Алан Фостер - Панихида
— Я не уверена, правильно ли мы вас поняли,— наконец ответила женщина.— Нам ничего от вас не нужно.
— Ничего?! — выпалила ХоОдам.— Вообще никакой компенсации? — Она настолько поразилась подобному заявлению, что даже не заметила осуждающего взгляда Салуафаты.
— А на какую компенсацию мы можем претендовать? — спросила женщина, сделав один из немногих сдержанных жестов, которыми пользовались пайтары.— Привал не является нашим миром, значит, мы не можем кому-либо его передать. Мы только хотим наблюдать, как вы осваиваете и заселяете его, и радоваться за наших друзей людей. Поскольку планета находится недалеко от нашей системы, на это не потребуется специального разрешения.
Салуафата решил обсудить все до конца, чтобы в будущем не было никаких оснований для разногласий и недоразумений. Каждое слово, сказанное на переговорах, записывалось соответствующей аппаратурой. Ни Совету, ни ему самому не нужно было, чтобы годы спустя пайтары или кто-нибудь другой вернулись к этому вопросу, требуя удовлетворения каких-либо не оговоренных ранее прав или заявляя о каком-либо разрешении, которое они ранее не получили.
— По галактическим меркам система Аргуса находится намного ближе к Двум Мирам, чем к Земле или любой из земных колоний. Нашей исследовательской команде, с которой вы встретились, сказали, что ваши исследователи уже побывали на Привале до нас. С людской точки зрения данное обстоятельство дает вам преимущественные права на этот мир. И тем не менее вы желаете отказаться от своих преимущественных прав безо всяких компенсаций, так?
— Именно так,— ответил пайтар, сидевший справа.— Нам не нужен этот мир. Мы уверены, люди вполне успешно заселят его, размножатся и заполнят пустующую экологическую нишу, отведенную млекопитающим. Мы рады такому повороту дел.
— В конце концов,— сказал второй пайтар, приятно улыбнувшись,— зачем пропадать месту? Вам оно требуется, нам — нет. Берите и используйте его, с нашими дружескими пожеланиями.
— Безусловно, мы намерены периодически посещать Привал, чтобы смотреть, насколько успешно вы там развиваетесь,— женщина улыбнулась. Улыбка адресовалась персонально Салуафате и окончательно растопила лед недоверия.— Для нас нет ничего интереснее, чем наблюдать за освоением нового мира — мы сами никогда такого не делали, и, соответственно, не видели.
Министр понял, что улыбается в ответ.
— Естественно, мы всегда будем рады вас видеть на планете, которую вы столь любезно нам уступили, так же как и здесь, на Земле.
— Ну, если мы уже все обсудили…— представитель пайтаров не закончил фразы.
— Вы любите, чтобы на документах стояли подписи? — спросил другой.
Салуафата предпочел бы провести следующий час, глядя в аметистовые глаза дивной женщины, но даже если он и чувствовал себя влюбленным школьником, он таковым не являлся. С сожалением прервав гипнотический контакт, он откинулся в кресле. Специально укрепленное сиденье заскрипело, когда министр переместил свой вес.
— Да, боюсь, это традиция, которой придерживается даже современное правительство. Вот документы, если вы не возражаете,— поспешно добавил он, думая, что же делать, если они возразят.
— Мы не возражаем,— ответила женщина. Салуафата вздохнул с облегчением.— Мы считаем это забавным, но безвредным анахронизмом,— ее улыбка смогла бы растопить свинец.— Мы с радостью поставим письменный эквивалент наших имен на любой бумаге.
Официальное подписание соглашения о колонизации состоялось в конференц-зале на верхнем этаже. Радужный купол из поляризационного стекла придавал церемонии больше торжественности, чем атмосфера небольшой комнаты для переговоров, в которой двумя неделями раньше проходило обсуждение соглашения. Ураганная скорость процедуры была неожиданной для землян. Поскольку на церемонии присутствовали блистательные пайтары — и не один, а несколько,— мероприятие не страдало от недостатка внимания прессы.
Хотя некоторые из подписывающих и превосходили Салуафату по рангу, он все равно остался главной фигурой на церемонии просто в силу своего присутствия. Его царственные размеры, как всегда, были на устах у комментаторов. А когда старшие по рангу представители правительства Земли разъехались по домам и офисам, в далекие отсюда Цюрих, Вашингтон, Пекин и Дели, именно министр остался для того, чтобы завершать дипломатическую процедуру и наблюдать за инопланетянами, которые казались полностью удовлетворенными происходящим. Казалось, они радовались не меньше его самого.
Наслаждаясь обществом очаровательных пайтаров, Салуафата не был, однако, всецело поглощен эйфорией. Еще оставались дела, которые требовалось сделать, иначе инопланетяне не стали бы дальше общаться с ним. Фривольности и развлечения не входили в спектр их понятий о межрасовых отношениях. Вежливые, приятные в общении, иногда даже обворожительные, они никогда не переходили на компанейские отношения. Эту стену общительный министр и намеревался сломать. Все его сотрудники, как начальники, так и подчиненные, любили говорить, что толщину Салуафаты превосходит только его обаяние. Контраст между отточенным интеллектом министра и его мальчишеским обаянием поражал всякого, кто впервые встречался с ним. Если, конечно, термин «мальчишеский» применим к мужчине около двухсот килограммов весом.
Однако самые искренние попытки дипломата сломать скрытый барьер не вызывали у пайтаров ничего, кроме вежливых улыбок. Не показывая разочарования, министр продолжал попытки, но в то же время не забывал о делах, ради которых они здесь собрались.
Правда, заниматься делами на пляже в компании Аймира и четверых пайтаров было затруднительно. Вся трудность заключалась в присутствии женщины, возглавлявшей переговоры о правах на колонизацию Аргуса-5.
Более теплолюбивые, чем большинство землян, пайтары с удовольствием загорали под лучами тропического солнца. У них не было принято обременять себя при этом какой-либо одеждой. Хотя пляж и находился на территории дипломатического комплекса, и, соответственно, имел ограду и охрану, инопланетяне с неохотой согласились принять ограничения, обусловленные необъяснимыми причудами современной человеческой культуры. Все четверо согласились терпеть сделанные для них купальные костюмы, но только очень маленькие купальные костюмы. Несмотря на охрану и защитные экраны вокруг пляжа, полное отсутствие исключительно необходимых полосочек ткани подняло бы бурю в прессе.
В присутствии женщины, похожей на ожившую статую с глазами из драгоценных камней, сконцентрироваться на бизнесе или дипломатии оказалось очень трудно. Другие завидовали его удаче, но в действительности сейчас Салуафата более, чем где-либо, отрабатывал деньги, которые ему платили.
Сидя на складном пляжном стуле, являвшемся собственностью правительства, и глядя на зеркальную гладь лагуны, министр старался держать свои высказывания в рамках тем, представляющих взаимный интерес. Он не пытался заводить светские беседы. Как было замечено уже при первом контакте экипажем «Чагоса», пайтары не вступали в светские беседы и не любили бесцельной болтовни. Но это отнюдь не означало, что такой говорливый человек, как Салуафата, не мог незаметно включить в официальную дипломатическую беседу и обыденные темы. Видя, как Аймир кувыркается в воде с парой других сотрудников отдела обеспечения администрации, министр вытянулся в тени, которую, судя по ее форме, отбрасывала пайтарская женщина.
— Здешняя вода тепла и безопасна, но я не вижу, чтобы кто-нибудь из вас наслаждался ею.
— Мы рассматриваем океаны как источник ресурсов. Для нас нет другого повода входить в них, кроме освоения глубин или сбора урожая,— ответила она, посмотрев на него пронзительными глазами и улыбнувшись обычной для пайтаров вежливой, ни к чему не обязывающей улыбкой.
Для любого, кто, подобно Салуафате, вырос на острове посреди Тихого океана, такое высказывание звучало, как полное кощунство. По крайней мере, прозвучало бы, если бы замечание сделал человек. И министр до сих пор с трудом верил, что столь похожие на людей существа отказывают себе в удовольствии купания даже в качестве отдыха. Однако интересное наблюдение дало ему небольшой, но забавный повод для перехода к обсуждению дипломатических вопросов.
— Вы знаете, что наше правительство неоднократно обращалось с просьбой позволить нашим представителям посетить Содружество Двух Миров,— его улыбка, куда более широкая и откровенная, чем у нее, не нашла ответа.— Взаимный культурный обмен — хороший способ налаживания долговременных дружеских отношений.
— Мы не возражаем против таких обменов,— напомнила она ему, меняя позу. Ее золотистая спина, находившаяся в нескольких сантиметрах от горячего песка и практически ничем не прикрытая, заставляла его тратить много сил нато, чтобы удержать разговор в русле дипломатии.— Мы уже заключили много соглашений на тему такого рода контактов.
