Александр Зорич - Пилот особого назначения
– Пф-ф-ф! Скажешь тоже! Во-первых, служба такая. Во-вторых, Док, уж чья бы корова мычала. В-третьих, будь проще, – зачем называть мудаков таким красивым словом, когда можно сказать безо всяких: мудак?
– Потому что, как ты верно подметил, я сам, брат, из этих. И я не настолько самокритичен, чтобы прямо признать себя мудаком. Пусть будет постмодернист. – Сказал доктор и замолк, зябко ежась.
Здоровяк залез в раскоп и завозился тревожной землеройкой. В свете фонаря зеленела брошенная лопатка, унты сорок последнего размера и обширный зад чернобородого. Наконец он выбрался и помахал небольшим контейнером.
– Всё, готово дело! Бланки документов, карты активации в базе данных, аппарат татуажа радужки глаз, кредитки – всё подлинное, натуральное – не какая-то туфта! Так что, мистер Фарагут, эпоха постмодерна для нас окончена. Начинаем жизнь честных граждан Объединенных Наций! Нету больше доктора Скальпеля и Салмана дель Пино – известных по всему Тремезианскому поясу... постмодернистов!
Часть 1.
Глава 1. Освобождение.
Декабрь, 2621 г. Изолятор тяжелого авианосца "Римуш". Местоположение неизвестно.
Рапира – Кресту.
Получен сигнал SOS от аппаратуры агента Куницы.
Крест – Рапире.
Приказываю приступить к эвакуации агента Куницы. Он, как и носимая аппаратура, не должны оставаться в руках Конкордии ни одной лишней секунды. Под вашу личную ответственность.
Карцер. Опять он.
Как я уже, кажется, говорил: кому суждено быть повешенным – не утонет. Эта старая истина вела меня по тропинке судьбы с детерминизмом механического хронометра. Щелк! Поворот шестерни и стрелка перемещается... как обычно – в карцер, отмечая начало нового этапа моей жизни.
Оставалось надеяться, что это именно начало нового этапа, а не конец старого. Так ведь можно допрогнозироваться и до виселицы.
Впрочем, шутки шутками, а мы с Комачо Сантушем влипли крепко! Ой, крепко! И виселица вдруг оказалась до ужаса реальной – ведь мы во власти чокнутых из Великой Конкордии, где, как мне объяснили, за шпионаж полагалось именно это архаическое устройство – перекладина, скользкая веревка с петлей на конце, люк и недолгий полет к предкам длиной в метр.
Нам шили именно шпионаж.
Что значит шили?!
Пришили, друзья мои и внимательные читатели! При-ши-ли! Вот так! В одно касание!
Конечно, клоны нас спасли от быстрой кремации. Наши с Сантушем "Хагены" были обречены, когда мы улепетывали от плазменной волны сверхновой, в которую превратили злобные пришельцы наш Моргенштерн. И никуда бы мы не улепетнули, если бы не очень вовремя подвернувшийся легкий авианосец "Гард" военно-космического флота Великой Конкордии.
Вот тоже, кстати, удивление миру...
Вдумайтесь: чужаки взорвали звезду! Это ведь не петарда, не контейнер силумита и даже не сверхзащищенная петербургиевая[1] БЧ. Звезда взрывается согласно собственному жизненному циклу, который повинуется законам настолько величественным, что все телодвижения сапиенсов рядом с ними – суета муравьев.
И тут на тебе: прилетели и взорвали. Разрыв шаблона и отвал башки. Но это к слову – в те дни моя башка болела о другом.
Полчаса прошло после выхода из Х-матрицы, когда "Гард" умчался из гибнущей системы звезды Моргенштерн. Вот вам мизансцена: мы с Комачо Сантушем на полетной палубе авианосца. Сидим на стопорных башмаках подле моего "Хагена" и мерзко потеем. Нас только что вынули из скафандров, поэтому пот особенно заметен – летными комбезами можно селедку засаливать.
– Ну что, брат...
– Это трындец, брат!
– Ах-ах-ахренеть!
– Ну ваще, что-то у меня сердце раззвонилось...
– До инфаркта – один шаг!
Так между нами проистекал содержательный диалог. Вокруг шустрили клонские палубные техники, как обычно величаво и с чувством важности момента, а на бимсах сияли золотом фравахары – тоже как обычно.
И тут...
Пространство палубы рассекает маршевый топот, десантники в полной экипировке – целое отделение: ствол под дых, лежать, морды в пол!
В чем дело?
Извольте:
– Вы задержаны по подозрению в шпионаже и проносе особых следящих устройств на борт боевого корабля Великой Конкордии!
– Каких, в червонную задницу, особых устройств?! – Заорал я и попытался обернуться, чтобы посмотреть в бесстыжие глаза клонского офицера, оттарабанившего сию ахинею.
Рядом блажил по-испански Сантуш, а меня, больно стукнув, вернули в исходное положение "мордой в пол". Это здорово прочищает мозги, товарищи. Точно говорю.
Потому что, когда в плечо впечатался приклад автомата, голову навестила ценная мысль: "Мать моя! Ниппонский бог! Да у меня же на руке целый натуральный шпионский комбайн! Замаскированный под переводчик "Сигурд"!"
Вот так всё просто. Среди пиратов это был просто киберпереводчик, а стоило попасть в руки государства – готовое дело.
Я тогда не знал, как именно, но его работу запеленговали, быстро раздедуктировали кто, где и что (ваш покорный слуга, весь такой нежный, у них в гостях) и разобрались. Быстро, четко и безжалостно. Это не талантливые любители. Это настоящая контрразведка, за которой мощь огромной империи.
Нас с Сантушем предусмотрительно заточили в разных карцерах, чтобы мы не могли скоординировать вранье. И всего через сутки перевели на тяжелый авианосец "Римуш", который теперь пёр через пространство в неизвестном мне направлении.
Я вывихнул мозг, придумывая, как объяснить клонскому дознавателю, что ГАБ подложило мне свинью в обличье "Сигурда" вовсе не для того, чтобы шпионить за Великой Конкордией, и при этом не расколоться, за чем именно я должен был шпионить. И как вообще спасти свою драгоценную жизнь?!
С последним пунктом выходило неладно. Собственно, с нами все еще цацкались только потому, что надеялись выведать, как работает, или хотя бы как активируется моя машинка.
Что я мог сказать? Какие тайны выдать? Чем купить жизнь? Решительно нечем. Меня можно было растерзать калеными щипцами – я ничего не выдал бы, потому что ничего не знал.
Голые железные стены, руки скованы за спиной, холодная стальная табуретка привинчена к полу, хрестоматийная лампа в лицо и голос дознавателя из темноты.
Лампа такая яркая, что я не вижу его лица, и кажется, что со мной разговаривают руки, перебирающие карандаш под конусом света.
– Напоминаю, что вы обвиняетесь в шпионаже. Вас ждет виселица. Если вы думаете, что это легкая смерть, вы заблуждаетесь. Я могу шепнуть пару слов и вашу петлю затянут недостаточно плотно. Или укоротят шнур – есть варианты. Умирать в петле можно до четверти часа, смотря как подойти к делу. Итак...
Эта, или схожая по смыслу изуверская тирада была лейтмотивом всех моих бесед с дознавателем.
– Видите ли, Андрей... Официально, вы мертвы. Вас никто не будет искать. Взрыв звезды Моргенштерн – очень удобная катастрофа, на которую можно списать тысячу таких как вы. Никто не знает где вы. Так что, право, вам лучше перестать упрямиться и начать сотрудничать. Надежды для вас нет. Отвертеться не выйдет – улика железная, как... как этот стол. И она была надета на ваше запястье.
Это длится долго.
Чертовски долго.
Свет режет глаза, но я не замечаю, уже не замечаю его – мне хочется спать! Спать!
Начинаю клевать носом, когда в ахиллово сухожилие бьет ботинок клона, стоящего сзади. Несильно. Но когда в тысячный раз... Боль возвращает меня в вертикальное положение, и мы продолжаем бессмысленный диалог.
В промежутках – карцер.
Я не знаю, как держится Сантуш, уж он-то вообще ни при чём, по крайней мере, в части шпионажа. Правда, на его долю за глаза хватит доказанного участия в незаконном вооруженном формировании (НВФ) "Алые Тигры".
О-о-о! И на мою долю тоже хватит! Я состоял в двух, сразу двух НВФ! Не забудем "Синдикат TRIX"! Ну и что с того, что я лично сдал координаты главной базы "Синдиката" властям Конкордии? Когда они выяснят (а это не так мудрёно), что я активный, очень активный участник разгрома клонского конвоя на рейде планеты Набу...
Так что в коротких промежутках между "собеседованиями" я вспоминаю строки поэта-ваганта далекого XV столетия, незабвенного хулигана Франсуа Вийона.
Я – Франсуа, чему не рад,
Меня ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает завтра шея.
Вот будет смешно, если меня укокошат!
Через три дня его святейшество "Римуш" прибыл в некую расчетную точку пространства и меня опять перевели. Новый карцер – как под копирку с двух предыдущих.
Не знаю точно, где я оказался, но по зрелом размышлении – в крепости. С вероятностью одна вторая: или наземной, или орбитальной. Никаких серьезных посадочных маневров мой чуткий военно-космический вестибулярный аппарат не распознал, то есть на крупную планету мы не приземлялись. Но это ни о чем не говорит: мало ли у Конкордии планетоидов?
