-то теплым. Пик все еще чувствует ярость, животную потребность бить в ответ, но тело не подчиняется ему, а в голове только шум. Он вдруг понимает, что взрыв — это результат того, что его череп расколот, а потом в судорогах падает на платформу.
Он не слышит, как кричит Саша, когда его бьют по голове арматурой и бейсбольными битами — до тех пор, пока череп не разлетается на части и куски мозга не вываливаются наружу, розовые, как вареные креветки. Даже когда судороги затихают, мелкота не унимается. Его продолжают яростно избивать, пока содержимое черепа не разбрызгивается во всех направлениях.
* * *
Сначала он идет, спотыкаясь.
Потом ползет.
Старик из будки все еще слышит в голове собственный голос. Эй, ребята! Что же вы, господи, творите?! Это все, что он успел сказать перед тем, как они набросились, до того, как их ногти оставили на его лице глубокие царапины, а на руке сомкнулись маленькие челюсти, и зубы стали рвать кожу, и затрещали кости пальцев.
Они были повсюду.
Они били его и рвали на голове немногие оставшиеся волосы, оторвали нижнюю губу, размозжили гениталии. Едва ли не дюжина детишек избивала его, пока он вопил, пытаясь подняться на ноги, но они его оседлали, будто старую клячу, кто-то зубами вцепился в горло, ему ломали кости и коленные чашечки.
А потом — отпустили.
Отпустили!
И вот он уползает, весь израненный, переломанный, мозг накачан адреналином и эндорфинами, потому он и не чувствует, как сломанные кости протыкают его внутренние органы. Кровь течет из ануса, а в глотке стоит медный вкус рвоты.
Он оставляет за собой кровавый след, как слизняк, на которого наступили, и ползет, ползет к ступенькам, к двери, ведущей в будку. Пытаясь нащупать дверь, он шарит по стене той рукой, что пострадала меньше, но найти дверь непросто, ведь у него больше нет глаз…
* * *
— Ну и чё теперь? — спрашивает Багз.
Хороший вопрос. Гарри обдумывает его, вытаскивая из пачки очередную сигарету, но мыслительный процесс идет не особо-то хорошо из-за близкого к панике чувства тревоги и все усиливающегося лихорадочного ужаса. Однако сосредоточиться необходимо. Смысла в том, чтобы пытаться разобраться в этом дерьме нет. Как говорится, имеем то, что имеем. Сейчас нужно думать о друзьях и о том, как всем им спастись.
— Ну?! — как всегда нервно выпаливает Багз. Он и в лучшие-то дни обычно дерганый, а сегодня и вовсе готов выпрыгнуть из штанов.
— Старик пока не вернулся. Я ждать не буду. Пошли.
— Куда?
— Назад.
— Черт, я знал, что ты это скажешь!
Гарри не отвечает и идет к лестнице, ведущей вниз, в подземный мир метро. Он слышит, как кричат люди, и чувствует запах смерти: горячую, с металлическим привкусом, вонь кровавых рек.
* * *
Саша видит, как сражается Пик, и ее привыкшее к будничному однообразию сознание слетает с катушек. Как правило, она старается не связываться насилием, но увидев, что маленькие чудовища сотворили с Пиком, она бросается на них безо всякого плана в голове. Ей удается сбить двух-трех сопляков с ног, но Пика к тому времени уже оглушают и продолжают лупить по голове, пока она не трескается, как банка с бобами, из которой на пол вытекает содержимое. Дети вертятся вокруг, дикие, похожие на стаю бешенных крыс, они и пахнут как животные: мочой и кожей, костным мозгом и кровью.
— Стойте! — кричит Саша.
Но они не останавливаются.
— Прекратите! Отвалите от него!
Поздно: Пик уже труп.
Саша чувствует, как сердце колотится в груди: тук-тук-тук-тук-ТУК. Будто по ребрам изнутри бьет с десяток кулаков. Детям труп Пика больше не интересен. Теперь они надвигаются на нее, медленно, со змеиной грацией, будто мамбы во время охоты. Саша чувствует, как чья-то окровавленная рука хватает ее за запястье … Господи, да это маленькая девочка, ей лет семь-восемь, может, у нее дома есть игрушки вроде розового телефона Барби, но ее глаза — нечеловеческие: маленькие и лихорадочно блестят, как у кладбищенской крысы, а рот красный от крови.
Саша отшатывается.
Ее боевой настрой пропадает.
На смену ему приходит пронизывающий до костей страх. Маленькая нечисть в любой момент может накинуться на нее, повалить на землю, но почему-то они этого не делают, лишь движутся вокруг в странном ритме, отдаленно напоминающем танец. Их тела грациозны, движения плавно перетекают из одного в другое. Если бы Саше пришлось это описывать, она сказала бы, что дети двигаются как кобры, завороженные звуками флейты. Во всем этом есть что-то гипнотическое, как будто все они настроены на одну волну, слышат один и тот же голос и в головах их проносятся одни и те же мысли.
К ней тянутся окровавленные руки, рты растянуты в улыбках, на лицах застыло выражение первобытного коварства. Пятна крови похожи на боевую раскраску.
Но сильнее ужасает другое: один из малышей притащил откуда-то штуку, похожую на мастерок, взобрался на Пика и, хихикая, втыкает мастерок
