Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова
— Антон! — она не видела Рудольфа, скрытого за стеной кустарника, а он зачем-то отошёл в сторону.
— Антон! Я же жду. Ты куда пошёл? — выбежав, она будто споткнулась, увидев Рудольфа. Её реакция была странной, но Антон всё уже понял. Она застыла, потрясённо глядя в лицо Рудольфа. Это длилось несколько мгновений, она опрометью бросилась бежать назад, мелькая голыми ногами сквозь разрезы на платье. Шарфик зацепился за ветку и повис лёгкой и розовеющей паутинкой. Рудольф фыркнул носом, будто в него забилась пыльца цветущего дерева.
— Хм! — и, сорвав лоскуток с очевидной досадой, сунул себе в карман шорт. Затем он насмешливо спросил, — она нравится тебе, местная фея-бабочка?
— Да, — признался Антон, — она не похожа тут на всех, но…
— Тебя к ней влечёт? — опять спросил шеф.
— Не знаю. Я просто с ней дружу. Она милая, открытая.
— У неё не местный антропологический тип внешности. Я хочу изучить её генетику. Приведи её ко мне в лабораторию. Для исследований.
Взглянув в его глаза, Антон уловил в них то, что уже и не было для него откровением. Стерильный их «отец» уже не потряс его, как могло бы быть совсем недавно.
— А сами вы что?
— Ты же видишь, она юркает от меня как мышь от кота. Приведёшь?
Антон усмехнулся на его сравнение, вспомнив своё собственное, такое же, когда подумал точно так же у выхода из ЦЭССЭИ.
— Ты же жил с местной женщиной достаточно долго. Тебя к ним влечёт?
— Нет. Голубика была исключение. Она была нежная, добрая.
— Мне тоже безразличны местные. У них красивы только развратные и продажные женщины. Нет чистых. А я брезглив. — И добавил, — Но я не монах. И я совсем молод.
— Поэтому выбрали для себя Нэю?
— И поэтому тоже. Эти местные… Я не выношу их тусклых лиц, бледной кожи, их закрытости и необщительности. А у неё, ты видишь? Нежная и бело-розовая кожа, она щебечет как птица и смолкает только ночью. Однажды я проходил вечером и слышал, как она даже в темноте у своего кристалла продолжала щебетать со своим дворником, поливающим цветы. И в этом голосе столько чистоты и радости, что становится легче дышать, в его переливах заключена её тайна. Кто она? Она гораздо краше наших земных женщин. Это же загадка, её обитание здесь в среде серости. Она талант снаружи и талант внутри.
— Убедились на опыте? — спросил Антон неприязненно.
— Я так предполагаю, — вывернулся неожиданно открывшийся шеф.
— Но мне никогда не приходило в голову думать о ней в этом смысле. Мне с нею просто приятно общаться. Я к ней привык.
— А она?
— Не знаю. По-моему, я ей нравлюсь. Но сейчас…
— Что же сейчас?
— Она очень добра, доверчива. Беззащитна. Её нельзя обижать. — Антон умолк.
— Кто же и смеет? Обижать? — Рудольф остановился, — Оставь эту женщину мне!
— А она сама? Её отношение к вам?
— Ты ничего не понимаешь. Ей нужен не ты, а я!
— Шеф, да мне и в голову не приходило… Я не держу таких мыслей о ней. Я… Я влюблен в другую.
— Я рад, что ты честен со мной. А в кого ты влюблён? В кого тут возможно влюбиться?
— Я её не знаю. Но я её найду. Я увидел её лишь раз, но…
Не особенно интересуясь его откровениями, Рудольф перебил его, — Я знал её ещё девять лет назад. Она была подобна Галактическому цветку, чьё семечко забросила сюда неведомая цивилизация. Я сразу понял её нездешнее происхождение, её уникальность. И не я один это понял. Тогдашние обстоятельства отняли её у меня. Её хорошо запрятали. Но и сейчас она удивительная. Хотя никто не вернёт мне те годы. Я нашёл её в их грязной столице, где она была обречена погибнуть, и переманил сюда через своих агентов. Я дал ей всё. Она ведь живёт на всём готовом, я даже дал ей возможность поиграть в творчество. И я слежу, чтобы ни один местный скот не посягнул на её существование, на неё саму! А то бы они быстро тут её захватали, это они умеют. А так видишь, она тут неприкосновенна. Она в запретном для всех круге, её охраняют.
— Для вас?
— Ну да. А для кого ещё? — Рудольф встал перед ним. Он был ниже ростом, чем Антон, но более мощный, невероятно рельефный и подчёркнуто мужественный. Его зелёные, чуть выпуклые глаза стали яростными. Они переливались чувствами, природу которых Антон не смог бы и определить, но в них не было доброты или нежности. А что-то иное. И Антону стало жаль Нэю. Жаль не как потерю для себя лично, а жалко её саму, — что эта воздушная женщина попадёт в обладание такого вот железного воителя Галактики. Откровенничать с Вендом на подобные темы ещё недавно представлялось немыслимым. Но сам Венд никогда не стеснялся по этому поводу, у него не было запретных тем с подчинёнными.
— Так ты приведёшь её ко мне? В «ЗОНТ»?
— А вы сами?
— Ты что, представляешь себе такой вот фарс, что я вхожу в её кукольный театр? Я мог бы послать дежурного, но будет лучше, если это сделаешь ты. Она не испугается тогда. Я не собираюсь причинять ей никакого вреда. Ты же понимаешь?
Антон ничего ему не ответил, улавливая некую унизительную составляющую в подобном, больше приказе, чем просьбе. Зачем Рудольфу это было надо? Чтобы унизить Антона в её глазах? Представить его жалким своим посыльным, с готовностью приводящим её хозяину на его вызов. Венд ревновал, что было очевидно. Поняв, что Антон не выполнит его просьбу из одного лишь упрямства, или ещё почему, Рудольф развернулся и ушёл прочь.
Антон остался стоять, не понимая, чего хочет этот человек, не желая с нею открытых нормальных отношений, превращая её жизнь в какой-то непонятный эксперимент, о чём она и не подозревает. Кого он испытывает, её или себя? Но Венд любил давить на психику других людей всегда, третируя, жестоко играя, не уважая. И при всём при этом у него нельзя было отнять личностного притяжения и необычности во всём. Наверное, Антон никогда не смог бы иметь такого друга, но иметь подобного шефа ему и нравилось. Наблюдать за ним было всегда
