Александр Зорич - Пилот особого назначения
– Отсюда вывозят! – Майор глянул на меня через плечо. – Что в мире происходит, черт...
В мире было куда как неспокойно.
Для меня неспокойствие с недавних пор отлилось в фигуру товарища Иванова: черный костюм, белая рубашка, старенькие, но ладные ботинки, голос надтреснутый, как и его заслуженное пенсне.
В стенах Склада №5 нас встретил именно он. Сидел на ящике из-под пушки "Стилет" и что-то писал в планшете. Вокруг бродили, стояли, тихо общались несколько пилотов. Четверо. А еще чуть поодаль один лейтенант. Судя по телосложению – или десантник, или осназовец. Среднего роста, плотный и, даже по первому впечатлению, страшно сильный.
Увидев новоприбывших, Иванов отложил планшет, встал.
– Товарищи, прошу ко мне. Нет, не надо в одну шеренгу, мы не в армии.
Мы собрались.
– Позвольте представиться. Меня зовут товарищ Иванов. Я специальный уполномоченный ГАБ. Уполномочен я, в данном случае, организовать Эскадрилью Особого Назначения. Личный состав, то есть вы, отобран по весьма строгим критериям. Коротко скажу: считайте себя элитной штрафной эскадрильей. Именно так: штрафной и элитной.
– Прошу прощения! – Поднял руку один из пилотов. – Как ваше имя-отчество? И звание? Как обращаться к вам?
Спецуполномоченный слегка скривился.
– Обращайтесь ко мне, как я и сказал: товарищ Иванов. Имя мое вам без надобности. С днем ангела мы друг друга поздравлять не будем. Еще вопросы? Хорошо. Задачи эскадрильи будут сугубо секретные. В основном это разведка. А также разные мероприятия, не имеющие прямого законного обоснования, но необходимые для страны. Официально мы не существуем. Вы подчиняетесь только мне, или моему заместителю: товарищу Браун-Железновой. – Кивок в сторону Саши. – Я подчиняюсь непосредственно Центру. Вы должны понимать, что это значит.
О да, мы понимали. Центр, особенно когда не называют конкретных имен и названий – это очень круто. И подчинение без посредников тоже круто.
– У нас огромные, почти неограниченные права. Точнее, права наши ограничены лишь требованиями целесообразности. Всё, что целесообразно и на пользу дела – хорошо. Сообразно, ответственность на нас огромная. Страшная ответственность. Как я уже сказал, официально нас не существует. Более того, почти весь личный состав числится погибшим, пропавшим без вести или отбывающим различные сроки заключения. В случае успеха нашей деятельности вы будете восстановлены в званиях, личные дела будут абсолютно чисты. Стаж засчитают по военным нормам: год за три. При этом нужен контроль за вашей деятельностью. Присяга в нашем случае – не гарантия. Поэтому каждому из вас будет имплантирована миниатюрная бомба с дистанционным взрывателем. В район первого шейного позвонка...
– Кнопка, амиго! – Перебил его Сантуш и зловеще ухмыльнулся. – У кого будет кнопка?
– Товарищ. Товарищ, а не амиго, с вашего позволения. – Иванов подарил Комачо колючий взгляд.
– Товарищ, а флуггеры тоже заминируют? Хорошая гарантия, не будь я Павел Кутайсов! – Пилот, подавший голос, аж подпрыгнул от эмоций.
– Кнопка будет у меня, это раз. Флуггеры будут заминированы, это два.
– Отказ от вашего благородного предложения не предусмотрен? – Спросил Кутайсов.
– Из ворот этого склада у вас две дороги. Первый – в состав ЭОН. Второй... вы уже являетесь носителями гостайны высшего разряда. Понимаете мою мысль?
И это мы понимали. Даже саркастический Павел Кутайсов – гладко выбритый шатен кирасирского сложения. То есть: высокий, длиннорукий и кривоногий.
Иванов, между тем, продолжал.
– Слово предоставляется... если никто не возражает... лейтенанту Степашину.
Из своего угла поднялся тот, замеченный ранее, осназовец, выбивавшейся из нашей летучей компании.
– Здравия желаю. Я – Лев Степашин, комвзвода 92-й отдельной роты особого назначения.
– Зачем в эскадрилье осназ? Флуггеры с толкача заводить? – Спросил пилот Кутайсов, не растративший язвительного задора.
– Ну заче-е-ем ты так? – Протянул с укоризной обладатель русой бородки и очаровательной стрижки под горшок.
Степашин, впрочем, в защите не нуждался. Он улыбнулся и ответил.
– Затем, что разведка! Оно ж как? Бывает разведка тихая, а бывает – с музыкой. Так вот, музыкант – это я. И парни мои все из консерватории. Штурмовать, минировать, зачищать – полная партитура.
Осназовец был настолько типичный, что в своей обыденности являл несомненный колорит. Невысокий, крепкий, очень подвижный, будто отлитый из живого металла. Физиономия – самая простецкая: блеклые волосы, какие-то бесцветные глаза, многократно ломанный нос и оттоптанные борцовским ковром уши. Общая потертость, заметная лысина и неуставная бородка однозначно указывали на изрядный для лейтенанта возраст.
"Засиделся ты, брат, – подумал я. – За тридцатник, а все лейтенант!"
Лейтенант он был, похоже, из категории вечных. Таким "псам войны" в древних лейб-гвардиях присваивали разные невозможные звания, вроде "обер-штабс-вахмистров" – и выслугу не обидеть, и до верхов не допустить.
Познакомились и с остальными.
Язвительный пилот Павел Кутайсов, высокий здоровяк Артем Ревенко. Обладатель "горшка и бороды" – Клим Настасьин – естественно, с Большого Мурома. Четвертый пилот носил примечательную фамилию: Разуваев.
Муромское происхождение Клима выяснилось почти моментально, хоть он и не говорил, дескать, "я оттуда-то". Когда Иванов закончил нас пугать и вводить в курс дела, мы всем скопом пошли принимать матчасть, и бородач предложил развлечься анекдотом.
– Исповедуют друг друга два архимандрита в монастырском алтаре. Один другому и говорит: "Грешен, брате! Зол я и нетерпим. Вот и вчера на отце келаре сорвался." "Псалтирь читаешь?" "Читаю." "И как?" – спрашивает второй, разумея, внимательно ли читает. Первый же ему: "Оч-ч-чень остроумно!"
Сантуш потом долго не мог понять, что же тут смешного. Я тоже.
Такой историей мог угостить или муромчанин, или семинарист. Семинаристов на флот не призывают, так что выбор невелик. Ретроэволюция искривила муромчанам мозги в сторону древнеславянскую в весьма странном, лубочном варианте – отсюда и речь, и манеры, и другие колоритные странности.
Знакомиться с матчастью нам выпало на собственном взлетном поле сектора.
Лично для меня знакомство оказалось неожиданным и легким. Неожиданным, потому что для обеспечения работы ЭОН на Грозный пригнали авианосец "Дзуйхо" – старое учебное корыто, на котором я начинал еще в Академии. Легким – по той же причине. Сколько кадетского пота во время оно было пролито на его заслуженную палубу!
В общем, здравствуй, "Дзуйхо"! Не виделись меньше года, а ощущения как от призрака из прошлой жизни!
Жизнь, потому что, очень насыщенная.
Мы уходили на первое задание. ЭОН по плану начинала экстренную боевую учебу. Я знаю, что означает этот корректный эвфемизм. Он обещает жуткую пахоту по двадцать пять часов ежедневно. Эскадрилья наша, конечно, в кавычках – всего шесть пилотов. Зная товарищей начальников, уверен, что народ они подобрали сплошь бывалый и опытный. Но все же, кроме нас с Комачо – никто друг друга в глаза не видел, что уж говорить о совместной боевой работе! Эскадрилью нужно было срочно слётывать, так как нам гарантировали массированное веселье в самом скором времени.
Каким конкретно способом и где именно будем развлекаться, нам не объяснили. В конце инструктажа, когда товарищ Иванов разрешил задавать вопросы в "любом количестве, но не больше трех", данный интерес он мастерски игнорировал.
– Локализация и специфика летных заданий в настоящий момент находится на этапе доуточнения. Еще будут вопросы? Если нет, прошу незамедлительно проследовать на летное поле сектора и заняться получением матчасти. Вас ждет легкий авианосец "Дзуйхо", временно переданный в мое... наше распоряжение.
Наш старенький самурай стоял на бетонке – не нашлось ему места в подземных капонирах. Начавшийся снегопад (в районе Новогеоргиевска зимой бывает мокрый снег, хотя вот и джунгли, вроде бы, совсем под боком: чего хотеть от планеты с названием Грозный!) выбелил его чело, так что на вид корабль стал седым и совсем дряхлым.
Когда мы – семеро смелых – шестерка пилотов во главе с капитаном Александрой, шли сквозь размеренную космодромную суету, пелена снегопада в стороне от "Дзуйхо" пришла в движение. К небу устремились могучие шлюзовые створки, и предвечерний сумрак загустел черной тенью.
Она вздымалась все выше, рождая тектоническую вибрацию. Наконец, наружу выплеснулось пламя и могучий рев, которые подняли тень выше, еще выше и еще. И вот над головами поплыло, потянулось бесконечное бронированное брюхо, выкрасившее вечерний снег светом дюз и габаритных огней.
"Дзуйхо" совершенно потерялся на фоне собрата по небесной тверди, а мы дружно ухватились за головные уборы, которые рвал ураганный стартовый ветер.
