Орсон Кард - Тень Великана. Бегство теней (сборник)

– Петра, ты же знаешь, что я не верю в ад.

– Но если ты будешь знать, что я молюсь о подобном, – это станет для тебя адом.

– Петра, я не стану ничего делать без твоего согласия.

– Тогда я полечу с тобой, – сказала она, – поскольку ни с чем иным никогда не соглашусь. Так что – решено. И никаких дискуссий. Собственно, нет никаких разумных причин, по которым я не могу полететь с тобой, если мне этого хочется. Отличная идея. А вырасти на звездолете всяко лучше, чем сиротой на улицах Роттердама.

– Неудивительно, что тебя назвали в честь камня, – заметил Боб.

– Я тверда и непробиваема. Я не просто камень, я алмаз.

Веки ее отяжелели.

– Тебе нужно поспать, Петра.

– Только если ты будешь рядом.

Он взял ее за руку, и она крепко сжала его пальцы.

– Я заставила тебя подарить мне ребенка, – сказала Петра. – И ни минуты не думай, будто сейчас не смогу настоять на своем.

– Я уже обещал тебе, Петра, – напомнил Боб, – что бы мы ни делали – все только потому, что ты считала это правильным.

– Только подумать, что ты хотел меня бросить. Отправиться в… никуда. Как будто нет ничего лучше, чем быть со мной…

– Все хорошо, милая, – сказал Боб, гладя ее по плечу другой рукой. – Нет ничего лучше, чем быть с тобой.

Священник окрестил ребенка прямо в отделении интенсивной терапии для новорожденных. Естественно, ему уже не в первый раз доводилось крестить слабых младенцев, прежде чем они умрут. Похоже, он облегченно вздохнул, узнав, что ребенок крепкий, здоровый и, скорее всего, выживет, несмотря на крошечные размеры.

– Крестится Эндрю Арканян Дельфики, во имя Отца, Сына и Святого Духа…

Возле инкубатора собралась приличная толпа – родственники Боба и Петры, естественно, Антон, Феррейра и Питер, родители Виггинов, Сурьявонг и те из маленькой армии Боба, кто не был в данный момент на службе. Тележку с инкубатором пришлось выкатить в зал ожидания, чтобы там смогли поместиться все.

– Вы ведь собираетесь звать его Эндером? – спросил Питер.

– Пока он не потребует, чтобы мы прекратили, – ответила Петра.

– Какое счастье, – заметила Тереза Виггин. – Теперь тебе не придется называть своего ребенка именем брата, Питер.

Питер пропустил ее слова мимо ушей, дав тем самым понять, что они всерьез его укололи.

– Ребенка назвали в честь святого Андрея, – сказала мать Петры. – Детей именуют в честь святых, а не солдат.

– Конечно, мама, – кивнула Петра. – Их обоих назвали в честь святого Андрея – и Эндера, и нашего малыша.

Антон и его команда выяснили, что у ребенка действительно наличествует синдром Боба. Ключ повернулся. А сравнение двух наборов генов подтвердило, что генетическая модификация Боба полностью передалась потомку.

– Однако нет никаких причин предполагать, что модификация будет у всех детей, – сообщил он Бобу, Петре и Питеру. – Тем не менее высока вероятность, что данный признак является доминантным. Так что любой ребенок, который им обладает, должен развиваться быстрее обычного.

– Преждевременные роды, – сказал Боб.

– Статистически можно допустить, что признак проявится у половины из восьми детей. Закон Менделя. Со всей точностью утверждать нельзя, поскольку имеет место фактор случайности. Так что таких может оказаться всего трое. Или пятеро. Или больше. Но вероятнее всего…

– Мы знаем, как работает вероятность, профессор, – заметил Феррейра.

– Я лишь хотел подчеркнуть неопределенность.

– Можете мне поверить, – сказал Феррейра, – неопределенность – моя жизнь. На данный момент мы нашли то ли два десятка, то ли около сотни групп женщин, которые родили в пределах двух недель от даты родов Петры и которые сменили место жительства в то же время, что и остальные из их группы, с того дня, как арестовали Волеску.

– Как вы можете даже не знать, сколько у вас групп? – удивился Боб.

– Критерии отбора, – подсказала Петра.

– Если мы поделим их на группы уехавших с разницей во времени в пределах шести часов, получим большее количество. Если брать разницу во времени в два дня, количество будет меньше. К тому же мы можем сдвигать временны́е пределы – тогда будут сдвигаться и группы.

– Как насчет преждевременных родов?

– Для этого нужно предполагать, что врачи знают о недоношенности детей, – сказал Феррейра. – Мы ищем детей, родившихся с низким весом, исключив всех, чей вес выше нижней границы нормы. Большинство из них будут недоношенными, но не все.

– И все зависит от того, – заметила Петра, – развивались ли дети с одной и той же скоростью.

– Больше нам не за что зацепиться, – сказал Питер. – Если окажется, что ключ Антона не у всех вызывает роды примерно в одно и то же время… что ж, вряд ли это более серьезная проблема, чем тот факт, что нам неизвестно, когда были имплантированы другие эмбрионы.

– Некоторые эмбрионы могли имплантировать намного позже, – кивнул Феррейра. – Так что будем и дальше добавлять в базу данных женщин, родивших детей с низким весом и переехавших примерно в то же самое время, когда арестовали Волеску. Надеюсь, вы понимаете, сколько тут неизвестных переменных? У скольких эмбрионов есть ключ Антона? Когда их имплантировали, если имплантировали все из них? И была ли вообще у Волеску «аварийная кнопка»?

– Я думал, вы говорили, что была.

– Была, – сказал Феррейра. – Мы просто не знаем, к чему она относилась. Может, это был сигнал выпустить вирус. Или сигнал матерям уехать. Или и то и другое. А может, что-то еще.

– Мы слишком многого не знаем, – заметил Боб. – Удивительно, как мало нам удалось добыть из компьютера Волеску.

– Он весьма осторожен. Прекрасно понимал, что когда-нибудь его поймают и захватят его компьютер. Мы узнали больше, чем он мог представить, но меньше, чем надеялись.

– Продолжайте искать, – сказала Петра. – А пока что ненасытный насос в облике младенца ждет, когда я подсоединю его к одной из нежнейших частей моего тела. Пообещайте, что у него не появятся раньше времени зубы.

– Не уверен, – отозвался Боб. – Не помню, чтобы у меня не было зубов.

– Спасибо, утешил, – вздохнула Петра.

Боб, как обычно, проснулся ночью, чтобы взять маленького Эндера и дать его Петре покормить. Несмотря на маленькие размеры, младенец обладал могучими легкими и отнюдь не слабым голосом. А когда малыш начал сосать, Боб, как всегда, подождал, пока Петра перевернется на другой бок, чтобы приложить ребенка ко второй груди, а потом заснул.

Внезапно он проснулся снова, чего с ним раньше не случалось. Петра все еще кормила младенца, но по щекам ее текли слезы.

– Что случилось, милая? – спросил Боб, дотрагиваясь до ее плеча.

– Ничего, – ответила она, уже не плача.

– Не пытайся меня обмануть. Ты плакала.

– От счастья.

– Ты думала о том, сколько лет будет малышу Эндеру, когда он умрет.

– Глупо, – возразила Петра. – Мы же улетим на звездолете, пока не найдут лекарство. Он до ста лет доживет.

– Петра… – сказал Боб.

– Что? Я не вру!

– Ты плакала, потому что мысленно уже представила смерть своего ребенка.

Петра села, прижав заснувшее дитя к плечу.

– Боб, похоже, тебе никак не сообразить. Я плакала, потому что представила тебя малышом, у которого не было отца, взявшего бы тебя на руки, когда ты плакал по ночам, и матери, которая кормила тебя собственной грудью. И ты не знал, что такое любовь.

– Но когда я наконец узнал, что такое любовь, я получил ее больше, чем мог надеяться любой мужчина.

– Ты чертовски прав, – сказала Петра. – И не забывай об этом.

Встав, она уложила ребенка обратно в кроватку. На этот раз уже у Боба к глазам подступили слезы – не оттого, что он жалел себя маленького, но оттого, что вспомнил сестру Карлотту, которая стала ему матерью и которую он потерял задолго до того, как узнал, что такое любовь, и смог ответить ей тем же. И еще он оплакивал Проныру, свою подругу, которая взяла его к себе, когда он умирал от истощения в Роттердаме.

«Петра, неужели ты не знаешь, как коротка жизнь, даже если у тебя нет никаких болезней вроде ключа Антона? Слишком многие преждевременно легли в могилу, а некоторых я похоронил сам. Не оплакивай меня. Оплакивай моих братьев, от которых избавился Волеску, уничтожая свидетельства своих преступлений. Оплакивай всех детей, которых никто не любил».

Боб отвернулся, чтобы Петра не видела его слез, когда вернется в постель. Она крепко прижалась к нему и обняла – он так и не понял, заметила ли она что-нибудь.

Как он мог сказать этой женщине, которая всегда была столь добра к нему и любила его больше всех на свете, что он ей солгал? Он не верил, что для ключа Антона когда-нибудь найдется лекарство.

Боб рассчитывал, что поднимется на борт корабля вместе с детьми, страдающими той же болезнью, и отправится к звездам. Он проживет достаточно долго, чтобы научить их управлять кораблем. Они будут исследовать космос и посылать на Землю отчеты с помощью ансибля; нанесут на карту обитаемые планеты, находящиеся дальше, чем готов был отправиться кто-либо из других людей. За пятнадцать или двадцать субъективных лет они проживут больше тысячи лет реального времени, и собранные ими данные станут настоящей сокровищницей. Они станут первооткрывателями сотни колоний, а может, и больше.