Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит
– Мы приветствуем тебя на острове Наат, откуда ни одному живущему нет пути обратно.
Ядар, исполнившись страшных подозрений, набросился на незнакомца с вопросами:
– Что вы за создания? Как моя Далили очутилась здесь? Что вы с ней сотворили?
– Я Вакарн, некромант, – был мгновенный ответ, – а эти двое – мои сыновья, Вокал и Ульдулла, они тоже некроманты. Мы живем в доме за скалами, и нам прислуживают утопленники, которых мы своим колдовством вызываем из морских пучин, вдыхая в них зримость жизни. Среди них и эта девушка, Далили, вместе с командой корабля, на котором она плыла из Орота. Как и твою галеру, их корабль унесло далеко в море, и его тоже подхватила Черная Река и выбросила на рифы Наата. Мы с сыновьями, произнеся могущественное заклятие, не требующее ни магических кругов, ни пентаграмм, призвали к себе всех, кого поглотило ненасытное море, как сейчас призвали команду другого судна, из которой лишь ты один был спасен мертвой Далили, с определенной целью.
Вакарн умолк и застыл, внимательно вглядываясь в синюю мглу, и Ядар услыхал за спиной медленные шаги по прибрежной гальке, которые приближались от линии прибоя. Обернувшись, он увидел, как из пурпурных сумерек показался старый капитан галеры, на которой он, Ядар, против воли прибыл в Наат, а за капитаном вереницей тянулись гребцы и матросы. Ступая словно лунатики, они приблизились к костру, и морская вода градом катилась с одежды их и волос, выливалась из их ртов. Некоторые были черны от синяков, другие спотыкались или едва тащились на перебитых о подводные скалы ногах, и на лицах их лежала жуткая печать жребия тех, кому суждено было найти свою кончину на дне моря.
Чопорно, как роботы, по очереди кланялись они Вакарну и его сыновьям, признавая над собой власть тех, кто вызвал их из глубин смерти. Остекленевшие глаза их не узнавали Ядара и словно не видели ничего вокруг, а речь казалась тупыми заученными ответами на несколько непонятных слов, с которыми к ним обращались некроманты.
Ядару почудилось, что и он тоже один из этих утопленников, объятый темным, глухим, полубессознательным сном. Но он все равно зашагал рядом с Далили впереди остальных мертвецов, следуя за колдунами сквозь мрачное ущелье, которое, петляя, поднималось к гористой области Наата. Он шагал за ними послушно и безропотно, однако в сердце его не было радости оттого, что он отыскал наконец свою возлюбленную; а любовь мешалась со смертельным отчаянием.
Вакарн головней, вынутой из костра, освещал их путь, и в слабом ее мерцании Ядар смутно различал черные скалистые обрывы по крутым склонам ущелья и карликовые сосны, что кровожадно тянули к ним корявые ветви с высоких уступов, точно хотели навести на путников порчу. Вскоре над яростно бушующим морем восстала распухшая луна, красная, как сукровица, и, прежде чем диск ее мертвенно побледнел, они вышли из ущелья на каменистую пустошь, где стоял дом некромантов.
Длинный и приземистый, дом этот был построен из темного гранита, и крылья его утопали в листве густых кипарисов. За домом высился утес, а над ним в лунном свете мрачно темнели горные склоны и острые хребты, уходящие вдаль к гористому центру Наата.
Ядару показалось, будто особняк этот опустошен смертью, ибо в воротах и окнах не было ни огонька, а тишина, стоявшая в его стенах, могла соперничать с безмолвием темного неба. Но, ступив на порог, Вакарн произнес какое-то слово, эхом прокатившееся по залам и коридорам, и, словно в ответ, повсюду внезапно вспыхнули лампы, заполняя дом своими чудовищными желтыми глазами, а в воротах, подобные почтительным теням, появились люди. Но лица этих людей заливала могильная бледность, а некоторые были тронуты зелеными пятнами тления или изъедены червями…
Уже позднее в главном зале дома Ядара пригласили к столу, за которым обыкновенно в одиночестве трапезничали Вакарн, Вокал и Ульдулла. Стол стоял на помосте из гигантских плит, а внизу, в главном зале, за другими столами собрались мертвые числом около сорока; была среди них и Далили, ни разу за все время даже не взглянувшая на Ядара. Хотя и удрученный до глубины души, он намеревался присоединиться к любимой, не желая больше расставаться с ней, но им вдруг овладело полное бессилие, словно какие-то безмолвные чары опутали его члены, и он не мог больше двигаться по собственной воле и должен был во всем подчиняться воле Вакарна.
Понуро сидел он рядом с угрюмыми неразговорчивыми хозяевами, которые, привыкнув все время жить с бессловесными мертвецами, переняли изрядную часть их манер. И еще яснее, чем прежде, увидел Ядар, насколько эти трое похожи друг на друга: они казались скорее родными братьями, нежели родителем и сыновьями; и все словно бы не имели возраста и не были ни молодыми и ни старыми. Вакарна от сыновей Ядар отличал лишь по тому, что одежды у того были чуть темнее, а плечи и лоб чуть шире; а Вокал если чем и отличался от Ульдуллы, то лишь чуть более пронзительным голосом и чуть более запавшими щеками. И все отчетливей и отчетливей ощущал Ядар странное зло, исходившее от всех троих, властное и отвратительное, точно тайное дыхание смерти.
В сковавшем его оцепенении он почти не удивлялся тому, как проходил этот странный ужин: яства подавала на стол какая-то неощутимая сила, кубки наполнялись винами будто бы сами собой, а присутствие невидимых слуг выдавал лишь еле слышный шелест неверных шагов да мимолетный легкий холодок.
Мертвые за своими столами принялись за еду, безмолвно и чопорно. Некроманты же пока не притрагивались к пище, словно кого-то или чего-то ожидая, и Вакарн пояснил принцу:
– Мы ждем к ужину еще кое-кого.
И тут Ядар впервые заметил, что подле кресла Вакарна стоит еще одно пустующее кресло.
Вскоре из-за дверей стремительными шагами вышел обнаженный мужчина, невообразимо мускулистый и огромного роста, смуглый до черноты. Облик его был свиреп и дик, глаза расширились, точно в ярости или в ужасе, на мясистых фиолетовых губах застыли хлопья пены. Позади, угрожающе вскинув тяжелые ржавые ятаганы, шли двое покойников, как стражники, стерегущие заключенного.
– Этот человек – людоед, – сказал Вакарн. – Наши слуги поймали его в лесу за горами, населенными такими же дикарями. – Затем с мрачной иронией в голосе он добавил: – Только сильным и отважным доводится заживо оказаться в этом доме и дозволяется вкусить пищу вместе со мною и моими сыновьями за нашим
