Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова
— Как странно, — настроение Нэи несколько съехало со своего донельзя возвышенного уровня, — Они так красивы, а столь вредны. Вот и люди порой такими бывают, да, Руд? После них один разор и опустошение остаётся, а поначалу кажется…
Он промолчал, не желая поддерживать бестолковый разговор. Его настроение тоже заметно съехало вниз, а правильнее, стало обыденным, рабочим. Когда она вылезала из его машины, он даже не поцеловал её, полностью уйдя в собственную озабоченность предстоящими делами, но не забыв дать ей денег на те нужды или капризы, которыми она и будет озабочена, находясь в столице. И хотя Нэя взяла свои деньги из личных сбережений, она взяла и те, что он ей протягивал. Не было, пожалуй, дня, когда, поселившись в городе за стенами, она нуждалась, но он постоянно давал ей деньги. И она брала, не отказалась ни разу. Брала, как должное и всегда необходимое, не имея такой необходимости, почти равнодушная к таким вот денежным дарам, во всяком случае, радости уж точно не испытывала. Вспоминая Гелию и её тайники, прятала деньги у себя. Отчего-то зная, эти деньги не залог дальнейшего преуспеяния по нарастающей. Что-то совсем тому противоположное. Боялась к ним прикасаться, как к заклятому кладу. Словно бы тронь их, и тотчас рассыплется в осколки её изумрудно-сиреневая «Мечта», как в том страшном сне в её последнюю ночь в доме Гелии…
А тут вдруг она сказала, — Как хорошо, милый! Как кстати! — и с благодарностью поцеловала его. Но никакого «хорошо» и «кстати» как раз и не имелось. Наоборот, болезненно-томительно вспомнились бедность и хроническое внутреннее угнетение при мыслях о возможных неустройствах в пугающем будущем, когда изгнанная Тон-Атом, она жила в столице одна… Когда опоры не было никакой, как у той самой встреченной когда-то акробатки Унички, что так ловко вскочила на ноги на вершине узкого шеста и равновесия не утратила. Почему вдруг выплыла из прошлого как из размытого сновидения эта Уничка?
Показалось вдруг, что сам город посылает ей некие угрожающие предупреждения. Всё хорошее преходяще, а плохое подстерегает за каждым поворотом, затаившись в любом очередном дне. Чтобы напасть, насесть и утвердиться как можно прочнее в любой человеческой жизни, чтобы пожрать накопленное счастье, если оно было, расхищая не только благополучие материальное, но тепло и свет души. Потому-то все богатые столь ненасытно копят себе сокровища, страшась прихода неудач. Для беды же различия людей по социальным уровням, по красоте и талантам, по личным качествам не существует.
— Тебя что-то тревожит? — спросил он, — Если мало денег, то я все тебе отдам. Но тогда мы не сможет вечером пойти в «Ночную Лиану». Твоя же была идея…
— Нет! Мне не надо денег.
— Тебе точно есть куда пойти? — спросил он. — Может, тебе не хочется именно сегодня видеть своих друзей? И утомительно болтаться по своим делам? Может, тебе вернуться? Я вызову машину из ЦЭССЭИ…
— Нет! С чего бы мне утомляться? Просто я подумала про тех фиолетовых бабочек на деревьях… Когда при дневном свете появляются эти посланницы Чёрного владыки, то это предвестие плохих скудных времён…
— Они будут незамедлительно уничтожены. И уверяю тебя, будут приняты все меры, чтобы они не распространились повсюду. У нас есть для этого все средства. И никакой чёрный властелин им не поможет.
В пыли, пестроте, копоти и гулкой огромности столицы, среди серых и тёмных у большинства тонов одежды Нэя казалась видением другого мира, которому она в собственном самомнении уже и принадлежала. В крашеных волосах, в пышной причёске сверкала маленькая диадема с синими кристаллами. Он не любил причудливых фасонов, блеска, яркости, он не воспринимал местной моды ни женской, ни мужской тем более. Он по внешнему оформлению как раз и сливался с основной массой обыденной серости, чем сильно микшировал собственную необычную внешность. Но к тому и стремился, а её заставить быть серой при вылазках в столицу, — ради собственного лишь спокойствия, — не мог. И долго провожал её взглядом. То ли охраняя, то ли не имея сил обуздать своё восхищение такой вот вычурной, а настолько бесподобной особой. Она несколько раз обернулась, огорчаясь от расставания, пусть и недолгого.
И опять вспомнилось одиночество недавнего периода проживания в столице, когда вынужденно ретушировала себя саму под всеобщую блёклую среду. Когда центр города, наполненный самодовольной разряженной публикой с иных этажей социума, казался невыносимым. Не из-за зависти, а от понимания своей ненужности никому в огромном мире вокруг. От печали понимания того, что повторила судьбу матери… Впав повторно в тягостно-томительную задумчивость, она не замечала прохожих. Их взгляды искоса, вслед или упёрто вызывающие скользили как по незримому стеклу, не прикасаясь к её душе.
На сей раз Реги-Мон остался и не убежал, ссылаясь на множество дел. Может, ему и некуда было идти. Поэтому все пришли в его мастерскую, как одну из самых просторных, но далеко не роскошную. Напротив, самой неряшливой и пыльной она оказалась, как будто там никто и не жил, не работал. Да так оно и было в последнее время. Реги-Мон впадал в апатию, жил неизвестно где, творчество забросил. Вернее, сам-то он знал, где обитал, да прочих в это не посвящал. Ни малейшего смущения перед дорогой гостьей он не испытывал, относясь к ней всё с тем же лёгким и как бы родственным пренебрежением, как в прошлом.
Внезапно ему взбрело в голову изобразить из себя безнадёжно влюблённого в прибывшую блистательную гостью. Такая роль ему, бывшему актёру, нравилась, и он заметно приободрился. Посверкивал глубинным светом своих обманчивых глаз и не забывал при этом, как он смотрится со стороны. Может, кто из окружающих тому верил, а Нэя нет. Заметив, что никто им не интересуется, да и Нэе он интересен только как персонаж далёкой юности, Реги-Мон впал в скорбную задумчивость и стал самим собою. Он сидел в стороне от всех, выглядел постаревшим в сравнении с тем, кого она запомнила во время прощания в «Ночной Лиане». Правда, тогда это произошло утром, и дом яств, почти пустой, напоминал красивую, но сонную оранжерею. В утренний час среди зарослей хаотично порхали разноцветные бабочки, потревоженные хмурой прислугой, убирающей последствия ночных бурных пиршеств. И смутно перед Нэей возникали похожие картины из детства, когда у них в роще был собственный растительный павильон, где
