Станционный хранитель (СИ) - Мадоши Варвара

И очень зря, потому что тому, что я вижу, совершенно не место в сотнях световых лет от Земли!

А вижу я ожившую фотографию из дедова кабинета.

Дед мой был единственным родственником, который любил меня абсолютно без всяческих условий, не пытаясь переделать — и которому я отвечал полной взаимностью. Сейчас я понимаю, что мы с ним были очень похожи: оба молчаливые, оба предпочитали прятать эмоции, оба пессимисты… то есть во время моего детства я пессимистом еще не успел стать, а он пессимизм уже научился прятать (особенно от малолетнего внука). Но теперь мне ясно, что его суховата манера шутить и способность никогда не ошибаться, предсказывая не всегда разумные поступки моей матери — это оно и было.

Так вот, юность деда пришлась на восьмидесятые годы прошлого века, и он еще успел застать походное движение: вся эта романтика рюкзаков и палаток, изгиб гитары желтой и прочее в таком духе. Меня он тоже пытался приохотить, но в детстве мама не отпускала. Может, и к лучшему: когда я попробовал в школе сам, то мне категорически не понравилось. Хотя с дедом все могло и лучше пройти… Неважно!

В комнате деда на стене висела черно-белая фотография: четверо людей (трое парней и одна девушка) в одинаковых спортивных костюмах у костра, жарят на палках странно нарезанные ломти хлеба, улыбаются, за спиной одного из них гитара. Дед очень это фото любил, каждый день стирал с него пыль, но никогда о нем ничего не рассказывал. Самого его на фотографии не было: он снимал. Кто были эти люди, я так и не знаю до сих пор, но в детстве постоянно строил на их счет всяческие догадки. Потом мама говорила, что это просто дедовы однокурсники. Одно я знаю точно: единственная девушка среди них точно не была моей бабушкой, та дедово хобби не разделяла.

И сейчас посреди коридора стоят именно они.

Даже костюмы с лампасами на месте (кстати, они оказываются синими)!

Даже веточки с прямоугольными кусочками серого хлеба!

И лица, абсолютно те же лица! Трое парней и девчонка! (Сейчас-то я вижу, что они не взрослые дяди и тети, а именно парни и девушки, даже моложе меня, чуть за двадцать.)

И что самое поразительное, между ними горит костерок. Потрескивает, дымит. И ни один противопожарный датчик не срабатывает на это безобразие.

«Галлюцинация, — думаю я. — Дошел до ручки».

— Простите, Андрей, — обращается ко мне один из парней, — мы не хотели вызвать у вас такой сильный стресс! Мы не галлюцинация. Извините, что потревожили. Уже уходим.

С этими словами вся компания исчезает, будто ее и не было.

Для Белкина, который до этого сидел у меня на руках, такое поведение этих эксцентричных господ оказывается немного слишком. С мявом он соскакивает у меня с рук и так резко развивает с места скорость своих родичей гепардов, что шлейка, пристегнутая у меня к поясу, сдается под напором — маленький карабинчик расстегивается.

Затем мой кот мчится вверх по вентиляционной решетке справа и исчезает в зеленых зарослях омикра под потолком.

Отлично начинается день.

Не хочется признаваться, что я никудышный руководитель станции, готовый полностью парализовать ее работу ради поиска своего домашнего питомца.

Но — признаюсь.

Станцию они еще могут построить, в конце концов, а Белкин у меня один.

Ладно, не полностью парализовать работу, но по крайней мере сам я бросаю все дела и мчусь к Нор-Е. И Миа вызываю. Пофиг, что с омикра нельзя договориться — пусть договаривается!

В голове бьется одна мысль: омикра терпят на космических объектах, потому что они уничтожают сбежавших мелких паразитов, вроде крыс и насекомых.

Белкин, конечно, чуть покрупнее крысы. Плюс на нем ошейник с моими контактными данными на языке три-четырнадцать. Но если омикра и в самом деле не совсем разумны, черт знает, не расценят ли они неизвестного инопланетного вторженца как новый вид паразитов.

В общем, когда я нахожу Нор-Е, боюсь, я не могу порадовать никого нормальным цветом лица и связностью речи. Не мастер я кризисного реагирования, ну не мастер.

По крайней мере, если кризис настолько личного свойства.

Кабинет Нор-Е — вовсе не темная маленькая пещерка, каким был кабинет Томирла в игре. Обычная светлая комната, поменьше моей, тоже со стенами, сплошь покрытыми панелями-экранами, но без навороченного стола. Вообще без стола, зато с чем-то вроде круглого гнезда, заваленного подушками.

— Сплю я здесь, — говорит Нор-Е, поймав мой взгляд. — Добираю до своих десяти часов.

Не очень понимаю, как он может здесь спать: все экраны сейчас отображают различные места станции, как телеэкраны в полицейских фильмах. Только в фильмах на эти экраны обычно показывают охраняемые объекты, а у Нор-Е — какие-то невнятные трубы, обычно в местах сочлений и узлов. Еще антенны и конструкции на внешней обшивке станции.

Ладно, хозяин барин. Если ему так удобно, какое мне дело? И вообще, я тоже живу на работе, только немного по-другому.

Сбивчиво рассказываю ему, в чем дело.

— Да, проблема, — говорит Нор-Е. — На самом деле ребята Вергааса развесили по всей станции предупреждения, что капитанский кот опасен и лучше его не трогать. Но омикра, конечно, предупреждения не писаны. Не уверен, что они вообще читать умеют. А почему, кстати, ты ко мне побежал, а не к нему?

А в самом деле, почему? Казалось бы, если у вас что-то или кто-то пропал, то бежать к начальнику службы безопасности — самое логичное. Однако мое подсознание каким-то образом провело сложный мыслительный процесс и выдало результат. Может, не так уж я и плох в кризисном реагировании.

— Потому что у моего кота под кожу зашит рфид-чип, — говорю я, ибо мое подсознание наконец дает пинок сознательным процессам, и те начинают работать нормально. То есть я понимаю, почему я сразу поступил так, а не иначе. — Это такая технология… в общем, чип без батареек, он не излучает, но реагирует на направленное радиоизлучение. Однако очень с близкого расстояния. Насколько я помню, у тебя по всей станции активные датчики натыканы. Так не мог бы ты…

— Еще как мог бы! — заверяет меня Нор-Е. — Отличная идея, кэп, не зря я на тебя ставку делал… Ты частоты чипа знаешь? У тебя считыватель в личном коммуникаторе?

— Нет, вот тут, — я снимаю со шлейки пристегнутый миниатюрный донгл сканера. Хорошо, что я его туда повесил еще в то время, когда мы жили в санатории, и так и не снимал.

— Отлично, — Нор-Е берет его и подносит к одному из своих пультов. — Сейчас я по всей станции активные датчики включу на те же частоты. Найдем мы твой чип.

Лично я тоже не сомневаюсь, что чип мы найдем. Вопрос, найдем ли мы кота вместе с ним. И в каком состоянии. Это же не датчик телеметрии.

Нор-Е несколькими командами с пульта запускает какую-то программу.

Видения узлов и труб на стенах гаснут, вместо них появляется схема станции. На ней россыпью синих точек загораются огоньки. И вдруг несколько из них начинают пульсировать алым. Ну как несколько… Вот один сделался красным, потом опять стал синим, зато красным загорелся другой, рядом с ним.

— Получилось! — говорит Нор-Е. — Смотри, твой зверь сейчас и в самом деле на территории омикра, не спеша движется от узла 38-лес к узлу 39-лес. Вызывай все-таки Вергааса, и пусть его ребята займутся…

— Нет, — качаю головой я. — Я возьму Миа и пойду сам.

Если омикра и в самом деле таковы, как я подозреваю, незачем портить с ними отношения, натравливая станционную службу безопасности. Недипломатично получится.

Глава 9 (без правок)

Пока мы ждем Миа, которая не может вырваться с важных переговоров (преи требуют понизить арендную плату за то, что у них случился перерасход электроэнергии в модуле; нелогичность этого требования их совершенно не смущает), мне нужно отвлечься. В результате я пользуюсь случаем поподробнее расспросить Нор-Е о лозах омикра.

Ладно в игре — там, в конце концов, было место условностям, несмотря на всю реалистичность. Но в реальности возможность мирного сосуществования космической техники и элементов тропического леса вызывает, мягко говоря, некоторые сомнения.