Эрик Браун - Полутьма
Тен Ли сняла шлем. Она смотрела в иллюминатор в немом восторге, и ее лицо с разинутым ртом было выразительным, как никогда.
— Некоторые учителя говорят, что пустота — это физическое воплощение состояния, к которому мы все стремимся, Джошуа.
— Джош! — раздался сзади голос Маккендрика. — Может, вы с далай-ламой отведете меня к камере?
Беннетт отстегнул ремни и подошел к Маккендрику. Старик был бледным как полотно. Похоже, перегрузки на взлете и старте почти доконали его. Он с трудом встал, и Беннетту с Тен Ли пришлось подхватить его под руки и вывести из кабины. Они пошли по коридору к отсеку с криогенными камерами. Три камеры — длинные серебристые контейнеры, больше всего походившие на гробы; стояли в центре каюты.
Маккендрик опустился на ложе, подогнанное по фигуре, и тихо вздохнул, когда капиллярные трубочки вонзились ему под кожу. Прозрачная крышка задвинулась над его бесчувственным телом. Через четыре месяца, когда закончится сверхсветовой полет сквозь пустоту, его разбудят.
Беннетт должен был выйти из анабиоза в середине полета, чтобы помочь Тен Ли с рутинной системной проверкой. Сама Тен Ли решила обойтись без анабиоза. Она хотела заняться медитацией. Она даже взяла с собой немного припасов, которых ей должно было хватить до посадки: всякую вегетарианскую дребедень вроде чечевичного хлеба и соевого леченья, хотя на борту был приличный запас продуктов в пакетиках.
Выйдя из отсека с камерами, Беннетт направился по коридору в свою каюту. Он вытащил из сумки модуль имитирующей личность голограммы и положил его на кровать. До сих пор он общался с призраком Эллы только в мемориальном саду; ему казалось очень странным, что он сможет поговорить с ней так далеко от дома. Он прошелся по небольшой каюте, закрепляя проекторы и приемники в нужных позициях, а потом уселся на узкую койку и коснулся пальцами сенсорного модуля.
Элла появилась перед ним, сидя по-турецки посреди каюты, и у Беннетта замерло сердце. ИЛГ учла время суток и соответственно изменила одеяние Эллы. На Земле, очевидно, поздний вечер, поскольку его сестра была одета в малиновую пижаму.
Она вскочила и оглядела каюту. Потом посмотрела на Беннетта и просияла от радости.
— Привет, Джош! — Она нахмурилась. — Где мы?
Элла подбежала к иллюминатору, встала на цыпочки, вытянулась и застыла.
Беннетт смотрел на нее, и грудь его спирало от какого-то нестерпимо острого непонятного чувства. Присутствие Эллы здесь, вне обычной обстановки мемориального сада, еще больше усиливало впечатление ее реальности, подчеркивая тем самым ее иллюзорность. Беннетт думал обо всех местах, где она не. успела побывать, о том, как мало она успела увидеть в жизни и как мало успела ею насладиться.
Элла повернулась к нему. На ее хорошеньком личике застыло неподдельное изумление.
— Мы в космосе, Джош? Да?
— Мы на борту звездолета класса «кобра», Элла. Ты же всегда говорила, что хочешь полететь в космос.
— Ну и ну! воскликнула она, поворачиваясь к иллюминатору и глядя на мерцающий свет звезд, струившийся вокруг корабля. — Это фантастика, Джош! Спасибо тебе! Миллион раз спасибо!
Элла запрыгнула на мягкое сиденье у иллюминатора, повернувшись так, чтобы смотреть в космическое пространство и бросать время от времени взгляды на Беннетта. Она поджала ноги и заговорщически улыбнулась ему:
— Это мне подарок на день рождения, Джош?
— На день рождения?
Он улыбнулся, пойманный врасплох. День ее рождения двадцать седьмого, то есть завтра, и раньше он избегал общаться с Эллой в этот день, поскольку каждая годовщина пробуждала в нем слишком болезненные мысли и воспоминания. ИЛГ была запрограммирована воспроизводить никогда не стареющую Эллу — Эллу, которой вечно десять лет, жизнерадостную и здоровую. Вскоре после того, как ей исполнилось десять лет — больше двадцати лет назад, — она умерла.
Беннетт вспомнил, как они отмечали день ее рождения в больнице. Натужное веселье, отчаянное желание матери и отца отпраздновать этот день так, словно ничего не случилось. Но Элла была одурманена сильными обезболивающими и удручена из-за того, что ей приходится терпеть это затянувшееся торжество и почти истеричные шутки родителей, которые боялись признаться себе самим, что этот день рождения скорее всего будет для нее последним. Беннетт купил ей подарок, потратив почти все свои сбережения на маленький компьютерный дневник, возможно, с подсознательной надеждой на то, что она успеет заполнить рассчитанные на год файлы. Но она слишком устала — и даже не открыла его. Спустя несколько дней после ее смерти Беннетт пошел в пустыню и похоронил дневник в песке.
— Это лучший в мире подарок, Джош! У меня никогда еще не было такого дня рождения. Мы летим на Марс? — Она широко раскрыла глаза, пораженная новой мыслью. — Мы летим на Юпитер, Джош? Скажи! Неужели на Юпитер?
Беннетт улыбнулся:
— Дальше, Элла. Мы летим со скоростью, превышающей скорость света, на самый край галактики.
— Ух ты, в какую даль! — выдохнула она, убрав прядь волос, упавшую на глаза, и глядя на сполохи света.
Беннетт не сводил с нее глаз. Он наконец понял, зачем он ее вызвал.
— Элла! Она обернулась к нему с улыбкой.
— В прошлый раз, когда я говорил с тобой… — начал он.
Она нахмурилась, припоминая:
— Ну да! Четыре дня назад… Ты тогда только что прилетел со станций «Редвуд», верно? И ты сказал, что папа хочет… эвтаналию.
— Эвтаназию, — поправил ее Беннетт. — Я навестил его в больнице в тот день. Я был с ним, когда он умер. Я… — Он знал, почему ему так трудно дается это признание. — Я не пошел на его похороны, Элла. Они состоялись как раз сегодня, когда мы стартовали с Земли. Ты понимаешь, Элла?
Она кивнула с серьезным видом:
— Конечно, понимаю. Все нормально, Джош. Папа понял бы тебя.
— Как ты думаешь: это важно, когда ты не приходишь к кому-то на похороны?
Ее личико задумчиво нахмурилась. Наконец она снова просияла улыбкой.
— Я тaк не думаю, — сказала она.
И, подождав, добавила, то ли с детской непосредственностью, то ли с компьютерной логикой:
— Ведь этот человек не знает, что тебя там не было, верно?
Он уставился на нее. На него нахлынули воспоминания о тех давних событиях, когда он вернулся из пустыни, похоронив ее дурацкий ненужный дневник. Мать дала ему костюм, чтобы он переоделся, и сказала, что они пойдут на похороны Эллы. Беннетт в своем юношеском невежестве решил, что это лишь усугубит чувство потери. Откуда ему было знать, что похоронный ритуал — необходимая часть процесса скорби, катарсис, который нужно пережить?
Беннетт нажал на пластинку на панели. Элла, собравшаяся было вновь залезть на сиденье, застыла в полупрыжке, одной ногой касаясь пола. Рот ее быв полуоткрыт, словно она хотела что-то сказать.
Он посмотрел на ее неподвижный образ и, сам того не желая, заговорил:
— День твоих похорон, Элла… был таким жарким. Я никак не мог поверить, что ты умерла. То есть умом-то я понимая, но что-то внутри меня отказывалось смириться с этим. Я думаю, это было слишком ужасной поэтому не укладывалось в сознании. — Он помолчал. — Тебя собирались кремировать, а я не мог этого вынести. Прости, Элла. Прости, что не вошел на твои похороны.
Он снова замолчал, удивляясь, почему он так долго не хотел признать свою вину, которая жила в его подсознании столько лет.
Они поехали на Мохавское кладбище и присоединились к процессии, когда гроб Эллы доставили на электрических похоронных дрогах к крематорию. При виде этого здания, из которого шея дым предыдущей кремации, Беннетт содрогнулся, и его вырвало. Он пожаловался на боль в желудке, преувеличив ее ради вящего эффекта, лишь бы не видеть, как его сестру сожгут, зароют ее пепел в яме, а потом посадят дерево в ее честь. Его уловка удалась: подруга его родителей, жившая до соседству, отвела его к себе домой, где он умылся и переоделся в одежду, которая бьгла ему слишком велика. Потом он сказал, что ему надо прилечь. Лежа на диване в незнакомом ломе, он наблюдал за том, как над верхушками деревьев поднимается дым.
Беннетт поднял голову, внезапно почувствовав чье-то присутствие. В дверях стояла Тен Ли и пристально смотрела на него. «Интересно, давно ян она там стоит и что она видела?» — подумал он.
— Извини, — сказала она. — Я просто проходила мимо… — Все нормально.
Ее миниатюрная фигурка в алом летном костюме выглядела странным зеркальным отражением Эллы в ее ярко-красной пижаме.
Тен Ли не сводила глаз с изображения Эллы, застывшей в полупрыжке.
— Кто это?
Беннетт с вызовом посмотрел на Тен Ля:
— Такой была моя сестра Элла.
Teн Ли кивнула. Ее бесстрастные черты не выражали ни осуждения, ни сочувствия. — Была?
— Она давно умерла. Ей было десять лет.
