Мрачные тайны Луарвига - Лариса Куницына
- Мораль: наживаясь на чужих смертях, ты рискуешь однажды получить по заслугам, - кивнула я.
- Жернова Господни мелют медленно, но кары Божьей не избегнуть, - согласился Джерри. – Правда, на сей раз всё уложилось в одну жизнь.
- А что с его смертью?
- Тёмная история. Говорят, на старости лет он стал настоящим параноиком, боялся, что его убьют. Выстроил себе бронированную башню, напичкал её электроникой, андроидами и охраной из числа наёмных спецподразделений. В его кабинете не было окон, он располагался в самом центре башни, охранники дежурили у дверей. Но однажды он заработался допоздна и не вышел к ужину, аппаратура наблюдения в его кабинете внезапно отключилась, через систему связи слышали грохот и его вопли, но автоматические двери не открывались, самопроизвольно заблокировались замки. Когда их смогли открыть и войти, всё в кабинете было перевёрнуто вверх дном, а папа Чико, как его называли, лежал в самом центре этого бедлама со свёрнутой, как у цыпленка, шеей. Убийцу так и не нашли, и как он это проделал, не узнали.
- Ты сказал, что его процветание длилось тридцать три года?
Джерри пожал плечами и присел за свой стол. Нажав несколько клавиш на клавиатуре встроенного компьютера, он посмотрел на экран.
- Занятно… Знаешь, я раньше не замечал. Со дня оформления первой сделки дель Монте по покупке оружия до его смерти прошло ровно тридцать три года три месяца и три дня по земному календарю. Ну и совпадение…
- Если совпадение… - мрачно произнесла я. – Похоже, он заключил пакт с дьяволом.
Джерри недоверчиво взглянул на меня.
- Ты это серьёзно?
- Эта картина из его семьи. За ней гоняются сатанисты. Ему свернули шею, как обычно делали демоны, а всё его золото превратилось в пыль… Космическую.
- В этой Вселенной бывают странные совпадения… - заметил Джерри.
- Слишком странные, - я взяла чашку и одним глотком допила. – Спасибо за помощь. И за чай.
- В воскресенье приезжай к нам, - кивнул он, быстро глянув на часы. – Будет утка по-пекински. И Брай к тому времени вернётся. Извини, у меня тренировка…
- Конечно, - я встала и задумчиво взглянула на него. – В твоём расписании не найдется пары часов в неделю для меня?
- Обязательно найдётся, - радостно улыбнулся он. – И даже больше, чем пара. В воскресенье как раз всё и обсудим.
Вечером, когда я сидела в библиотеке Макса, обложившись книгами по демонологии и истории инквизиции, мне позвонили из зоны юрисдикции Земли и сообщили, что дают прямой канал видеосвязи на тридцать минут. Я сразу же попросила связать меня с академиком Преображенским, старым другом моего отца, с которым я была знакома с детства. Мне неслыханно повезло, что он был не в экспедиции на дне Эгейского моря и не читал в этот момент лекцию в университете. Мой звонок застал его на террасе дачи на берегу Волхова с чашкой утреннего кофе в руках. Обменявшись с ним приветствиями, я сразу же перешла к делу, пояснив, откуда я ему звоню.
- Куда забралась… - добродушно проворчал он. – Ну, давай твою картину…
Я видела, как он, не торопясь, достал из паза коммуникатора лист с репродукцией картины, положил его перед собой на стол, покрытый скатертью с вышитыми незабудками, между вазочкой с мёдом и тарелкой с плюшками. На вид ему было не больше сорока, но эта философская неторопливость всё-таки выдавала его настоящий возраст. Пока он смотрел на картину, прихлёбывая кофе, я смотрела на плюшки, сглатывая слюну и вспоминая их знакомый с раннего детства вкус. Космические расстояния в этот момент казались мне ужасной, фатальной несправедливостью.
- Ты права, - не отрывая взгляда от листа и подняв вверх палец, произнёс он. – Это не Ян Ван Эйк. Похвальное знание искусства, девочка. Я порадую в субботу за преферансом твоего отца. И, безусловно, фламандская школа периода Северного Возрождения. Подписи на картине нет, что странно. Техника письма отличная, но… руку художника я не узнаю, - он нагнулся ниже, к самому листу. – Возможно, это подражание Ван Эйку, и искусное. Словно кто-то очень талантливый прикрывался манерой знаменитого мастера или просто копировал её. Очень странная картина… Откуда она у вас?
Я кратко рассказала ему официальную историю картины, а также наши открытия, которые обычно ускользали при беглом взгляде на неё. Пока я рассказывала, я видела, как на лице моего собеседника появляется мрачная озабоченность. Наверно, он переживал те же чувства, что и я. Наконец я нашла того, кто понял мою озабоченность.
- Я понимаю, Алексей Федорович, сразу что-то определённое сказать сложно, но, может быть, кто-нибудь из Ваших коллег видел когда-нибудь что-нибудь подобное? Это очень важно для нас.
Он задумчиво кивнул.
- Мне самому стало интересно. Эта вещица из тех шарад, которые любят разгадывать искусствоведы. Я сегодня же покажу её коллегам в Эрмитаже, отправлю копию Артуа в Лувр и Джениро в Нью-Йоркскую галерею, и, пожалуй, Рамиресу в Прадо и Ван-Мееру в Гаагу. Пусть стряхнут пыль с ушей, это им понравится. Быстрого ответа не обещаю, но как только что-то найдём, я тебе сразу передам. Где тебя можно будет найти?
- Киота, Луарвиг, Чесстауэр.
Он неожиданно оживился.
- Ты, и правда, живёшь в месте под таким названием? И там играют в шахматы?
Я улыбнулась.
- Мы сами здесь как шахматы, вот только играть нам некогда.
- Жаль, - он снова поднял палец и поучительно произнёс: – Всегда нужно уметь найти время для шахмат. Или для преферанса.
И потянулся за плюшкой. Я подавила тоскливый вздох и поспешно попрощалась, рассыпаясь в благодарностях.
Утром приехал инспектор Радеску. Мы как раз собирались садиться за стол, и я пригласила его присоединиться. Берри нерешительно взглянул на сурового Макса, который опять облачился в сюртук, застегнутый на все пуговицы, и пробормотал:
- Вообще-то, я не успел позавтракать, но…
- Кинг, прибор инспектору! – скомандовал Макс и безапелляционно бросил полицейскому: - Идёмте, расскажете всё за столом.
Я уже замечала, что в личном общении с Максом Берри всегда чувствовал себя неуверенно, никак не мог привыкнуть к его наполеоновским замашкам. Вот и сейчас он растерянно смотрел вслед маршировавшему в столовую хозяину шахматного замка.
- У нас сегодня оладьи и яичница с беконом, - ласково обнял его за плечи Терренс. – Вы будете яичницу, инспектор
